У Анюты сохранились подруги с молодых лет. Отношения не старели. Все то же самое, что в молодости: зависть, соперничество, разборки, кто что сказал? Со стороны послушать – девятиклассницы. А посмотреть – старые дуры, уставшие дети.

С возрастом у Анюты высыпались волосы на макушке, приходилось следить за лысиной. Появился загривок. Откуда взялся? Гормональное нарушение.

Линии сгладились: шея – короче, талия – шире. Но неизменной осталась профессиональная память. Мозги работали остро, как прежде. Никакого Паркинсона, никакого Альцгеймера. И осталось стремление наряжаться. Все самое модное, самое дорогое и современное.

У Анны Андреевны всегда был превосходный вкус, и, когда она появлялась на людях, никому не приходило в голову: бабка. Нет. Дама, остроумная, веселая, злая. Но при этом добрая.

Тучка практически не изменился. Слегка отощал. Дел по горло. Без дела он не мог ни минуты.

К пенсионному возрасту Тучка подошел вполне упакованным: живые деньги в банке, апартаменты в Турции с собственным бассейном, коттедж в Подмосковье. Архитектура – барская усадьба: центральная часть и два крыла по бокам. Колонны как у Большого театра. В правом крыле – родители, в левом – дети. На тот случай, если приедут из Америки. Середина общая. В углу усадьбы дом для прислуги.

Анна Андреевна любила свою дачу. Тишина. Красота. Впереди маячила счастливая старость. Старость – тоже довольно длинный кусок. Его желательно прожить хорошо, в обнимку с покоем и достатком. Анна Андреевна осознавала два жизненных просчета: не выучила английский язык, без которого вылезли большие ограничения, и не научилась водить машину, зависела от мужа.

Тучка бесился, так как зависимость жены напрямую ограничивала его свободу. Тучка был занят, и его шофер тоже имел свои нагрузки. Все кончилось тем, что Анна Андреевна стала вызывать такси. К ней приезжали машины из ближайшего таксопарка. За рулем, как правило, мусульмане – азербайджанцы, таджики и узбеки. Один узбек был с золотыми зубами, не знал русского языка, практически мычал. Это утомляло.

Грузин Георгий говорил хорошо, но брал дорого. Цены формировал по своему усмотрению. Он решил: бабка старая, ничего не соображает, денег – жопой ешь. А зачем ей деньги, все равно одной ногой в могиле. Но Георгий ошибался. Анна Андреевна умела считать деньги и не любила наглых. Каждый человек должен получать по труду, а не по аппетиту.

Третий шофер – русский, Колька. У него никогда не было наличных денег, и это его угнетало. Он постоянно находился в депрессии, бледный до желтизны. Случалось, плакал. Анна Андреевна, как врач, видела, что у него нервы – никуда. Тому была причина: воевал в Чечне. Мирная профессия шофера его угнетала. Воевать интереснее.

Анна Андреевна ему сочувствовала. Но делить его участь не собиралась. Всех не обогреешь. Она подозревала, что Колька – наркоша. В Чечне пристрастился. На войне без этого не выдержать. Должен быть какой-то наркоз.

Однажды Колька поделился:

– Мне нужно два миллиона долларов, я согласен сесть за кого-нибудь в тюрьму. У вас нет таких знакомых?

– Каких? – не поняла Анна Андреевна.

– Кого должны посадить, а он не хочет.

– На сколько лет?

– На десять.

– Ты согласен десять лет сидеть в тюрьме за какие-то бумажные деньги?

– А я через два года выйду.

– Как это?

– По УДО. Условно-досрочное.

– Интересно, – удивилась Анна Андреевна.

– Это бизнес, – разъяснил Колька.

– Есть такой бизнес?

– А вы не знали?

– Откуда же мне знать? Я врач, а не уголовник.

– Вы – акулы империализма, а мы униженные и оскорбленные.

– Я всю жизнь работала как вол, жгла мозги, – уточнила Анна Андреевна.

– А я воевал, рисковал жизнью.

– А нечего тебе было делать в Чечне. Что ты там забыл?

– Меня послало государство.

– Вот с государства и спрашивай.

– А государству на нас плевать.

– Ему на всех плевать. Поэтому надо рассчитывать только на себя.

– А что же мне теперь делать? – растерялся Колька.

Анна Андреевна задумалась: что ему сказать? как утешить?

– Ты молодой мужик. Сексом занимаешься каждый день. А мне осталось жить два понедельника. Живая собака лучше дохлого льва.

– А собака кто? – не понял Колька. – Я?

– Ну не я же…

Вот и все утешение.

Четвертый шофер, Сабир, – просто счастье. Встретились случайно. Бог послал.

Москву знает, как свой карман, умеет находить самые короткие маршруты. Красивый, похож на артиста Машкова, но скромнее. Чувствуется, что у Машкова есть счет в банке, а у Сабира нет.

Однажды заехали на базар. Анне Андреевне надо было купить мясо и овощи. Сабир знал, у кого лучший товар, умело выбирал, сбивал цену. Руководил покупками, что-то советовал, что-то запрещал.

Анна Андреевна поняла, что Сабир прекрасный снабженец, ему можно поручать все хозяйственные покупки. Выберет лучшее и не обманет. А если и обманет, то чуть-чуть, не более десяти процентов от общей суммы. Это – чаевые, а чаевые полагаются.

Постепенно Сабир стал домашним курьером: отвезти – привезти. Семен поручал ему документы, договоры, финансовые бумаги и даже живые деньги.

Анна Андреевна отдала Сабиру финскую дубленку мужа. Сабир преобразился. Многие принимали Сабира за хозяина, а Семена за шофера. Тучка не любил тяжелую дубленку, его вполне устраивал китайский пуховик.

Однажды Сабир привез Анну Андреевну в клинику на консилиум. Сопроводил в гардероб. В гардеробе им встретилась Любовь Павловна – та самая, с пристальным взглядом. Она протянула Сабиру руку и молвила:

– Очень приятно. Вы муж Анны Андреевны? Я давно хотела с вами познакомиться.

– Какой муж? Ку-ку… – отозвалась Анна Андреевна. – Мне семьдесят, а ему сорок. Ты что, не видишь?

Любовь Павловна, конечно, видела, но мало ли что… Все может быть.

Сабир стоял невозмутимый, с никаким выражением, как будто речь не о нем.

Анна Андреевна уходила на консилиум. Сабир терпеливо ждал ее в машине. Читал газеты, слушал по приемнику последние известия, включал свою мусульманскую музыку, которая была гораздо красивее, чем русские мотивы.

Когда хозяйка задерживалась, доставал термос и бутерброды плюс зелень. На его родине, в Самарканде, к столу всегда была зелень и никогда – мороженое мясо. Только парное. Он и сейчас не покупал в магазине колбасу, пельмени. Отваривал кусок баранины и тонко резал. Клал на хлеб вместо колбасы. Пил в основном зеленый чай. Аллах не приветствовал алкоголь, да и какой алкоголь за рулем?

В Сабире две крови – таджик и узбек. Казалось бы, рядом территориально, а ничего общего. Таджики – арийцы, говорят на фарси. А узбекский язык относится к тюркской группе.

В результате этой смеси Сабир оказался похож на цыгана, но русским было совершенно все равно: кто он, Сабир? Для них все гастарбайтеры на одно лицо и имели общее обозначение: «чурка».

Сабир не обращал внимания на дискриминацию. У него свои задачи: заработать деньги на учебу старшей дочери. Дочь Дина хотела стать врачом, а для поступления в медицинский требовалась большая взятка. Значит, он должен обеспечить поступление, заработать на взятку. И он заработает. У Дины должна быть интересная жизнь. А жить интересно – это значит заниматься любимым делом.

В мусульманском мире женщина должна принадлежать только семье. Рожали по десять человек – и вперед. Иначе, как рабство, такую жизнь не назовешь.

Сейчас женщины Востока стали тяготеть к Западу, а именно: любимый труд, собственный выбор.

В родном городе Самарканде всегда тепло, солнце. А здесь, в Москве, – холод, слякоть, серый короткий день. В Самарканде лучше. Но работы – нуль. Можно, конечно, найти какое-то дело за копейки, но кому охота работать задарма?

Сабир мечтал разводить каракулевых овец, однако нужен начальный капитал. А его нет. И взять негде. Жена Румия из бедной семьи. Сабир женился не по расчету, а по чистой любви. И это большая ошибка. Любовь проходит, а расчет остается. Последнее время Румия уклонялась от супружеских обязанностей. У нее внутри, в женском отсеке, все время что-то болело. В Москву с мужем не поехала. И правильно. Зачем тащить женщину в тяжелые условия, как на войну? Пусть остается дома.