кочева, кочевуха — шапка

кресо — мясо

кривона — девица

кутазы — колокола

Ласта — vulva (ср. русское срамота)

ленюга — вода

липус — лапти

ловака — лошадь

лопуха — капуста, шти

лохмак — пятак

лыкша — лапша

Мазоха — солома

маруха — тройка (медная монета в три копейки, прежняя гривна)

марушник — гривенник

махлянина — баранина

махлянки, махляночки — баранки (крендельки)

мелияс — медь

микрый — малый, небольшой

микрёнок — поводырь, то же что котерь

мотырь — нож

мотулки — оборки

Накуправо — направо

нашеволето — налево

нестить — нету

Парка — изба, хата

пежнадцать — пятнадцать

пеньжа — пять

покимать — поспать

псалить — петь духовные стихи, псальмы или псалки

псалка, псалочка — духовный стих, псальма

псул — phallus

Савосто — сто

сапурать — молчать

сбрыдки — дрова

сентимир — семь

сентить — coitum habere cum femina

сентярка — монета в две копейки (семь ассигнационных)

сиворно — холодно

скила (скил) — собака

скиршатина — поросятина

скрипы — ворота

скробы — сапоги

снадить — ходить

спасня — милостыня

степак — печка

стербалка, стербалочка — ложка, ложечка

стиблыко — яблоко

стод — Бог

стодуница — восковая свеча

стрёкос — грешневая крупа

сымарь — хлеб

сыруха — земля

Трепёлый — молодой

троить — есть

трохвилка (трофилка) — копейка

трубеха — корова, бык

Уклимать — украсть

устрёха — дорога

усяпать — взять

ухливать — уходить, см. хлить

Хамир — мир, народ

хаз — дом (городской или хороший деревенский, в отличие от парки, см. это слово)

херка — рука

хезить — evacuare

хило — нехорошо, дурно

хлить — ходить

ходара — нога

Цыцерь — четыре,

цыцерный — четверной и четвертной

целимый (цалимый) — рубль, целковый

целитный — целый

Чумичка — разливательная ложка

чунаться — молиться

чунах — монах

Шамачка — табак

шихта — девка

шоле — поле

шохман — шесть

шустан — зипун

шутылка — бутылка

шшегло — слуховое окно

* * *

Из этого материала видно, что многие слова, несомненно, греческого происхождения (наприм.: Ахвес, галость, декун, кресо, трепелый, херка и проч.), если же добавить к сему выражения офенские, также греческие, то получится процент еще больший. Между приведенными словами есть несколько местных, есть выражения цыганские (котерь, сымарь или сумарь; южнорусское ракло — мазурик или жулик — тоже взято из языка цыганского). Есть немецкое — Haus (хаз), еврейское — шихта, татарское — бусать, польское — кобухвея и шведское — стод. Не говоря о словах, составленных искусственно, каковы: бездесь, накуправо, и т. п., многие из приведенных выражений брянских нищих тождественны с языком лаборей, лирников и других.

Язык нищих, офеней, etc., включительно до какого-либо тайного, условного, образовавшись под влиянием русской речи, тем самым во всем строе своем и во всех своих видоизменениях подчиняется законам языка господствующего, великорусского. Особой грамматики сего языка поэтому нет и быть не может, иначе за жаргоном или каким-нибудь языком искусственным следовало бы признать самостоятельность, на что он права не имеет. Исключение составляет язык цыганский (в польском синоним плутовского) и отлично организованный жаргон немецких мошенников: образованный из древнееврейского с примесью разных говоров немецкого, язык этот (Gaunersprache), по свидетельству B. Ave-Lallemant, совершенно обособился и имеет свои правила. Не то, говорим, с языком наших нищих, офеней, музыкой, и т. п. Возьмем на выдержку слово микрый — малый. Это чисто греческое слово русский человек освоил и сделал отсюда: микренький — маленький, микрец — малец и проч. Или: ёрой — старый, давшее еряк — старик, ерячок — старичок, ёрший — старший (даже в значении офицера), и т. дал. Склонение всех этих слов будет совершенно русское, причем числительные подчиняются или русским законам или строю языка церковнославянского. Местоимения или общие с языком русским, или же свои (у офеней). Спряжение глаголов — русское. Так, взятое с греческого кимать, будет: кимаю, кимаешь, и т. дал. Наречия, предлоги и союзы, так же как у офеней, в музыке, и проч., - русские, но междометия, как производная часть русской речи, могут быть свои.

* * *

Поставленный в особые условия к окружающему миру, калека перехожий, некогда образец благочестивого человека, с течение времени выродился в нынешнего нищего, старца, распевающего псалки. Безулепый, в заботах о своем спасении он чисто механически повторяет теперь стих о Хвёдоре Тырине, Василии Касарецком и двенадцати пятницах, дорожа при этом одною лишь трохвилкой, дабы в тот день иметь возможность купить себе микрый буклян гамыры, потроить громохи и затем покимать в парке. Память о языке заимствованном понемногу утратилась, чистый греческий язык обратился в нищенский жаргон, в конце концов и этот последний сделался теперь достоянием лишь немногих, и кажется, без большой ошибки можно сказать, что недалеко то время, когда под воздействием новых условий быта язык нищих, офеней, лирников, Шаповалов, и т. п. вымрет совершенно.

Ревниво оберегаемый в своей среде, как все тайное, заветное, язык нищих, если не ошибаемся, впервые появился на свете не так давно: несколько слов белорусских старцев помещено в Материалах для сравнительного словаря (С. Микуцкий) и затем как нечто самостоятельно целое — в Сборнике Отделения русского языка и словесности Императорской академии наук под заглавием: «Русско-нищенский словарь» (Ф. Сцепуры), с отзывом о нем академика Бычкова. Как офенский язык, с которым язык нищих имеет большое сходство, рассматриваемый нами криптоглоссон обращал на себя внимание значительно раньше (Срезневский), но особый интерес он получит только при сближении его с таковым же старцев других местностей, когда можно будет судить, сколько и что именно сохранилось в нем своего, старинного, греческого, хотя бы в искаженном виде, что прившло к нему из другой среды и т. п. Весьма важно посему проследить язык нищих в отношении топографическом, для чего потребны еще многие записи.

Любопытен взгляд на офенский, или, что то же, нищенский язык, высказанный двумя корифеями русского слова — Срезневским и Далем.

К числу очень замечательных явлений в истории русского народного языка, говорит Срезневский, принадлежит образование так называемого афинского, или офенского наречия, почти совершенно непонятного по составу своему и совершенно правильного по строю. Бесспорно, — далее продолжает академик — что в афинское наречие введены теперь и такие слова, которые, происходя от русских корней, повторяют их только в вывороченном виде… Афинское наречие есть наречие местное — костромское и владимирское, очень многие слова его в общем ходу не только в губерниях Костромской, Ярославской, Владимирской и других окрестных, но и в других северных, а некоторые известны в разных других краях… Всматриваясь внимательно в состав афинского наречия, нельзя не остановиться на таких словах, которые были в старом русском или до сих пор находятся в других славянских наречиях, или же относятся к древнейшему достоянию европейских языков.