Видимо, в глазах командира что-то отразилось, потому что Эрлих процедил сквозь зубы: «Замечательно…», и повернулся к строю.
— Это ваши пилоты. Первый, второй, третий и четвертый, — поспешно проговорил командир.
— А хороши!
От улыбки, сопроводившей оценивающий взгляд принца, у Вильхельма едва не пропало серьезное выражение лица. Эрлих улыбался так, что хотелось улыбнуться в ответ. Только вот незадача: на службе не положено.
Умом понималось — жесты и мимика светоча заучены, в одобрительном: «Вижу, что красавцы, и верю, что молодцы!», нет ни слова правды. Просто принц-спецназовец, рубаха-парень выплеснул недовольство на командира Корпуса, а навязанных ему сторожевых собак одарил мимолетной лаской. Чтоб служили на совесть, раз уж без них из дому не выйдешь.
Понималось. Но не отменяло желания ответно улыбнуться.
Остаток дня слился в бесконечное мельтешение Врат и летных коридоров. Хельм откатал основные маршруты светоча, заучил выборку из расписания грузовых караванов, чтобы избегать «пробок», сдал внеочередной зачет на стрельбище — в оснащение флаера входили четыре ракеты «воздух-воздух» — и дополз до свой комнаты, мечтая заключить в объятия подушку. Но, умывшись, и сжевав бутерброд, все же не удержался и заглянул в блог Эрлиха.
В вечерней записи наконец-таки промелькнул намек на истинное положение дел. Такой тонкий намек, что уловить его могли только посвященные.
«Поскольку я вам принц, а не абы кто, начну вести себя соответственно. С завтрашнего дня сокращаю личные расходы на горючку и штрафы от дорожной полиции — будут меня катать за государственный счет, а еще выделят пацанов, чтоб носили за мной ноутбук и сумки из магазина.
А на сэкономленные деньги куплю аквариум. И пусть только кто-то попробует меня заставить в нем спать!»
В комментариях наблюдалась веселая возня — Юрген подвешивал разнообразные смайлики от дохлых мышей до синеватого алкоголика, судорожно выворачивающего карманы, а светоч требовал, чтобы к нему обращались на «вы», и непременно шепотом.
Вильхельм посмотрел на пустое поле для комментария, выключил ноутбук и отправился спать — его делом было опустить флаер на посадочную площадку «Дикой дивизии» завтра, в семь тридцать утра. А не вклиниваться в переписку двух любовников, возможно, валявшихся на одной кровати. И без него желающих полно.
Первая и последующие смены вернули Вильхельму привычный, невозмутимо-отстраненный взгляд на жизнь. Разумеется, работа не способствовала сближению с Эрлихом — лелей, не лелей тайные помыслы, а как их воплотить?
Кроме пилота, которому не положено оборачиваться, глазеть на заднее сиденье и болтать с пассажиром, в флаер садился один охранник. А следом летел второй флаер — пилот, охранник и водитель.
Нарушать инструкцию и заговаривать со своим кумиром? Ради чего? Разозленный командир — поговаривали, что недовольство светоч продемонстрировал неоднократно — следил за подчиненными, словно ястреб за стайкой цыплят, карая за малейшие огрехи.
Рисковать можно было бы только в крайнем случае — к примеру, подать прошение, если чья-то жизнь и смерть на весах. Или не чья-то, а собственная — это вероятнее. А просто так… В данной ситуации некстати оброненное слово повлечет за собой вылет со службы. А вылет из Корпуса Императорских телохранителей — несмываемое пятно на репутации и крах карьеры.
Отказываться от обеспеченной старости Хельму не хотелось. Служить в Корпусе ему оставалось три года — как раз до выплаты долга за обучение. В тридцать, максимум, в тридцать два, его должны были перевести на другое место службы — из-за установленного возрастного ценза. Он знал, что его не обидят, и пристроят куда-нибудь в штаб, где он будет летать, получая хороший оклад. Уже сейчас он мог купить — пусть и в кредит — дом, или личный флаер. Зарплата позволяла. А потом, освободившись от «долгового контракта» — и то, и другое.
А если в сорок пять окажется скучно быть пенсионером, его любая корпорация на работу возьмет. На отставных пилотов Корпуса спрос есть, предложения можно перебирать.
Отработав несколько смен, в одну из которых пилот и флаер не понадобились светочу вообще — его весь день возили на автомобиле — Вильхельм обнаружил странный факт. Эрлих словно раздвоился — специально для него. Был молчаливый, вежливый пассажир, усаживающийся на заднее сиденье, открывающий ноутбук и углубляющийся в чтение документов. И был озорной, «не лезущий за словом в карман» парень из интернета, блог которого Хельм продолжал читать ежедневно.
Маршруты и некоторые намерения блогера и охраняемого лица совпадали. И Вильхельм старательно выискивал схожесть и разницу, пытался совместить образы, пока не понял — до настоящего Эрлиха таким путем не добраться. Никогда.
«У кого как, а у меня выходные пропащие. Валю на историческую родину. Чешусь заранее — мама наверняка обкормит меня фруктами. Интересно, изобретут когда-нибудь нормальный эликсир от аллергии? А то от зеленого я торможу, как лошадь на скоростной трассе».
Заранее почесывающегося светоча к главным Вратам на Кеннор отвез третий пилот. Хельм сходил к начальству, выяснил, что порядок смен при отсутствии охраняемого лица на планете менять не станут, и повеселел. Выходило, что забирать объект от Врат выпадет именно ему — если, конечно Эрлих не засидится в гостях у мамы.
«Интересно глянуть, будет чесаться или нет?»
В ожидании смены Вильхельм сходил на тренировку по вольной борьбе, в служебный бордель, и даже откатал внеочередной тренинг на полигоне — от нечего делать исключительно.
Возвращение светоча затмило любые домыслы «на тему». Во-первых, тот явился к флаеру в одиночестве, каким-то удивительным образом разминувшись с ожидавшей его у Врат охраной. Во-вторых, принес огромную плетеную корзину фруктов, половины из которых Хельм раньше и не видел — он в основном питался дарами колоний, не включая в рацион умопомрачительно дорогие кеннорийские продукты. В-третьих, Эрлих действительно чесался. И щеголял в веселенькой желтой футболке с мультяшной мышкой на животе. Мышка сидела в ванне, заполненной пеной, и салютовала прохожим бокалом шампанского.
Ошалевший от обилия впечатлений Вильхельм связался с охраной, велел им немедленно возвращаться к флаеру и, повинуясь настойчивому требованию светоча, снял шлем и съел большой сочный персик. Примчавшиеся взмыленные телохранители выслушали уклончивые объяснения объекта: «Ну, там слева есть маленькая дверка, а я из нее пошел прямо на эскалатор, думал — вы меня внизу ждете…», и тоже были облагодетельствованы фруктами — Эрлих даже не забыл передать персик пилоту второго флаера.
Несмотря на кормежку дорогими плодами, охранники выглядели расстроенными. Светоч, впихнувший Хельму второй персик — «пригодится, потом съешь» — осмотрел их вытянувшиеся лица и заявил:
— Да пустяки это! Все равно последний раз такой толпой летим. Обстоятельства изменились, опасности нет, и я могу отказаться от охраны. И сегодня же свяжусь с вашим командиром, чтобы оформить это официально.
Услышав такие слова, Вильхельм, конечно же, расстроился. Работать с Эрлихом было легко и приятно — это тебе не бешеный Рудольф, не страдающий от тошноты при взлете и посадке Эдвард. И не толпа мужей и свояков, старавшихся продемонстрировать свою значимость и унизить обслуживающий персонал.
Расстраиваться долго, а тем более окончательно, Хельму не пришлось. Охрану не убрали — только сократили, и он, как не вызвавший нареканий офицер, по-прежнему остался в числе личных пилотов принца. И надо было не забывать, что Эрлих предпочитал флаер автомобилю!
Теперь днем светоча сопровождал один водитель-охранник. А по вечерам, особенно если принц ужинал в закрытом офицерском клубе, телохранителя отпускали прямо от дверей. Да и от обычных кабаков отпускали, чтоб не маячил.
На ночевку в «Дикую дивизию» — за все время Эрлих ни разу не наведался в Малый Императорский дворец — его отвозил только пилот. По завершению вечерней трапезы сытый светоч усаживался в флаер, приказывал: «К Юргену», и утыкался в ноутбук, не обращая внимания на мелькавшие за колпаком Врата и изменение цвета небес. Вильхельм, как и прочие пилоты, регулярно доставлял Эрлиха к любовнику. Он аккуратно опускал флаер в центр одного из трех ярко-оранжевых светящихся кругов — площадки для высокого начальства — снимал блокировку, помогал принцу выйти и выслушивал: «Спасибо, до завтра».