КАТОК
УССР, Херсонская область, г. Геническ, лето 1978 года.
Москаль – пренебрежительное
или оскорбительное,
иногда ироническое
прозвище русских.
Хохол – уничижительное
или оскорбительное,
иногда шутливое
прозвище украинцев.
– Бабушка! Привет! Ты нас долго ждала?! – Крикнул мальчик бабуле, сидевшей на лавочке под кроной одного из стройных и высоких деревьев, растущих вдоль тихой и сонной аллеи.
– О! Внучек! Да спозаранку я тут сижу. Телеграмму же получила о вашем приезде! – Воскликнула в ответ его бабушка и крепко обняла мальчишку. И посмотрела пристально в ту сторону, откуда прибежал её внук. – А твои мама-то с папой где?!
– Они ещё на автовокзале с нашим багажом стоят. А автобус они ждут потому, что на такси не хотят ехать.
– А как они тебя отпустили?! Или сбежал от них?!
– Я не сбежал. Я отпросился. А папа мне карту города дал. И карандашом там мой путь отметил. Папа же мой у тебя в этом городе родился, бабушка! Он же твой сын, бабуля!
– Понятно, понятно! – Строго ответила Матрёна Никитична и повернула морщинистое лицо в сторону своей глиняной хибарки, которая стояла в проулке за продуктовым магазином. Рядом с которым стоял небольшой киоск. Отвернулась она для того, чтобы внук не увидел её смеющихся глаз. – Ладно, заглянем-ка в киоск по пути в мою мазанку. И купим тебе мороженое. И будем с ним ждать твоих маму и папу.
– Как ждать их с мороженым? Оно же растает!!!
– А мы его под абрикосами есть будем. И ждать, когда папа с мамой придут.
– Уррра! А какое мороженое в киоске есть?
– «Пломбир» там есть. А ещё «Эскимо». Пошли, внучок, посмотрим… Кстати, а старший твой братец тоже на автовокзале или вы его одного дома оставили?
– Да с мамой и папой он. Он же наш чемодан таскает. Наш с ним. Он же мой брат! Бабушка, а может, мы с тобой на автовокзал сбегаем? Там они все увидят, что я тебя встретил.
– А как мы это сделаем, внучек? Сбегаем, говоришь – Засмеялась бабушка и стала подниматься с лавочки, немного покряхтывая и держась рукой за поясницу. – Пошли уж к киоску…
– Ба-а-абушка! А можно, я сам тогда сбегаю? Я же улицы теперь знаю.
– Ну, уж не-е-ет! Пошли уж, пошли. В киоск и ко мне во дворик. В нем их всех и дождёмся.
Мальчик тихо вздохнул, взял бабулю за руку и побрел с грустным видом к киоску.
А возле киоска засветился улыбкой и удивил бабушку своим разговором с весёлой продавщицей.
– Здрастуйтэ, як у вас справы?
– Добре, дякую, хлопче!
– Я выбачаюсь, як вас зваты?
– Мэнэ зваты Клава! А тэбэ як?
– А мэнэ Костя! Дати морозыво, будь-ласка!
– Якое?
– А вы розмовляйе росийською? А то я похано по-украиньски розмовляю.
– Та ни похано ти мовишь!
– Дякую. Тада «Эскимо». Пъять тада!
Бабушкин внук взял в охапку пять порций мороженого. А бабушка отдала продавщице деньги и о чем-то радостно затараторила с ней. Они говорили так весело и непонятно, что мальчик разобрал и запомнил лишь это – «Матрёна! … Та Клава!… Та сынку… Шо?… Чоловик ён… Дружинка… Вони с Сахалину… Та ни! Ни заблукав!… Ён вумный… ». А почувствовав, что мороженое в его руках становится мягче, внук коснулся плечом бабули и сказал ей родным языком.
– Бабушка! Мороженое уже тает! Пойдём скорее!
Взглянув на мальчишку лукаво, бабуля махнула Клаве рукой, сказала ей «До побачэння!» и слегка подтолкнула своего внука в спину.
– Пийдём вже, пийдём , вундеркинд мой!
Идти оказалось недолго. Надо было всего лишь свернуть за киоск, пройти вдоль крепости из деревянных и картонных ящиков, которую построили грузчики магазина, и дошагать ещё метров двадцать до калитки забора, скрывавшего за собой небольшой домик бабушки. А по пути к нему бабушка удовлетворила свое любопытство, проведя с внуком беседу.
– Ты откуда украинский язык-то знаешь?
– Я ещё мало знаю. Это папа меня учил, когда мы сюда в самолёте летели, а потом ещё в поезде ехали. Папа же здесь родился. В январе 41-го года. А вы тут ещё до 52-го года жили. А потом вы на Сахалин уехали. А там уже мой дядя родился. А потом папа с дядей выросли. А ты в свой Геническ вернулась. Вот мне папа всё и рассказывал.
– Однако! Тебе, внучек, сегодня ещё пять лет только, а ты уже знаешь столько!
– Я уже и читать умею, бабуля! И даже знаю, в каком году ты родилась!
– Ну-ка, ну-ка, в каком же?!
– В одна тысяча девятьсот одиннадцатом!
Услышав это, бабушка замолчала и тихо повела внука дальше. Затем приоткрыла калитку. Внук проскользнул во дворик и встал как вкопанный, удивлённо глядя на скамейку, стоящую у сплошного забора, который отделял тот дворик не только от проулка, но и от соседского дома. А из-за забора над скамейкой и двориком нависали густые ветви, обвешанные желто-оранжевыми плодами. Бабушка взяла у внука четыре порции мороженого и зашла внутрь избушки. Позвенела там стеклянными банками, подребезжала каким-то тазом, хлопнула какой-то деревянной крышкой и вышла опять во дворик. Посмотрела на очарованно замершего внука и спросила его, уперев в бока руки.
– Ты долго стоять то будешь?! Садись уж на скамейку и ешь же мороженое. А то ведь растает совсем.
Мальчик сел на скамейку, развернул мороженое и резво приступил к поглощению неповторимого «Эскимо». Одновременно он поднимал одну руку вверх и тыкал указательным пальцем в сторону тех ярких плодов, что свисали над ним. При этом бабушкино лицо озарилось какой-то не мелкой мыслью и она спросила внука таинственным голосом.
– Ты чего это пальцем в небеса тычешь?
– Я не в небеса, а на абрикосы показываю. Ты же сказала, что мы мороженое под абрикосами есть будем. А я подумал, что мы на эскимо абрикосовый джэм намажем. А оказалось, что у тебя целое дерево есть.
– Не у меня, а у соседа. А в моём дворике вишня растёт. Там, за мазанкой.
– А как твой сосед здесь свои абрикосы собирает?
– Он только те собирает, что за моим забором находятся. А я из тех, что ко мне во двор падают, варенье варю.
– А давай лесенку к забору прислоним и я по ней до наших абрикосов доберусь?
Сказав это, белобрысый мальчуган пяти с половиной лет от роду проглотил мороженое и ответа от бабушки не услышал. Да его-то и не было. Потому, что калитка вдруг распахнулась и во дворик вошли чемоданы большой и малый. А следом проникли мама, папа и брат. Бабушка пошла им навстречу, раскинув вширь руки, а внук ускакал, пригибаясь, за угол бабушкиной хижины. И осторожно стал из-за неё выглядывать. А причина была такая – войдя во двор и увидев свою маму, папа мальчиков заговорил громким сердитым голосом.
– Здравствуй, мамо! Ты нашего младшего охламона не видела?! Он убежал от нас!!!
– Как убежал-то?! Он сказал, что вы отпустили!!! Что ты ему карту дал!!! Что он улицы знает!!!
– Ты видела его, что ли?! Где он, ты знаешь?!
– Так вот он….
Сказав это, Матрёна Никитична отвела в сторону скамейки указательный жест и стала полностью сама разворачиваться. А, развернувшись в сторону указываемой скамейки, бабушка раскрыла широко рот и сделала круглыми свои глаза. А затем закричала громко.
– ВНУ-У-УК! ГДЕ ТЫ-Ы-Ы?!
Прекрасно зная, что его ждёт, младший сын опустил руки по швам, а на грудь голову. Потом вздохнул. Потом шмыгнул носом. И уж потом поднял голову и вышел из-за угла навстречу своему наказанию. Тем не менее, все прошло легче. Мать хлопнула в ладоши. Брат покрутил пальцем у виска. Но, отец доставать ремень не стал. Все смешалось в доме бабули. Ведь радость от встречи родителей, старшего брата и бабушки резко снизила их сердитость. А дальше пошло веселье. Икра красная сахалинская. Виноград и арбуз украинские. И вареники с вишней тоже. А ещё пироги, о боже! А потом наступило затишье. Солнце село. И пришло туда царство летучее мышье. А потом напал на всех сон. Убежал же с рассветом он. Мальчик встал с раскладушки и вышел во дворик. Засмотрелся на встающее солнце. Задышался ароматом близко лежащего Азовского моря. И вздрогнул он от того, что на его плечо легла крепкая отцовская ладонь. Который сообщил сыну свой родительский план съездить в Симферополь. Вдвоём с мамой. А братьев оставить на весь день у бабушки. Затем наступила пауза, в течение которой мальчишка мысленно составил свой план. Он очень хотел сходить и искупаться с братом в теплом, приятном море. Но, вышло так, как будто отец прочёл его мысли. Поскольку сказал.