Попрошу не фамильярничать, вот что это означало. Мне с тобой не по пути.

– А я Настя. Анастасия Сотникова. – Она оглянулась, блеснув ему в лицо очками и заученной неискренней улыбкой. – У меня даже визитка есть. Сейчас, одну минуточку.

Он хотел сказать, что ему вовсе не нужна ее визитка, но она уже ожесточенно рылась в недрах своего портфеля, а из прохладной глубины зала к ним шел роскошный метрдотель, затмевавший своим сиянием всех известных Кириллу Костромину метрдотелей.

– Добрый вечер, – интимным тоном сказал он, подойдя. – Столик на двоих или будут еще гости?

– На двоих, – ответил Кирилл и не глядя взял протянутую ему визитку.

– Тогда проходите сюда, пожалуйста.

Неуловимым движением он отодвинул стул для Анастасии Сотниковой, зажег свечу в пузатом бокале, выложил неведомо откуда две роскошно переплетенные карты, и все это почти одновременно.

– Аперитив? – спросил он потом, слегка – впрочем, весьма умеренно – наклоняясь над Кириллом.

– Минеральную воду, – сказал Кирилл брюзгливо, – холодную газированную. А вы, госпожа Сотникова?

– То же самое, – ответила она с улыбкой, явно пытаясь смягчить его грубость, хотя у этого метрдотеля на лбу было написано, что ему наплевать на всю человеческую грубость вообще и на Кириллову в частности. – Только с лимоном, пожалуйста. А есть я буду салат «Цезарь» и розовую форель. Попробуйте, Кирилл Андреевич. Здесь очень вкусно готовят рыбу.

– Хорошо, – в карту Кирилл даже не посмотрел, – пусть будет форель и «Цезарь». Только не через три часа, а побыстрее, если можно.

– Конечно, конечно, – как из шланга поливая их избытком любезности, уверил метрдотель, – напитки?

– Мы уже заказали, – произнес Кирилл с нажимом, – минеральную воду. Вы забыли?

– Нет-нет, – метрдотель поисточал еще немного любезности и отошел, как будто растворился в воздухе или его засосал кондиционер.

– Вам не нравится этот ресторан? – помолчав, спросила Анастасия Сотникова.

– Ресторан как ресторан, – ответил Кирилл, – а что?

Она пожала плечами:

– Просто вы как-то странно разговариваете.

– Почему странно?

– Как будто вам все очень не нравится.

Не предложив ей, он прикурил свой «Парламент» и ничего не ответил. Он всегда разговаривал с прислугой таким тоном – в ресторанах, отелях, спортклубах и самолетах. Он старательно воспитывал себя так, чтобы не замечать в них людей, и искренне считал это хорошим тоном.

– Я, наверное, нарушила все ваши планы? – заискивающе спросила девица. – Вы на меня злитесь?

– Уважаемая Анастасия Сотникова, – сказал Кирилл надменно, – не надо ничего выдумывать. Если бы у меня были планы, я бы никуда с вами не поехал.

– А я думала, что вы меня пожалели, – пробормотала она, и щеки у нее покраснели. – У вас было очень выразительное лицо. Там, на пляже.

Он был совершенно уверен, что на пляже она ничего вокруг не видела, кроме своего Аполлона и грудастой блондинки.

– Каждый выбирает по себе… – Глядя на дым от своей сигареты, он любезно перечислил: – Женщину, религию, дорогу.

– Дьяволу служить или пророку, знаю, знаю!.. Только при чем здесь это? Вы не можете с одного взгляда установить, правильно я выбрала или неправильно! – перебила она нетерпеливо, и он искренне изумился, впервые за этот вечер. А может, даже за неделю. Или за год.

Мало кто помнил или знал эти стихи. Почти никто. «Поколение Пепси» никаких таких стихов знать не могло.

– Ну вот, – сказал он удивленно, – вы, оказывается, даже книжки читаете.

– То есть вас удивляет, что я не дура, – констатировала Анастасия Сотникова.

Кирилл хотел сказать, что ему нет никакого дела до ее умственных способностей, и вместо этого ответил:

– Ну, на пляже вы выглядели полной идиоткой.

– Я знаю, – печально согласилась она, чего он никак не ожидал. – Но я же вам сказала, что у меня сегодня очень плохой день. Бабушку хоронили. У меня была потрясающая бабушка, и сегодня ее похоронили, а я даже на поминки не пошла, потому что у меня совсем нет сил сидеть там среди чужих людей, выслушивать всю эту поминальную ахинею, и…

Кирилл перепугался, что она сейчас заплачет и ему придется ее утешать. Еще не хватало – ужинать в ресторане с незнакомой девицей, убитой горем, и выслушивать ее откровения о своей горькой судьбе! Однако она быстро справилась с собой. Выудила из гигантского портфеля пачку сигарет и торопливо закурила. Ему понравилось, что она не вытащила сигарету из его пачки.

– Мне очень нужно было, чтобы кто-нибудь сегодня со мной побыл, и вот что из этого получилось. Вы же видели…

– Видел, – согласился Кирилл, – только можно я не буду вам сочувствовать?

– Можно, – сказала она и, приподняв очки, быстро вытерла под ними, – какие-то сигареты дурацкие. Очень едкий дым.

– Поддельные, наверное.

– Наверное.

Возле их столика материализовался черно-белый официант, бесшумно поставил на скатерть запотевшие пузатенькие бутылочки с водой, переливающиеся чистотой стаканы и плоскую тарелочку с лимоном. Бутылочка интеллигентно выдохнула газ, вода с приятным шелестом полилась в стеклянное нутро стакана.

Кирилл Костромин в очередной раз почувствовал прилив истовой любви к своим деньгам, которые позволяли ему в любое время получать все это – приветливых слуг, дорогую еду, прохладу среди знойного города, французскую бутылочку с искрящейся водой.

Слишком долго и, казалось, безнадежно у него ничего этого не было.

– Расскажите мне про вашу бабушку, – попросил он благодушно. – Она вас растила?

– Нет. Для этого она была слишком независимой. Она никого из нас не растила.

– Из кого – из вас?

– Из внуков. Внуков трое. Двое племянников. У меня уйма родственников.

– У меня тоже, – сказал Кирилл и тут же пожалел об этом.

Он не хотел говорить о своих родственниках. Ему всегда было стыдно о них говорить. Зачем он вообще про них вспомнил?!

– А бабушка у вас есть?

– Нет, – ответил он неприязненно, – она давно умерла. Я ее почти не помню.

Конечно, он ее помнил.

Артритные руки, разбухшие от воды и огорода, цветастая кофтенка, одна на все времена, бедные волосы, зачесанные коричневым гребешком, запах хлорки и козьего навоза, толстые икры в нитяных коричневых чулках. Бабушка.

– Бабушка всех нас очень любила, – продолжала Анастасия, глядя в свою тарелку, – но всю жизнь не слишком возилась с детьми. Дед занимал всякие большие должности, у них всегда была домработница и няня, и, даже когда деда посадили, она как-то так умудрялась устраиваться, бытовые проблемы ее никогда не касались. Дети были сами по себе, а она сама по себе. Мой папа и тетя Нина, его сестра. Хотя блокаду она пережила. Не знаю, как ей это удалось…

– От чего она умерла? Сердце?

Его бабушка умерла от инсульта.

Было очень жаркое лето. Солнце вставало, как будто в желтой дымке – под Москвой горели леса. Крохотный прудик за деревней пересох, дно растрескалось, как будто пыталось вывернуться наизнанку, спасаясь от безжалостного непривычного солнца. Бабушка целыми днями была в огороде – все горело, нужно было поливать. Так и умерла, уткнувшись носом в огуречную грядку, в лопушистые шершавые листья, которые она спасала.

«Отмучилась», – равнодушно сказала соседка Клавдия Степановна.

– Нет, – произнесла Анастасия Сотникова таким странным тоном, что Кирилл посмотрел на нее с удивлением, – не сердце. Несчастный случай.

Почему-то он решил, что несчастный случай может быть только на дороге.

– Она водила машину?!

– Водила. Всегда. Она жила в Петергофе, там деду когда-то дали дачу, и она туда переехала после того, как он умер. Она даже на прошлой неделе приезжала ко мне на машине. Только она умерла вовсе не из-за машины.

Кирилл даже представить себе не мог бабушку, которая водит машину. Что же это за бабушка такая?!

– Она принимала ванну и уронила в воду фен. Короткое замыкание, и… все. Несчастный случай.

Бабушка принимала ванну? Уронила фен?!