«Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» исследует проблему человека на исходе двадцатого века и его дилемму, ставя в центр повествования «нового человека», проживающего в английском провинциальном городке.

Освещение проблемы – в широком смысле лоуренсианское, с мазками свойственной Достоевскому мрачности и оттенками хардиевского лирицизма.

Предрекаю, что настанет день и роман будет обязательным для сдачи экзамена на получение общего аттестата о среднем образовании.

Из кухни меня изгнало прибытие Кавендиша, этой морщинистой пепельницы на ножках, приглашенной на воскресный обед. В квартире он не провел и двух минут, а уже откупоривал бутылку и сам доставал из буфета бокалы. Затем уселся на только что покинутую мной табуретку и понес абсолютную чепуху о войне в Персидском заливе, предсказывая, что она закончится за пару месяцев. Я же предсказываю, что она станет для Америки вторым Вьетнамом.

В кухню в шелковой пижаме вошел Джулиан с журналом «Хелло!».

– Джулиан, – произнесла Пандора, – познакомься с моим любовником, Джеком Кавендишем. – Потом повернулась к Кавендишу: – Джек, это Джулиан Твайселтон Пятый, мой муж. – Супруг Пандоры и любовник Пандоры обменялись рукопожатием.

Я в отвращении отвернулся. Я либерален и цивилизован, как и любой другой, в некоторых кругах меня считают довольно передовым мыслителем – но здесь даже я содрогнулся от крайней мерзостности того, что символизировало собой это рукопожатие.

Я покинул квартиру, чтобы немного подышать свежим воздухом. Вернувшись с прогулки по Внешней кольцевой дороге два часа спустя, я обнаружил, что Кавендиш еще не ушел и рассказывает утомительные анекдоты о своем многочисленном потомстве и трех бывших женах. Я разогрел себе в микроволновке воскресный обед и удалился с ним в кладовую. Остаток вечера провел, слушая смех в соседней комнате. Проснулся в 2 часа ночи, уснуть больше не мог. Заполнил две страницы формата А4 пытками, которые придумал для Кавендиша. Действия, не свойственные человеку разумному.

1. Приковать его к стене так, чтобы он чуть-чуть не дотягивался до стакана воды.

2. Приковать к стене нагишом, а мимо пусть дефилирует стайка прекрасных девушек, жестоко высмеивая его дряблый и возбужденный пенис.

3. Заставить сидеть в одной комнате с Иваном Брейтуэйтом, пока Иван в мельчайших подробностях распинается о конституции Лейбористской партии с особенным упором на статью четыре. (Истинная пытка, сам могу засвидетельствовать.)

4. Показать видеозапись нашей с Пандорой свадьбы. Она вся блистательна в белом, я в цилиндре и фраке, мы оба в перчатках и показываем Кавендишу два средних пальца.

Да соответствует наказание преступлению.

Сегодня начал отращивать бороду.

Некоторые тритоны Ньюпорт-Пагнелла перешли через дорогу. Позвонил Питерсону в Министерство транспорта сообщить ему об этом. В их популяции, видимо, произошел раскол. Предполагаю, причина – в какой-нибудь самке тритона: cherchez la femme. [9]

Впервые за всю жизнь на мне – ни единого пятнышка, ни чирья, ни прыщика. За завтраком я указал Пандоре на то, что у меня безупречный цвет лица, но она лишь на секунду прекратила накладывать на ресницы тушь, холодно взглянула на меня и ответила:

– Тебе нужно побриться.

Перед тем как идти на работу, десять минут провел у кухонной раковины с вантузом, но тщетно. Пандора сказала:

– Придется вызывать настоящего мужчину.

Осознает ли Пандора, какое воздействие произвели на меня вышеприведенные слова, столь очевидно произнесенные походя? Она отлучила меня от моего собственного пола! Она отрезала мои несчастные, бесполезные яйца!

Браун посоветовал побриться. Я отказался. Наверное, придется обращаться за советом в Союз гражданских и общественных служащих.

Подал заявление в СГОС.

Пандора обнаружила лист формата А4 с пытками для Кавендиша. Созвонилась со своей подругой Леонорой Де Витт, психотерапевтом, и договорилась, что я приду к той на прием. Я неохотно согласился. С одной стороны, мое бессознательное и то, что оно обо мне может открыть, приводит меня в ужас. С другой – я с нетерпением жду случая целый час говорить только о себе, чтобы меня никто не перебивал, а сам я не сомневался и не повторялся.

Сегодня к нам пришел самый свежий из бывших любовников Пандоры, Роки (Малыш) Ливингстон, – требовать возвращения стереосистемы. При росте в шесть футов три дюйма и пятнадцати стоунах отполированной мускулатуры Роки – «настоящий» мужчина, если такие мне вообще попадались. Пандоры дома не было – знакомилась с какими-то детьми Кавендиша в отеле «Рэндольф». Поэтому я сам отдал Роки стереосистему. С тех пор как они с Пандорой разбежались, Роки открыл спортзалы в Кеттеринге, Ньюмаркете и Эшби-де-ла-Зухе. И со своей новой подружкой Карли Пик до сих пор счастлив.

– Карли – настоящая звезда, Ади, – сказал Роки. – Я эту барышню сильно уважаю, понимаешь. – Я рассказал ему о профессоре Кавендише. Роки чуть не стошнило: – Эта Пандора – потребитель. Только потому, что она умная, она думает, что она... – Он помыкался в поисках нужного слова и закончил: – Умная.

Перед уходом Роки прочистил раковину. Я был ему очень признателен. Мне уже надоело мыть кастрюли в умывальнике. Ни одна кастрюля под кран не помещается.

Я подошел к окну и посмотрел, как Роки уезжает. Карли Пик обхватила его шею обеими руками.

Ультиматум войны в Персидском заливе истекает 15-го в полночь. Что делать, если меня призовут сражаться за родину? Покрою ли я себя славой или обмочусь от страха при первых же раскатах вражеской канонады?

Поехал в «Сейнсбери» и запасся бобовыми консервами, свечами, галетами, хозяйственными спичками, батарейками для фонарика, парацетамолом, мультивитаминами, ржаным печеньем и консервированной солониной, сложил все в буфет у себя в кладовке. Докатись война досюда, я окажусь к ней хорошо подготовлен. Остальному населению квартиры просто придется положиться на случай. Предсказываю панические закупки в масштабах, никогда прежде не виданных в этой стране. В проходах супермаркетов будут вспыхивать побоища.

Прием у Леоноры Де Витт назначен на пятницу, 25-го этого месяца, в 18 часов.

Полночь. Мы вступили в войну с Ираком. Я позвонил маме в Лестер и распорядился никуда не выпускать пса. Ему уже двенадцать лет, и он плохо реагирует на неожиданный шум. Мама рассмеялась и спросила:

– Ты совсем спятил?

– Вероятно, – ответил я и повесил трубку.

Купил шестнадцать бутылок «Горного родника» на тот случай, если бомбардировки иракских военно-воздушных сил разрушат водопровод. Это стоило мне четырех походов в магазин «Шпар» на углу, но я чувствую себя в большей безопасности, зная, что не умру от жажды, когда наступит этот блицкриг.

Браун не упоминает о моей бороде вот уже несколько дней. Его заботит, какое воздействие окажет операция «Буря в пустыне» на местные флору и фауну. Я так и сказал ему боюсь, иракские флора и фауна примут сторону противника. Меня же больше беспокоит моя собака – дома в Лестере.

– Ты, как всегда, ограничен узкоместными интересами, Моул, – ответил Браун, скривив, по обыкновению, губы. Меня это весьма задело. Браун не читает ничего, кроме журналов о дикой природе, в то время как я прочел большинство Великих русских и в данный момент готов приняться за «Войну и мир». Едва ли это называется узкоместным, Браун!