– Задача трудная, – согласился Васильев. – Но для хорошего снайпера с классной пушкой вполне осуществимая.

– А пуля?

– О! – усмехнулся Колька. – Это и есть как раз самое интересное.

Он подтащил меня к ковру экспертов с Петровки:

– Гляди!

Я пригляделся. Указанный предмет больше всего напоминал бесформенный слиток серебра. Коим, собственно, и был.

– И что это?

– Это, – почему-то шепотом сообщил Васильев, – оболочка пули. Серебро, скорее всего заговоренное. Сообщает дополнительную скорость и так далее. А вот когда пуля подлетает к магической защите, в дело вступает сердечник. Угадай, из чего он был сделан?

– Сдаюсь, – немедленно сказал я.

– Сталь, – торжествующе заявил Колька. – По первым тестам наподобие оказавшаяся похожей на...

– Подкову, – закончил я за него.

Васильев кивнул:

– И скорее всего фаворита скачек.

– Неоднократного фаворита, – подтвердил Васильев. – И я даже могу сказать, какого именно.

И только сейчас я начал что-то понимать.

– Блестящий?

– Угу.

– Так, ты думаешь, это тот самый...

Колька снова кивнул.

– Произнести вслух это еще никто не осмелился, – сказал он. – При высоком начальстве. Сам понимаешь. Громы и молнии падут на голову принесшего дурную весть. Но большинство тех, у кого извилины еще не совсем атрофировались, похоже, уже сообразили. Больно рожи у всех унылые.

– Тот самый киллер, который убрал Пятновского, – задумчиво произнес я.

– А также еще семерых с высокой вероятностью, – дополнил Васильев. – Тот же почерк, а главное – такое же отсутствие всех и всяческих следов.

– Капитально?

– Напрочь. Чердак слегка припорошен индийской пылью, но это он перестраховался. А так – ни единого следа. Блин, половина ребят в отделе на полном серьезе предполагает, что это какое-то поту-, нет, третьестороннее существо.

– Жаль, покойника допросить нельзя, – вздохнул я.

– Допросишь тут. – Колька кивнул вбок, где, в стороне от общей кучки, сгруппировались: тип в сером пальто – похоже, адвокат покойного – и «безутешные близкие друзья» – типичные преуспевающие волшебники в зеленых бархатных кафтанах и с непременным атрибутом до пупа. «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том».

– Право души на спокойное посмертие, Декларация прав усопших и так далее, – злобно проворчал Васильев. – Тот, небось, уже в аду новоселье справляет – по нему давно персональный котел смолой обливался, а эти тут – бдят. А то как бы покойник чего лишнего не сболтнул, мозги-то у него вон – на полковра. Нет, честное слово, в глубине души я этому киллеру сочувствую. Он ведь за нас нашу работу делает, причем намного радикальнее и эффективнее.

В общем я был с Колькой вполне солидарен, хотя в данном конкретном случае допрос усопшего ничего не дал бы. Что он мог заметить – под каким углом ему пуля в череп вошла?

– А может, это апсихик? – предположил я.

– Чушь, – решительно сказал Колька. – У апсихика нет души, но отпечаточки он как раз из-за этого оставляет совершенно неповторимые. Нет, родной. Правда, боюсь, куда проще и куда ужаснее. Это теневик.

Я открыл было рот, чтобы возразить, – и закрыл его, так и не сказав ничего.

Кто может с полверсты влепить заговоренную пулю в голову черного колдуна и раствориться, не оставив никаких следов? И, заметим – абсолютно не опасаясь посмертного возмездия покойничка? Только человек с теневыми способностями в магии, проходивший службу в спецчастях. Егеря, десант, погран... Господи, да мало ли у нас было (и осталось) спецчастей, где позарез нужны теневики?

А архив Пятого управления после Августа растворился в небытии еще покруче, чем наш киллер с места преступления. Не будешь же перетряхивать всех, кто служил в спецчастях за последние... Даже если отбросить всех полуэльфов, оборотней и прочих... а ведь на нелюдь и на нечисть списки были все в том же пятом архиве, вот и гадай, кто из них кто... Да и к тем спискам, что есть, военные в жизни никого не допустят, удавятся, но не допустят, а скорее – сами кого хошь удавят.

А наугад ловить – до Страшного суда не поймаем.

Картина, представшая перед моим внутренним взором, была настолько уныла и безрадостна, что я не выдержал и застонал.

– Да ладно тебе.

– Так ведь труп-то на моей земле! – провыл я. – Значит, «глухаря» этого на меня повесят. А до конца квартала две недели осталось, и фиг я за эти две недели успею раскрываемость исправить. Хорошо еще, если одна только премия мимо пролетит, а ведь можно и выговор схлопотать.

– Да ладно тебе, – повторил Колька. – Как будто на тебя одного повесят. Все мы на этом деле висеть будем, одна наша следственная бригада чего стоит – Никодимов и Колесник во главе, чуешь, какие зубры в дело пошли. А еще РУБОН, а еще Петровка, а еще хранители параллельное расследование вести будут. Кто уж тут какой-то райотделовский опер по особо грешным – так, ноль без палочки. Все, все на одном глаголе повиснем. Ну когда тебе еще случай представится в такой компании концы отдать?

– А не пошли б вы все? – уныло предложил я.

Колька внезапно расхохотался.

– Чего это ты? – насторожился я.

– Да так, – все еще продолжая смеяться, выдавил он. – Вспомнил. Иду я третьего дня по 14-му отделению, дело одно на доследование волоку, а навстречу мне Серега Ухин, ну, помнишь, черный такой... да знаешь ты его, мы еще зачет по метанию вместе с ним сдавали!.. так вот, идет он мне навстречу, а рожа у него ну точь-в-точь как у тебя – аллегория на тему вселенской печали.

– И?

– Ну я и спрашиваю, чего, мол, Серый, ходишь смурной, словно упырь пережаренный, посетителей распугиваешь?

– А он?

– Да вот, говорит, понимаешь, такое дело. Маньяк у меня на участке завелся. Да не простой, а оборотень.

– И?

– Ну вот я спрашиваю, много, мол, народу загрыз? А он мнется чего-то. Да как, говорит, сказать, не так чтобы.

Мне стало интересно. Слухами земля полнится, но о маньяке-оборотне на соседнем участке я еще не слыхал. Хотя, по идее, уже должен был бы.

– Ну я его дальше пытаю, – продолжал Колька, – как он нападает, что с жертвами делает: на части разрывает, кровь пьет или какие-то органы пожирает? Что экспертиза говорит – волк или кто? А Серый вдруг из трупно-зеленого красным делается и тихо так бормочет – да нет, не волк. Бобер он. Деревья он грызет и ножки у скамеек. Уже одиннадцать скамеек обрушил.

И тут я расхохотался. Так, словно угодил в облако «щекотала». Слезы брызнули из глаз, в горле запершило, я согнулся и едва не упал.

На меня начали оглядываться. Кто-то из больших начальников, полуобернувшись, возмущенно цыкнул – как, мол, можно смеяться в такой момент, когда... А я все никак не мог остановиться.

Наконец я все-таки разогнулся и увидел, что Васильев, хотя и из последних сил, сдерживается, очевидно, заготовив кое-что напоследок.

– Вот, – заметил он. – И я тогда заржал точно так же. А Серега печально посмотрел на меня и изрек: «Да, тебе смешно, а мне его ловить».

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

или О воздействии тяжелых металлов

на организм

Валентин Зорин, воскресенье, 13 июня

Когда я открыл глаза, за окном мелькали какие-то тени. Я спросонок не сразу понял, что это. Потом до меня дошло, и я витиевато выругался. Соседи сверху опять вышвыривали на улицу мусор.

Не повезло мне с соседями. Со всех сторон не повезло. А со всех сторон – это значит, сверху, снизу и справа, потому что слева у моей однокомнатки соседей нет. И не было. И не будет, потому что стоит наш дом впритык к заповедному парку, на который единственное в комнате окно, к сожалению, не выходит.

Снизу у меня живут тихие алкоголики. Проблем от них только две. Во-первых, у них пережидают потраву и экзорцизм тараканы и мелкие бесы, чтобы потом расползтись обратно по облюбованным квартирам. А во-вторых, раз в месяц, получив пособие, кажется, по инвалидности, эта парочка надирается до обмороков и следующие сутки оглашает дом протяжными похмельными стонами, которые сделают честь любому привидению.