Но бедный Эдвард был уже девять лет как в могиле, все мои братья и сестры умерли, а дети, кроме младшего Тома, разъехались и жили своей жизнью, как и положено, и лишь изредка вспоминали, что надо бы написать матери письмецо. И я слишком ясно осознавала, что не стоит докучать своим обществом Тому и его семье. Поэтому большую часть времени я провожу одна, общаясь разве что только со своими приятельницами по приходской церкви да еще с коллегами по генеалогическим исследованиям, хотя бы и по почте.
Потому-то я и находила очень приятным, что меня собирается посетить очаровательный джентльмен, да еще и компаньон по интересам в придачу.
И по прибытии мистер Джеральд Фолкс меня совершенно не разочаровал. На вид ему было не больше пятидесяти пяти, хотя он клятвенно уверял, что шестьдесят два, с густой копной седых волос над приятным мужественным лицом. Он был прекрасно одет, дорого и элегантно — что нечасто встретишь в наши дни, когда псевдоэлегантность присуща ничтожеству, а преуспеяние отдает ужасным плебейством. Держался он изысканно вежливо и не преминул похвалить мою гостиную.
Вообще говоря, как хозяйке мне жаловаться не на что. Живу я одиноко, на вполне приличный доход, оставленный мне Эдвардом, — при этом выбор обстановки и поддержание порядка не составляют никакой проблемы. (К тому же, готовясь к визиту мистера Фолкса, я вычистила всю квартиру снизу доверху.) С собой он принес свою родословную, выполненную им просто восхитительно. Родословные таблицы, фотокопии метрик всех видов, очень аккуратно отпечатанная семейная хронология в виде блокнота со свободными листами — словом, пример тщательно и планомерно продуманной и выполненной работы, к чему безуспешно стремятся многие любители генеалогии.
От мистера Фолкса я получила недостающие сведения по Эуфимии Барбер. Родилась она в 1765 году в Сэйлеме, Массачусетс, и была четвертым ребенком в семье Джона и Алисии Стовер. Вышла за Джейсона Барбера в Саванне в 1791 году. Преуспевающий торговец Джейсон умер вскорости после рождения их первенца Эбнера в 1794 году. Эбнера взяли на воспитание дед с бабкой по отцу, а Эуфимия Саванну покинула. Как я уже знала, она появилась в Вирджинии, где вышла замуж за Джона Андерсона. Мистер Фолкс не имел сведений о последующем периоде ее жизни, кроме даты кончины — в 1852 году в Цинциннати, Огайо. Погребена она была под именем Эуфимии Стовер Барбер — очевидно, она не сохранила фамилию Андерсон после смерти Джона Андерсона.
Покончив с этим, мы стали копаться в наших семейных историях дальше и обнаружили общего для наших семейств предка — Алана Маршалла из Ливерпуля, Англия, около 1680 года. Дату его рождения сообщить мистеру Фолксу смогла я. На этом деловая часть нашей встречи закончилась. Было уже половина пятого, и я предложила гостю чай и сладости, на что тот изъявил благосклонное согласие.
Перед уходом мистер Фолкс пригласил меня на концерт вечером в пятницу, и я с готовностью согласилась. Так начались самые странные три месяца моей жизни.
Не потребовалось много времени понять, что за мной ухаживают. Хотя вначале поверить в это было трудновато. В моем-то возрасте! Но я сама знавала очень удачные пары, сочетавшиеся браком на закате дней, — одиноких вдовцов с общими интересами, решивших скрасить оставшиеся годы совместной жизнью и выглядевших при этом вовсе не так смешно, как могло бы показаться на первый взгляд.
От своего сына Тома я ожидала насмешек и неприязни к Фолксу. О подобных вещах много понаписано. Поэтому меня приятно поразило, когда они поладили с первой же встречи, но еще более я удивилась, когда Том рассказал мне, что мистер Фолкс осведомился у него, не станет ли тот возражать, если он, Фолкс, попросит моей руки. Том ответил, что не только не станет возражать, но, напротив, считает эту мысль замечательной, избавляющей нас обоих от одиночества наедине с одними лишь генеалогическими увлечениями.
Что касается прошлого Фолкса, то он сразу же выложил мне всю свою историю. Он происходил из состоятельной семьи, жил на севере штата Нью-Йорк, был биржевым маклером в Олбени и ушел на пенсию. Шесть лет назад у него умерла жена, детьми их Бог не благословил, и он остался совершенно один.
Последующие три месяца скучать мне, поистине, не приходилось. Мистер Фолкс — Джеральд — сопровождал меня повсюду на концерты, в музеи, театры — и мы довольно хорошо узнали друг друга. Он всегда был очень вежлив и задумчив; и виделись мы почти каждый день.
За это время собственные мои генеалогические изыскания пришли в полное запустение. Я была слишком увлечена своими делами, мысли мои занимал Джеральд, а не члены семьи, давным-давно отошедшие к праотцам. Заинтересовавшие меня сообщения в “Генеалогическом журнале” так и пропали втуне; я не написала ни единого письма. А те, которые получала я, лежали на моем столе нераспечатанными. И так продолжалось, покуда развивались наши отношения.
Через три месяца Джеральд наконец решился.
— Я уже не молод, Генриетта, — сказал он, — не особенно красив (на самом деле он был, конечно, очень привлекателен), не очень богат, хотя и скопил достаточно средств к своим преклонным летам. Могу предложить вам, Генриетта, лишь самого себя — верного и надежного друга.
Превосходное предложение! После девяти лет вдовства мне и во сне не могло присниться снова стать супругой, да еще такого очаровательного джентльмена!
Естественно, я сразу же дала согласие и стала звонить Тому, чтобы поведать ему радостную новость. Том со своей женой Эстеллой устроили маленький праздник по поводу нашей помолвки, и мы принялись строить планы. Поженимся мы через три недели. Слишком скоро? Да, но чего же тянуть? А медовый месяц можно провести в Вашингтоне, где мой старший сын, Роджер, занимает ответственную должность в Государственном департаменте. После чего вернемся в Бостон и обоснуемся в прелестном старинном доме на Бикон-Хилл, который как раз продается и который мы приобретем сообща.
Ах, эти планы! Перспективы! Как по-новому наполнились недавно еще пустые дни моей жизни!
Последнюю неделю я была поглощена хлопотами в старой квартире на Ньюбери-стрит. Пока мы будем в Вашингтоне, Том взялся перевезти мои пожитки в наше новое жилище. И оставалось еще множество всяких дел по хозяйству, за что я и принялась с удовольствием.
И вот я наконец подошла к столу, где валялись мои генеалогические материалы. Устало присев после долгого напряженного дня, я решила посвятить немного времени своим бумагам — привести их в порядок, прежде чем начать укладывать. Итак, я распечатала скопившуюся за последние три месяца корреспонденцию.
Писем было двадцать три: в двенадцати запрашивали сведения по фамилиям, упомянутым в моем журнальном объявлении; в пяти других предлагалась информация для меня; а шесть касались Эуфимии Барбер. В конце концов, именно она, Эуфимия Барбер, свела нас с Джеральдом, поэтому я решила потратить время и прочесть их.
Это было нечто. Прочтя письма, я обессиленно откинулась в кресле, уставясь в пространство, ощущая, как во мне рождается ужасное подозрение. Сомневаться в правдивости полученных сведений не приходилось.
Судите сами — вот что мне было известно об Эуфимии Барбер до получения писем.
Эуфимия Стовер родилась в Сэйлеме, Массачусетс, в 1765 году. В 1791 году вышла замуж за Джейсона Барбера, вдовца из Саванны, Джорджия. Два года спустя в 1793 году Джейсон умер от желудочных колик. Еще через три года Эуфимия появилась в Вирджинии и вышла за другого вдовца, Джона Андерсона. И этот умер через два года, в 1798 году, от желудочной болезни. В обоих случаях Эуфимия, распродав мужнино добро, уезжала.
А вот что к этому добавилось в письмах — в хронологическом порядке.
От миссис Уинни Мэй Катберт из Далласа, Техас. В 1800 году спустя два года после смерти Джона Андерсона, Эуфимия Барбер появляется в Гаррисбурге, Пенсильвания, и выходит за Эндрю Катберта, вдового богатого торговца. Эндрю умирает в 1801 году, промаявшись желудком. Вдова, продав магазин, исчезает.