Я отпиваю немного кофе, в котором столько молока, что логичнее считать это чашкой молока с небольшим добавлением кофе, и смотрю, как мои двенадцатилетние братья жадно поедают первую из шести порций пищи в день. Они ворчат по поводу того, что рождественские каникулы такие короткие, и я радуюсь, что, в отличие от них, мне больше не нужно ходить на уроки.

– Вонн, – напоминает Пейсли, – мне все-таки нужно с тобой поговорить.

– Я уже сказала тебе: нет.

– Я серьезно.

– Ну ладно, говори.

– Пойдем во двор. – Она кивает в сторону задней двери.

– Мы не подслушиваем, – говорит Спенсер, а Шейн кивает. Это их фирменная штучка. Если Спенсер что-нибудь говорит, Шейн всегда его поддерживает, даже если на самом деле не согласен.

– Ну? Пойдем. – Пейсли снова кивает на дверь, и мне становится ее жалко.

– Ладно, веди.

Дверь захлопывается за нами. Я делаю еще один глоток быстро остывающего напитка, а Пейсли молчит, явно пытаясь подобрать слова. Это заставляет волноваться – обычно она за словом в карман не лезет.

– В общем, давай ты сначала меня выслушаешь и не будешь ничего говорить, пока я не закончу.

– Ты что, сегодня с утра перепила энергетиков?

Мы обе знаем, что Пейсли в некотором роде кофеиновая наркоманка.

– Ну Вонн!

– Ладно, ладно, – я изображаю, что застегиваю рот на молнию, – больше ни слова.

Она закатывает глаза:

– Вообще-то положено так делать после последнего слова, а не перед.

– Какая разница. Давай говори. Обещаю не перебивать.

– Ну, ты уже знаешь, что мне наконец дали отдельное рабочее место и я больше не сижу с той, другой ассистенткой.

Я киваю. Пейсли работает в музыкальном агентстве «Даймонд Талент Менеджмент», и официально ее должность называется «ассистент по информационному покрытию бренда». По факту же она просто девочка на побегушках – приносит кофе, делает миллиарды копий документов и тратит кучу времени на планирование совещаний. Честное слово, в этой конторе совещаний больше, чем в ООН!

– Так вот. У меня там есть пробковая доска, на которую мне разрешили вешать фотографии, и я вчера принесла туда парочку. Ну ту, с мамой и папой, нашу любимую, где они целуются на мостике, и другую, где близнецы в бейсбольном лагере. А, и еще тот снимок у костра на пляже – помнишь, я тебя сфотографировала в твой день рождения?

Я еле сдерживаюсь, чтобы не показать ей жестом, что пора бы уже переходить к делу, – у нее всегда очень длинная предыстория.

– Ну так вот! И тут в мой отсек вошел Джим Толсон…

– А кто это? – спрашиваю я, забыв об обещании не перебивать.

– Брат моего начальника, менеджер крупнейших мировых музыкантов. – Пейсли настолько возбуждена, что даже раскраснелась. – Так вот, он просто проходил мимо, увидел твою фотографию, зашел и спросил, нельзя ли ее на минуточку позаимствовать.

– Хм, что-то мне не нравится развитие этой истории.

Она сердито смотрит на меня:

– Я не закончила. Ты обещала не перебивать.

Я вздыхаю:

– Извини.

– Ну, я говорю: да, конечно, только не забудьте вернуть обратно, это моя любимая фотография младшей сестры. Он берет этот снимок и идет с ним в кабинет моего босса. И там сидят все его ассистенты, и все они смотрят на фото и что-то обсуждают…

Вот теперь мне действительно не нравится, куда все идет.

– Там вообще всю неделю что-то происходило, – добавляет Пейсли. – Я понятия не имела, что, никто мне не рассказывал, но мистер Толсон все время ходил по офису туда-сюда, они с моим боссом что-то обсуждали и постоянно заседали в переговорке…

Честное слово, если она сию минуту не перейдет к делу, я взорвусь.

– Ну вот, а в конце дня Лео, мой начальник, позвал меня в кабинет к мистеру Толсону и они начали про тебя расспрашивать. – Пейсли, судя по всему, замечает мое ошарашенное выражение лица: – Не беспокойся, ничего неприличного. Просто всякие вещи про то, сколько тебе лет, чем ты занимаешься, были ли у тебя проблемы с законом…

– Э-э-э… что?

Пейсли возмущенно вздыхает:

– Да они просто хотели узнать, не сидела ли ты в тюрьме!

К черту мое обещание! Я уже совершенно ничего не понимаю и больше не в силах сдерживаться:

– С чего бы этот агент…

– Менеджер.

– Ладно, менеджер. – Я закатываю глаза. – В общем, с чего бы он всем этим интересовался? Ты говоришь, он занимается музыкантами – он что, хочет, заключить со мной контракт? Ты же ему сказала, что у меня совершенно нет слуха?

– Да, конечно! Это был один из первых вопросов, который он задал. Не мечтаешь ли ты о музыкальной карьере. – Она делает пальцами кавычки. – Он заметно расслабился, когда я сказала, что ты, во-первых, не занимаешься музыкой, а во-вторых, думаешь стать учительницей.

– Он что, хочет пригласить меня на свидание? Просто отвратительно. Сколько ему лет вообще? – с сомнением спрашиваю я.

Она отмахивается:

– За тридцать, наверное. Но дело не в этом.

– А тут вообще есть какое-то дело? Что-то я начинаю в этом сомневаться.

Пейсли на мгновение умолкает, а потом очень быстро говорит:

– Они хотят сделать тебя подставной девушкой Окли Форда.

От неожиданности я фыркаю, и кофе заливает ступеньки.

– Что?

– Честное слово, это вовсе не так отвратительно, как звучит.

Она запускает пальцы в свои идеально уложенные темные волосы, и я впервые замечаю, что по бокам они стоят торчком. Пейсли всегда такая ухоженная – от блестящего затылка до кончиков туфель без каблуков, которые она каждый вечер натирает до блеска.

– Мистер Толсон говорит, что ты идеально подходишь. Симпатичная, но не смазливая. Выглядишь естественно, и у каждого есть такая соседка по лестничной клетке. Я сказала, что ты очень спокойная, и он сказал, что это подойдет Окли, который как раз иногда бывает очень эмоциональным…

– Так, подожди, давай немного вернемся назад, – перебиваю я. – Я правильно поняла, что ты имеешь в виду того Окли Форда, который поп-звезда? У которого на теле столько татуировок с женскими именами, что он мог бы сойти за телефонный справочник бывших моделей Victoria’s Secret? Который попытался раздеть монаха в Ангкор-Вате и чуть было не спровоцировал международный скандал? Тот самый Окли Форд?

– Да, это он. – Она морщит нос. – И у него только одна татуировка с женским именем – его мамы.

– Это он тебе сказал или ты провела инспекцию персонально? – Я приподнимаю бровь.

Окли девятнадцать, а моей сестре двадцать три, так что технически такое могло бы случиться, хотя это и мерзко. Не потому, что он моложе, а потому что Пейсли слишком хороша для того, чтобы быть девушкой на одну ночь для какого-то мерзавца, пусть и знаменитого.

– Фи, Вонн.

– Но если ты и правда серьезно, то мой ответ по-прежнему «нет». Тому есть столько причин, что я даже не знаю, стоит ли все перечислять. Вот, например, одна: мне даже не нравится его музыка!

– Да ладно. У тебя его альбом стоял на повторе месяца три.

– Когда мне было пятнадцать!

Такие вещи бывают периодами. Как кулончики с надписью BFF  [2] или сериал «Ханна Монтана»  [3]. Кроме того, выходки Форда стали совершенно невыносимыми. После примерно десятой фотографии в объятиях очередной случайной девушки в клубе он окончательно потерял всякую привлекательность в моих глазах.

Пейсли опять запускает руку в волосы.

– Я помню, мы договорились, что в этом году ты отдыхаешь. Но это не будет занимать слишком много времени. Ну, может, час-другой пару раз в неделю. Иногда – вечер. Или выходные. Не больше, чем твоя работа в «Шаркиз».

– Слушай, а ты ни о чем не забыла?

Она смотрит на меня непонимающе:

– В смысле?

– У меня вообще-то есть парень.

– УУ?

– Ну да.

Пейсли почему-то терпеть не может УУ. Говорит, имя у него дурацкое, да и сам он недалеко ушел. Но я все равно его люблю. Конечно, Уильям Уилкерсон – не самое лучшее имя на свете, но он ведь не виноват. Собственно, именно поэтому все и зовут его УУ.