– А как же тогда сбежал Африкант Силин? – задал давно подготовленный вопрос сыщик.

– Силин? Это который после каторги прибыл на поселение? Налетчик?

– Он, сукин сын.

Штабс-капитан опять мотнул головой:

– Черт его знает… Говорили, что через Карское море сдернул.

– А это возможно?

– Теоретически – да. Там ниже Монастырского есть станки Индигирка и Диксон. В них заплывают иногда норвежские пароходы. Они могут взять на борт беглого. Теоретически.

– А достоверные такие случаи вам известны? – продолжал расспросы коллежский советник.

– Говорят, что того… было раз-другой. А правду кто скажет? Такие вещи держат в секрете. Однако…

Офицер запнулся. Лыков ждал: у него возникло ощущение, что собеседник сейчас сообщит что-то важное.

– Мы между собой обсуждаем иногда. Ну, стражники. И такое есть мнение, что кто-то им помогает.

– Им – это беглым? – уточнил питерец.

– Да. Смыться из Туруханского края нельзя, я вам уже говорил. Край огромный, по площади как четыре Германии. А живет в нем всего десять тысяч человек. Отошел в сторону от тропы – и пропал. А на тропе – кордон, тоже пропал. Но ссыльные все равно бегут. И не всех мы потом находим живыми или мертвыми.

– Кто же им помогает? Тунгусы? Чалдоны? За деньги вполне возможно… – рассудил Лыков.

– За золото еще, – добавил штабс-капитан. – Недалеко от Назимова есть прииски, туда кого попало берут, паспорта не спрашивают. А то можно его, золотишко, самому намыть, хищническим способом. Если повезет или знать места.

– Деньги… – повторил коллежский советник. – Откуда они у ссыльного? И сколько может стоить побег из Туруханска?

Сухобрус пожал плечами:

– Сам не бегал, не знаю. Но несколько сотен придется отдать, навряд ли меньше. А откуда такая мошна у поселенца, тут все ясно. Товарищи с воли помогают.

– Допустим, я достал три-пять сотен. Дальше что?

– Дальше ищете помощника из местных. Который проведет до Монастырского, а еще лучше спустит вниз по Енисею. Например, на такой вот илимке при помощи собак.

– Но ведь ссыльные обязаны отмечаться у стражника.

– Раз в неделю он приходит, – отмахнулся штабс-капитан. – Да и то можно соврать: или рыбу ловить нанялся, или телеграфную линию починяет, а то в соседний станок двинул, в картишки перекинуться с другими ссыльными.

– Про линию не понял, – остановил попутчика Лыков.

– Видите, вон она вдоль берега тянется. И так до Диксона. Чуть не две тысячи верст. Столбы надо подправлять, менять, усиливать. Почтово-телеграфное ведомство за это платит. Ремонт телеграфа – исконное занятие ссыльнопоселенцев, чалдоны никогда за него не берутся. Им надо, пока лето, рыбы и мяса наморозить, ягод да грибов набрать. У иного запашка есть, особенно южнее, там рожь кое-как да вызревает. Вот ссыльным и поручают, других рабочих рук здесь нет.

– Хорошо, – согласился Алексей Николаевич, – я достал деньги и нашел помощника. Обманул стражника с урядником, которые считают, что я подправляю телеграф и скоро вернусь. Сколько они так будут думать?

– До осени могут.

– Дальше что?

– Дальше верный чалдон везет вас вверх по Енисею. Докуда получится.

– Я попадаю на ваш кордон в этом, как его?

– В Ворогове, – подсказал штабс-капитан.

– Как же я там проскочу через стражников?

– Нет ничего невозможного. Старшим в карауле стоит унтер-офицер. Их у меня в отряде четверо. Вроде бы порядочные, службу знают. Но ведь в душу не заглянешь. Дадут ему полсотни, это его жалованье за полгода. Как он устоит? А если больше сунут? То-то…

Лыков не унимался:

– Проскочил я Ворогово. Сколько мне идти дальше?

– До Енисейска пятьсот верст, но беглому туда не надо, там его поймают. Беглому нужно в большой город, где можно затеряться и где железная дорога.

– То есть в Красноярск, – констатировал сыщик. – А до него тысяча?

– От Ворогова? Да.

– И как прячущийся от всех человек преодолеет эту тысячу верст? На берегу пусто, каждая душа на виду. А он ясно, что нездешний.

Сухобрус думал недолго:

– Ссыльнопоселенец имеет право на отлучку с разрешения начальства. Для приискания заработка, например. Или в город к доктору. Сооруди документ и маши им, где надо. Подпись туруханского царя Булевского подделать нетрудно.

– Это приставу так фамилия?

– Да.

Лыков стал загибать пальцы:

– Деньги – раз. Помощники из местных – два. Фальшивые документы – три. Что еще нужно, чтобы успешно сбежать отсюда?

– Тайные квартиры в больших городах.

– Пристанодержатели – четыре. Все?

– Нет, не все, – ответил штабс-капитан. – Рано или поздно станет известно о побеге. По телеграфу сообщат фамилию и приметы. И тогда отчаянному человеку нужно будет где-то отсидеться. Сменить наружность, обзавестись новыми документами, купить билеты на поезд. То есть не день-два прокантоваться в притоне у воров, а месяц или больше. Чуете?

Лыков понял, что нащупал важную нить:

– Меблирашки, где не спрашивают прописку? Таких нет. Рано или поздно околоточный все равно придет. Или вы, Иван Остапович, имеете в виду нечто другое?

– Другое, Алексей Николаевич. Давно об этом слухи ходят, по крайней мере у нас здесь. У вас в Петербурге – не знаю.

– О чем слухи?

– Будто есть где-то в Восточной Сибири санатория для беглых. Так мы ее промеж себя называем.

– Где-то в Восточной Сибири… – задумчиво произнес Алексей Николаевич. – Но не здесь, на Енисее?

– Здесь нельзя, мы, стражники, сразу увидим. Надо поближе к железке, но не в полосе отчуждения, а на некотором удалении. Чтобы людей вокруг было мало. Но при этом имелись лавки, амбулатория, баня, свежий хлеб, продажные девки, галантерейный магазин с готовым платьем. Ничего этого здесь нет, а есть вокруг больших сибирских городов: Тобольска, Красноярска и Иркутска. Лично я думаю, что… что санатория, если она действительно существует, спрятана под Иркутском.

Коллежский советник насторожился:

– Почему именно там? Были сигналы?

– Не то чтобы сигналы, но слухи ходят давно, – признался Сухобрус. – В прошлом году из Туруханского края сбежали семнадцать человек, десять политических и семеро уголовных. Беру лишь тех, кого не поймали и мертвого в тайге не нашли. Куда они делись? Как сумели просочиться? Не на воздушном же шаре улетели. Без сильной поддержки невозможно, я объяснял почему. Значит, кто-то им помогает. И этот кто-то при власти околачивается. Провел мимо кордонов, приставов с урядниками, станционных жандармов. Но ведь опытный полицейский подозрительного человека увидит сразу. А тут не разглядел. Как так? В лапу дали, он и не разглядел.

– Но вы сказали про Иркутск…

– Да! Иркутск подходит лучше других. Там места глухие, на севере почти безлюдные. Но уже благоустроенные, баню с девками найти – не проблема. Железная дорога, опять же. Ссыльнопоселенцы бродят толпами, да на законных основаниях. Строят Амурскую колесуху [5], тянут второй путь железки [6], на золотые прииски большой набор, на ангарщину не меньше – есть где затеряться.

– Ангарщина что такое?

– Рыбный промысел на севере Байкала, возле устьев рек Верхняя Ангара и Кичера. Дикие места. С мая по ноябрь там куча народу кормится; ссыльные, бродяги, беглые каторжники – все в дело идут. Полиции не бывает, условия жизни адские, поэтому нанимается сброд, кого в другие места не возьмут.

– А вы откуда знаете про ангарщину? – удивился Лыков.

– Я там служил, в Пятом Иркутском резервном батальоне. Его во время войны с японцами в полк переверстали, а тогда был батальон. Ну и того… иркутские обычаи не забыл. Самый страшный в Сибири город, скажу я вам. А может, и во всей империи. Даже днем могут жизни лишить за полушку. В том же Красноярске не в пример спокойнее.

Коллежский советник осмыслил услышанное и сказал:

– Иркутск называют столицей беглых. Сам я был там проездом и давно, ни подтвердить, ни опровергнуть не могу. Неужели так плохо?