— Мария позвонила Тони. Он так заинтересовался, что обещал заглянуть к нам, он завтра будет в Вашингтоне.

— Ты о Старке?

— О нем, — Роджерс расслабленно откинулся в кресле и погладил свой живот.

— Тебя не развезло?

— От двух бокалов вина?

— Один из которых на голодный желудок.

— М… если и развезло, то это приятно. Так что там ты об аморальном говорил?

Фыркнув, Брок сжевал еще порцию мяса с тонкой рисовой лапшой, заполировал это все вином и, все еще ощущая неудовлетворенность, оторвал кусок от горячей лепешки — странного восточного хлеба, который он себе в собственном теле мог позволить только по большим праздникам.

— Говорил, что на вечер у меня были планы на мою — теперь твою — задницу. Но теперь, похоже, их нет. Лаборатория как бы намекает, что ебля там будет в лучшем случае церебральной.

— Ты гей? — вино совершенно точно плохо влияло на Роджерса, и Брок был рад, что обычно тот держит любопытство, щедро разбавленное бестактностью, при себе.

— Я би. С девочками проще — с мужиками приятнее.

— Я бы поспорил, — вздохнул вдруг Роджерс, и Брок аж жевать перестал.

— Ты про проще или про приятнее? Или про оба сразу?

— Про проще. Никогда не умел это все.

— Да ладно.

Нет, Брок, конечно, слышал разную ерунду про Кэпа. Вроде того, что он по пояс отмороженный, все силы и ресурсы кидает на борьбу и что у него не встает даже если домкратом поднимать, но, откровенно говоря, считал это чушью. Просто на службе Кэп всегда был до зубовного скрежета официален и до тошноты асексуален. Домогаться его было все равно что пытаться трахнуть статую Дискобол — ни единого шанса присунуть.

— Ты вообще не того? — осторожно, боясь спугнуть, спросил Брок.

— Чего — того? — агрессивно переспросил Роджерс, но Брок учуял его смущение, как акула чует кровь.

— Целка.

— Нет, — Роджерс откинулся на спинку кресла и оглядел его с головы до ног. — Не настолько все плохо. Но это не означает, что я считаю знакомства легким делом.

— Знакомства, — фыркнул Брок. — Знакомиться как раз не обязательно.

Роджерс открыл рот и закрыл его, поджав губы Брока очень по-своему — взглянешь и ни в жизни не перепутаешь. Хотя на его собственном лице такое осуждение пополам с сомнением смотрелось куда уместнее.

— Не уверен.

— Не уверен — не берись. Так что? Девочки? Мальчики? Строго между нами, разумеется.

Роджерс сложил руки на груди и выдохнул. Похоже, до него начинало доходить, с кем он говорит. И о чем.

— Не знаю, — все-таки признался он. — Не сравнивал.

— У меня идея, — Брок доел свою огромную порцию и заполировал это все очень сладким имбирным чаем. — Почему бы тебе не попробовать?

— Не думаю, что это хорошая идея. К тому же… — он оглядел свои — Брока — ноги, вытянутые под стол, и грустно хмыкнул. — Я по-прежнему не могу быть уверен в том, что никому ничего не отдавлю и не сломаю.

— Мне? — закинул удочку Брок, снимая с указательного пальца лейкопластырь — в теле Роджерса он чувствовал некоторую неуклюжесть, особенно если дело касалось мелкой моторики, а потому чуть не оттяпал себе палец, пока нарезал мясо. — О, уже зажило. Удобно. Интересно, с жопой тоже работает?

Роджерс, видимо, не сразу сообразил, к чему это Брок (наверняка подумал о ранении в полужопие — как пить дать), а потом удушливо, до обоюдного (вот сюрприз-то) смущения покраснел.

— Думаю, нам следует на этом закончить с неловкостями.

— Да мы ж только начали, — Брок понятия не имел, что голос Кэпа может звучать так низко и по-блядски хрипло. — Даже к практике не перешли.

— К практ… — Роджерс резко поднялся, но Брок был быстрее — в этом теле — и к тому же это не у него закружилась голова от выпитого, помноженного на резкое движение.

Он был горячим. Брок не знал, что может быть таким горячим. Острое обоняние, видимо, компенсируя притупленные вкусовые ощущения, различало, казалось, миллион оттенков запахов: специи, каберне, парфюм, отдушка средства для стирки, чистая ткань, мускус, и еще — теплый-теплый запах тела, удивительно богатый, не поддающийся описанию. Брок не знал, что пахнет для Роджерса — так. Хотя может, для него все так пахли?

— Ч-ш-ш, — успокаивающе произнес Брок, облизывая пересохшие от чужого дыхания губы. — Развезло? Я быстро трезвею, так что пока этого не произошло…

Что ж, целовать самого себя — Роджерса в своем теле — было странно ровно до того момента, как Брок закрыл глаза. Роджерс был сладким. Той самой сладостью никогда не курившего человека, которую странно было ожидать от тела иногда злоупотреблявшего куревом Брока. То ли рецепторы Роджерса были настроены не поддаваться исключительно искушению чревоугодия, то ли острое обоняние компенсировало, но Брока еще никогда не вело так от простого поцелуя без особой надежды на продолжение. С возрастом он вообще перестал ловить кайф от засовывания языка в рот другому человеку, но с Роджерсом вот хотелось.

Хрен знает чего, но с Роджерсом Броку вдруг захотелось всякой с точки зрения взрослого самодостаточного мужика поебени: долгих поцелуев, обнимашек и даже кофе в постель. Главное — на подушку не выливать.

Может, это тело Роджерса так на него влияло? Сознание в нем, конечно, Брока, но все остальное-то богатство от прежнего хозяина осталось.

Роджерс вдруг застонал: тихо и голодно. В низких нотах он сорвался на хрип и затих, удивленно распахнув глаза.

— Да, детка, — Брок пытался проглотить ухмылку, но не смог. — Это тело настолько чувствительное, что…

Роджерс жадно прижался бедрами и снова закрыл глаза, страдальчески заломив брови и будто прислушиваясь к себе. Брок провел раскрытой ладонью по внутренней стороне бедра до самого паха, отлично зная все свои чувствительные места, и они не подвели: Роджерс, будто очнувшись, уперся ладонью Броку в грудь. Будь он в своем теле, у него бы даже вышло, но Брок, помедлив чисто из вредности несколько секунд, отстранился сам.

— Ладно, — еще от одного поцелуя он отказываться не стал, — как скажешь.

Больше они к этому вопросу не возвращались.

В лаборатории лихорадочно возбужденный Старк, у которого рот ни на мгновение не закрывался, тыкал в них всякими штуками и непрозрачно намекал на то, что Роджерсу неплохо бы воспользоваться репутацией Рамлоу, безнаказанно пройтись по злачным местам и оторваться, не боясь за славу девственника и моралиста.

На что Брок, состряпав свою лучшую рожу, пообещал, что найдет, как отомстить. Старк, восхитившись, сфоткал его на телефон и сказал, что поставит ТАКОГО Роджерса на заставку.

Вообще, понял Брок, никто толком не знает, что с ними произошло, и так как особо печальных последствий для организмов нет (убитые вкусовые рецепторы и недовольство этим фактом Брока не в счет), то разбираться с ними, отложив все на свете, никто не будет — вдруг само рассосется?

Если бы Роджерс поменялся с какой-то домохозяйкой, понятия не имевшей, с какой стороны браться за оружие, все бы, конечно, забегали. Потому что вдруг понадобится разруливать что-то глобальное, а Капитан Америка печет пироги и пересаживает бегонии. Но так как Брок был подготовлен ничуть не хуже и уже в достаточной мере освоился в новом теле, форсировать события никто, похоже, не собирался.

“Наслаждайтесь, — сказал Старк на прощание и, обойдя Брока по кругу, сфоткал его задницу. — Когда еще выпадет возможность так развлечься. Эх, не меня в Роджерса засунуло. Я бы… — он сделал не вполне приличный жест руками и ухмыльнулся. — Вообще бы не спал. Роджерс, ты можешь не спать? Да я бы с твоей памятью и своим складом ума… “

Дальше шли какие-то уж совсем неприличные фантазии. Что-то там о холодном синтезе и нейтрино — Брок не вникал. Но Роджерс справедливо напомнил Старку, что в новом теле тот не влез бы в костюм, и дискуссия прекратилась.

— Это все? — грустно спросил Роджерс, глядя в тарелку.

— Это все, если без тренировки.

Потому что двух стейков и горы салата на ночь более чем достаточно — вот что.