Вдруг дверь в кочегарку открылась, с улицы просунулась усатая голова, и раздался громкий шепот:
– Леонид Алексеевич!
Шереметевский вышел на свет.
– Здесь я. Что случилось, Барсуков?
Это был агент, оставленный при экипажах. Он зашел внутрь и доложил:
– Я телегу с пролеткой к городовым отогнал, за бани. Ниоткуда не видать.
– И что?
– А сам, значит, к вам пришел. Для подкрепления.
– Молодец. В заводе что?
– Народ работает. Все тихо.
Тут подошел Алексей.
– Барсуков, ты, когда шел, сторожа в воротах видел?
– Никак нет. И свет в будке загашен.
Лыков матюгнулся и выбежал на улицу. У ворот что-то происходило. Двое стояли и держали в руках длинный, прогибающийся в середине сверток. Увидев Лыкова, они уронили его на землю. Сыщик бросился на них, но услышал знакомый щелчок. Он резко присел. Грохнул выстрел, и в стену котельной за его спиной словно швырнули горсть железного гороха. Что-то больно ударило Алексея по голове и упало к ногам. Он схватил рукой – горячо!
Сзади агенты распахнули дверь и полезли было наружу. Лыков крикнул через плечо:
– Берегись!
Сыскные закрылись изнутри, и вовремя: жахнуло прямо в дверь. Стреляли крупной дробью и очень кучно.
Люди, стоявшие у ворот, бросились прочь. Лыков устремился за ними, но в спешке споткнулся о сверток и растянулся во весь рост. Вскочил, выбежал на набережную. Где они? Справа раздавались свистки городовых, а слева – удаляющийся топот. Сыщик хотел поднажать, но в ногу словно вбили гвоздь… Вывих! Только этого не хватало. Он ковылял и слышал, что топот делается все тише. Вдруг он совсем прекратился, и раздался плеск весла. Садятся в лодку! Алексей вытянул руку с «веблеем». В сумерках едва угадывались две фигуры. Медлить нельзя! Сыщик разрядил весь барабан, стараясь брать прицел пониже. Человек охнул. Началась непонятная возня, потом басовитый голос пробормотал:
– Ты чё?
Через секунду кто-то всхлипнул, и снова плеснуло, будто мешок бросили в воду. Алексей захромал вперед. Он уже понял, что упустил противника.
Сыщику повезло: труп не успело отнести волной. Он зашел в Екатерингофку по пояс, разглядел тело, ухватил и вытащил на сушу. Тут подбежали агенты, посветили «летучей мышью». Дюжий парень в кожаной куртке. Готов… Одна дыра сзади в ляжке – лыковская пуля, а вторая от ножа – прямо в сердце. Быстро соображает господин Снулый! За секунду принял решение и обрубил все концы.
– Что там лежит в воротах? Покойник?
– Так точно, – доложил Барсуков. – В кошму замотали.
В ночи слышались энергичные шлепки по воде – лодка быстро уходила на Чекуши.
Когда Алексей вернулся на завод, там уже царила суматоха. Агенты ходили по двору с фонарями, рассаживали арестованных в пролетки, а на телегу грузили мертвые тела. Шереметевский велел добавить к истопникам сторожа. Было очевидно, что он предупредил убийц о засаде. Лыков развернул кошму и рассмотрел жертву, которую хотели кремировать. Заурядное бритое лицо, возраст – около тридцати. Одет в дешевое исподнее, без верхнего платья. На правой руке обнаружилась особая примета – изуродованный ноготь большого пальца.
Алексей сказал Шереметевскому:
– Больно шустер этот новый атаман. Одну ниточку он оборвал, осталась еще одна. Поторопись-ка с поисками Питенбрюха. Лети в Яковлевку, тащи Ваську сразу на допрос. Я бы с тобой поехал, да нога не ходит, к доктору мне надо.
Подошел старший агент Сизов.
– Ваше высокоблагородие, я тут на земле собрал…
– Ну-ка? – порылся у него в горсти Лыков. – Картечь, и крупная. Ею в нас и стреляли. Хорошо, все целы!
Ближайшие несколько человек сняли фуражки и перекрестились.
– А это что?
Алексей взял у старшего агента короткую латунную трубку, пахнущую порохом. К одному ее концу шелковыми нитками была привязана какая-то тряпка.
– Ух ты! Это, Сизов, называется парашют. В трубку кладется картечь, а тряпка позади – обычный пыж.
– Про пыжи я слыхал, ваше высокоблагородие, но зачем они его к трубке привязали?
– При выстреле трубка вылетает из ствола и падает в нескольких саженях впереди. Вот, значит, чем меня в голову стукнуло! Но продолжу. Пыж на нитках летит следом и поддерживает гильзу в устойчивом положении. Это существенно повышает кучность боя.
Сизов непонимающе хлопал глазами:
– И что?
– А то! Стрелок не просто хотел в нас с тобой попасть. Он хотел убить наповал. Я желаю познакомиться с этим дарованием!
Агенты вокруг переглянулись и быстро разошлись.
Поспать в эту ночь Лыкову так и не удалось. На Офицерскую они вернулись в половине третьего. Надворного советника сразу повели к частному врачу [11], который наложил ему на лодыжку повязку. В сыскную полицию Алексей поднялся уже с палкой и до семи утра допрашивал арестованных. Незадачливых истопников быстро отправили в предварительную тюрьму. По Уложению им следовало наказание двумя степенями ниже, чем главному виновному. За умышленное убийство Снулому полагалось пятнадцать лет каторги. Значит, пехотный запасной и его товарищ уплывут на Сахалин на восемь лет. За то, что хотели заработать десятку на двоих… Дураков было жалко. Лыков отвел пехотного запасного в сторону и сказал ему на ухо:
– На следствии откажитесь от своих слов. Мол, наболтали с перепугу, сами не помним чего…
– Это как? – не понял кочегар.
– А вот так! Вы же ничего преступного не сделали.
– Ну?
– С вашей стороны преступления не было, только намерение. Вот и откажитесь. Знать ничего не знаем, топили печку, а тут сыскные налетели и смутили нас.
– Но мы же в самом деле собирались!
– Ты что, в каторгу хочешь?
– Да ну! – опешил мужик. – Ваше высокоблагородие! Нешто вправду за такое каторгу дадут? Мы ведь тово… по пятерке на брата… И каторга?
– О чем я тебе, пентюху, и толкую! Откажитесь. Вам назначат адвоката, с ним еще посоветуйтесь. Понял теперь, олух царя небесного?
– Так точно! Спасибо, ваше высокоблагородие… Пойду, товарища научу.
Сторож оказался крепким орешком. Был под судом, но оставлен в подозрении; в молодости отсидел год в арестном доме за драку. Видимо, на заводе творилось немало темных дел, и на воротах у Кобозева стоял доверенный человек. От показаний сторож отказался наотрез, да еще грозил сыщикам судом. Принял-де их за фартовых, а те не представились и грубо с ним обошлись! Можно было не сомневаться, что хозяйские адвокаты парня быстро выручат.
В Яковлевке агенты никого не нашли. Огромный доходный дом с сотнями квартир выходил сразу на три улицы. Полуподвал населяла темная публика, тяготеющая к притонам Сенной площади. Ваську Питенбрюха в сыскной знали хорошо. Он был известный блатер-каин, но с поличным взять его не удавалось. Васька держал легальную кассу ссуд, а по закону ломбард нельзя привлечь за скупку краденого. Теперь ловкий барыга исчез и даже успел забрать из кассы все ценные заклады. Телефоном, что ли, они общаются со Снулым? Как он сумел так быстро узнать про опасность и сбежать?
Внизу, в морге Казанской части, лежали два трупа. Ни один из них не удалось идентифицировать с ходу. Жмуриков обмерили и теперь проверяли по картотеке антропометрического бюро. Бертильонаж – вещь трудоемкая; может быть, к вечеру что-то выяснят…
Вощинин поблагодарил Лыкова за помощь и даже проводил до приемной. Алексей заехал домой, успокоил жену и сменил брюки – те при падении порвались на самых неприличных местах. В восемь утра с тростью Благово он зашел в кабинет директора департамента.
– Что у вас с ногой? – сразу вскинулся Дурново.
– Споткнулся в темноте… об покойника. Вывих.
– Как все прошло? Судя по вашей ноге, не совсем безоблачно?
– Да. Нас обстреляли картечью. А когда я ранил одного в ногу, его тут же добили свои. И уплыли на лодке.