— Дороговато, — сказал Маликульмульк.

— За средство, которое действительно сращивает кости за пять дней, и двухсот талеров не жалко, герр Крылов. Но это ж было чистейшее надувательство. Кроме того, лишь аптекари имеют право продавать в Риге лекарства, изготавливать и продавать, запомните это. В то время в Риге уже было девять аптек — моя, аптеки Лебедя, Оленя, Льва, Коронная, Зеленая и Синяя, еще на Известковой улице и в предместье, у самой эспланады. Мы готовили всевозможные бальзамы, экстракты, спиртовые настойки, и вдруг появляется какой-то Кунце и продает неведомо что чуть ли не ведрами! А чего он туда намешал — понятное дело, не рассказывает. Я взял с собой товарища, тоже аптекаря Клауса Герберта Илиша, и мы пошли покупать этот загадочный бальзам вскладчину. Мы оба были молоды, герр Крылов, и ничто человеческое не было нам чуждо.

— Homo sum, humanum nihil alienum a me puto esse, — вспомнил Маликульмульк латинскую цитату и очень этим обрадовал старого аптекаря. Тот, хотя и был человеком на свой лад образованным, хотя и щеголял любезностью, а в глубине души все не мог поверить, что господа, говорящие по-русски — такие же люди, как он сам, грамотные и порядочные, а не едят на завтрак сырое медвежье мясо.

— Мы пришли в дом, указанный в объявлении, и спросили Абрама Кунце. Вышел пожилой человек, еврей, одетый на немецкий лад, но с бородой, и вынес нам штоф — обыкновенный, темного стекла. Мы спросили о бальзаме. Он сказал, что делает это зелье сам по рецепту, а рецепт приобрел в Мекленбурге. О том, что входит в бальзам, он говорить отказался — ведь мы можем перенять секрет и лишить его дохода. Мы согласились, унесли зелье к Илишу домой и налили себе по стаканчику. Оно было светло-бурого цвета, иначе определить не могу, совсем бледного. Илиш сперва попробовал натереть им руку. Кожи оно не разъедало. Тогда я рискнул и выпил глоточек. Мне понравилось — вкус был сладковатый, а сам напиток ароматный и крепкий. Не знаю, как насчет заживления переломов, сказал я Илишу, а для аппетита это пить можно. И мы вдвоем выпили весь штоф, герр Крылов. На следующий день мы обсудили это дело и решили: хитрый Кунце не хочет неприятностей с виноторговцами и потому назвал свой напиток целебным бальзамом. Аптекарей всего девять, а виноторговцев в Риге много, и почти все они — члены Большой гильдии. Очевидно, у Кунце уже завелись свои покупатели, и они поняли, что не в названии дело. Хотя вряд ли их было много…

— То есть это было нечто вроде ликера или наливки? — осведомился Маликульмульк.

— Пожалуй, да. Причем в настойку Абрама Кунце входили, как мы поняли, травы простые и недорогие — шалфей, майоран, полынь, также цветы розы и лаванды. А для крепости он просто добавлял спирт. Отчего бы и не побаловаться таким бальзамом в хорошей компании? Мы рассказали про это изобретение прочим аптекарям и решили не придавать ему особого значения. Если какой-то дурак вздумает лечить этим снадобьем вывихи или огнестрельные раны — пусть тратит деньги, коли угодно, надоест тратить — позовет врача и все равно не минует наших аптек. Да еще оставит у нас больше денег, чем если бы позвал врача с самого начала своей хвори. Не так ли, герр Крылов?

— Пожалуй, да, — согласился Маликульмульк. — Но отчего же бальзам, который производит фабрика Лелюхина, все же славится как целебное средство?

— Это, как говорится, история трагикомическая. Итак, этот чудак Кунце жил у Карловских ворот и торговал мнимым бальзамом, а рижане вскоре прозвали напиток «белым бальзамом». Никто ему не мешал, и мы полагали, будто никто и не помогает. Оказалось, среди нас, аптекарей, завелся предатель. Я до сих пор не знаю, кто навестил Кунце под покровом ночной темноты — видите, и мы иногда выражаемся поэтически. Был еще один человек — может статься, Семен Лелюхин, а может, и кто иной. Повторяю — все это делалось тайно. Аптекарь присоветовал Кунце, как усовершенствовать бальзам, а другой человек устроил на том берегу Двины нечто вроде секретной фабрики по производству зелья. А скорее всего, сговорились все трое, собрались, так сказать, на военный совет, хе-хе…

— Мой Бог, какие интриги, — прошептал изумленный Маликульмульк, до сих пор знавший лишь интриги театральные, придворные и картежные. — И здесь, у вас?..

— О-о, герр Крылов, вы еще не знаете самого любопытного! В шестьдесят четвертом году нас изволила посетить государыня, ныне покойная. Ее принимали отменно, да, отменно! Фонтан на Ратушной площади зарядили вином — даже самый убогий поденщик мог подойти и напиться! Устроили бал в Доме Черноголовых, а она подарила Черноголовым свой портрет, нарочно для того привезенный, вы его наверняка там видели. Но после всех торжеств государыня захворала. И тут-то началась истинная интрига! Как на туалетный столик государыни попала бутылка «белого бальзама», который вовсе не был к тому времени белым, а скорее уж желтым?! А? Я вас спрашиваю? — закричал аптекарь. — Как сие могло произойти? Неужто государыня послала за треклятым зельем к Карловским воротам, туда, где живут лишь латыши и нет ни одной аптеки? Не знаете?

— Герр Струве, зачем так волноваться? — спросил Маликульмульк, забеспокоившись, что старику от воспоминаний может стать дурно.

— Я не волнуюсь! Я хочу объяснить вам, что произошло! — воскликнул герр Струве. — Карл Готлиб, воды мне и лавровишневых капель! Слушайте — вот веревочка. На одном конце — российская императрица, на другом — бедный еврей, который забрел в Ригу неведомо откуда и даже поселился не со своими сородичами, а с латышами. Как бальзам Кунце попал к государыне? Как, я вас спрашиваю?

— Вы хотите, чтобы я размотал веревочку? — спросил Маликульмульк, которому и самому стало любопытно. — Извольте. Посоветовать государыне принять бальзам могла только приближенная к ней особа или кто-то из рижских аристократов, с кем она беседовала в те несколько дней, что провела в Риге.

— Верно! Вы идете верным путем! А откуда бы этому предполагаемому аристократу знать о существовании бальзама Кунце?

— Кто-то рассказал ему… да, пожалуй, не только рассказал, но и поил его этим бальзамом, причем не безуспешно… Я прав?

— Вы правы, герр Крылов. Кому мог доверить ратсман или барон свое драгоценное здоровье?

— Врачу. Или же аптекарю.

— А для чего врачу или аптекарю рекомендовать своему пациенту лекарство, изготовленное по непонятному рецепту неведомо кем? Какой в этом резон? Все еще не понимаете? Вспомните — на той стороне Двины, на Клюверсхольме, потихоньку работает маленькая фабрика, и оттуда привозят в крепость и в предместья штофы с бальзамом. Принадлежит она Семену Лелюхину или кому-то из его приятелей — неважно. Чего недостает этой фабрике, чтобы дело развернулось вширь? Не поняли еще? Славы и легитимности! Да! Вот почему Семен Лелюхин, богатый человек, изобрел эту интригу! Он понял, что на бальзаме Кунце можно делать огромные деньги! Он заплатил аптекарю — знать бы, кому из нас! — чтобы аптекарь предложил зелье кому-то из ратсманов или бургомистров. Возможно, и этот ратсман тоже получил немалую сумму, чтобы подсунуть бальзам Кунце государыне. Она захворала очень кстати, герр Крылов, очень кстати!

— А отлично придумано, — заметил Маликульмульк. — Слово государыни дороже золота, да только вот что странно. Вы сами, герр Струве, сказали, что пресловутый «белый бальзам» — отменная крепкая настойка для любителей выпить. А судя по тому, что государыня изволила его хвалить, он ей все же помог. Значит, он имеет целебные свойства?

— Тут есть еще одна тайна, герр Крылов. Мы, аптекари, как вы понимаете, пытались узнать, что за болезнь приключилась с императрицей, от чего ей так успешно помог бальзам. Так вот — она им воспользовалась для растирания спины! Но мы это узнали уже больше недели спустя после ее отъезда. А по Риге уже был пущен слух, что государыня пила бальзам Кунце и осталась очень довольна. Разумеется, спрос на бальзам вырос — и его покупали не для попойки, а для лечения. Тут мы, аптекари, заявили о своих правах, и началась истинная война с Лелюхиным. А теперь я должен вспомнить, я должен вспомнить…