Аннелиза заметила, как мать сразу изменилась в лице. Почтенная женщина всякий раз впадала в оцепенение, когда директор прибегал именно к такому обращению.

– Конечно, – ответила она. – Сейчас скажу служанке…

– Я же предупредил, – оборвал ее директор, – никаких слуг.

– Можно обжарить хлебцы и положить на них повидло, – предложила Аннелиза. Не поднимая головы, она обирала с халата крошечные скатавшиеся комочки, подавляя в себе дерзкое желание сказать этому жирному борову, что они не держат под рукой угощения для ночных гостей.

– Типично английская пища, – недовольно буркнул Одсвелт. – Я скорее умру с голода, чем стану есть подобную дрянь. Впрочем, на что еще можно рассчитывать в доме, где в чести все британское.

Директор ядовито улыбнулся, давая понять, что он не забыл неблагоразумный поступок, совершенный Бриттой много лет назад. Чванливый голландец не только не простил ей грех молодости, но еще и каждый раз старался выказать свое презрение к Аннелизе за то, что она вообще посмела появиться на свет Божий.

Иногда Аннелизе казалось, что ей и ее матери жилось бы намного легче, родись она такой же розовой и белокурой, как Бритта или те полнокровные голландские девочки, которые заполняли дом Вандерманнов. Увы, английский капитан, в свое время обесчестивший Бритту и затем покинувший ее, оставил несмываемое пятно на их незаконнорожденной дочери.

Даже целое ведро лимонного сока не смогло бы превратить ее темно-каштановые волосы в белокурые и отбелить смуглую кожу на лице так, чтобы она напоминала фарфор с примесью розовой краски. Не существовало также магического средства, которое бы сделало ее карие глаза небесно-голубыми, и никакая пища, даже поглощаемая в самом чудовищном объеме, не способна была придать ее изящной фигуре округлые пышные формы.

После того как семья Бритты изгнала ее из родного дома, для них с матерью школа стала единственным пристанищем. Вандерманны, являвшиеся учредителями данного заведения при Голландской Ост-Индской компании, взяли Бритту на службу в должности управляющей, и компания не была против.

Бритта с трогательным почтением относилась к своим благодетелям и блюла свои обязанности с непомерным раболепием, отстаивая интересы компании с самоотверженностью разъяренной львицы, защищающей свое логово. Она полностью выкладывалась на уроках; ее речи были проникнуты непоколебимой верой в справедливость установленных компанией правил. С особой страстностью она рассказывала своим воспитанницам о превратностях судьбы и предостерегала от опасностей в случае пренебрежения суровыми нормами. Вот почему не было ничего удивительного в том, что в конце концов выпускницы школы Вандерманнов становились достойными «дочерьми компании».

В задачу Аннелизы входило обучение воспитанниц английскому языку, чтобы впоследствии они могли без помех угождать своим будущим мужьям. Язык Аннелиза знала с детства – Бритта стала обучать ее с подачи одного из представителей компании, которой, как считала Бритта, они с дочерью были обязаны всем.

Одсвелт довольно хихикнул и приподнялся в кресле. Громкое сопение, периодически прерываемое почти полной остановкой дыхания, было удачным дополнением его свиноподобной наружности. Покопавшись в жакете, он извлек из кармана деревянную шкатулку и с виртуозностью фокусника, не однажды выполнявшего свой трюк, безошибочно послал ее в центр стола. Бритта подошла и встала рядом. Теперь они вдвоем разглядывали золоченый ларец, сверкающий на фоне потемневшего от старости красного дерева. Со стороны могло показаться, что для них не было ничего неожиданного в этой ночной встрече: просто два человека собрались, чтобы полюбоваться роскошной вещицей.

– Изумительная работа, – восхищенно заметила Бритта. – Никогда еще нам не присылали брачных перчаток в подобных шкатулках.

– Я тоже не видал ничего похожего. Мне сказали, что она сделана из дерева мускатного ореха. Неплохо придумано. Невеста получит перчатку и как новобрачная отвезет шкатулку обратно, туда, где сотворили это чудо.

Аннелиза тоже подошла к столу и, не удержавшись, провела пальцем по глянцевой поверхности. Шкатулка излучала тепло, словно тщательно отполированное дерево десятки тысяч дней накапливало энергию тропического солнца. Аннелиза вдруг поймала себя на том, что невольно принюхивается к воздуху в комнате, пытаясь уловить следы мускатного запаха. Какая глупость! За годы преподавательской практики ей часто приходилось говорить со своими ученицами о теплых странах, рассказывать о далеких островах Банда и их чудесном климате. Неудивительно, что в ней самой временами просыпалось острое желание насладиться ласковыми бризами, голубым небом и солнечными днями, так отличавшимися от промозглых ночей наподобие этой.

Кому из девочек выпадет счастье уехать в этот раз, на какую из них падет выбор?

Аннелиза прикусила губу.

Наконец директор решил открыть шкатулку. Он подтолкнул ее к лампе, чтобы свет мог попасть внутрь. Яркая радуга вспыхнула на темной поверхности стен, пролегла полосами поперек потускневших от времени портретов, увековечивавших суровые неулыбчивые лики Вандерманнов в четырех поколениях. Бритта судорожно втянула воздух, а ошеломленная Аннелиза так и приросла к полу.

Служащие компании, работая в колониях, не имели возможности лично заниматься выбором жен. Чтобы обзавестись подругой жизни на родине, им приходилось тратить много месяцев на дорогу, поэтому многие из них поездкам в Нидерланды предпочитали заочные предложения. Подтверждением их матримониальных намерений служила брачная перчатка, отправленная в компанию. Затем начинался долгий процесс подготовки к обмену контрактами. Каждая из сторон подписывала документы, и когда заверенный женихом контракт возвращался, совершался обряд бракосочетания по доверенности. Отсутствующего на церемонии потенциального мужа представляла перчатка – символ вечных уз. Невеста надевала ее на руку и с этой минуты становилась женой человека, которого в глаза не видела.

По брачной перчатке можно было судить о социальном положении жениха. Мелкие клерки Ост-Индской компании не позволяли себе расточительности. От них, как правило, поступали изрядно поношенные перчатки, вытянутые на пальцах. Служащие рангом повыше отправляли новые перчатки: чаще обычные, из мягкой ткани, либо сделанные на заказ специально для данной церемонии – с украшениями из кусочков кружева или нескольких жемчужин. Высокооплачиваемые работники и военные прибегали к еще более разнообразным ухищрениям. В редких случаях приходили очень элегантные перчатки. Таким образом заявляли о себе владельцы мускатных плантаций. Эти люди, обладавшие исключительными правами на поставки специй во все уголки мира, владели несметными, недоступными для других богатствами.

Во всяком случае, так слышала Аннелиза. Ни одной из девушек школы Вандерманнов еще не выпадало такой выгодной партии.

– Перчатка от плантатора. – Бритта поднесла дрожащую руку к губам.

Наступила напряженная тишина. Аннелиза видела, что мать ожидает от директора подтверждения или опровержения. Не дождавшись ответа, Бритта выпрямила плечи и чуть заметно вскинула подбородок. Теперь одна из «дочерей компании» будет удостоена очень высокой чести.

– Кого будем рекомендовать? – спросила она.

– По срокам больше всех подходит Кати. С подготовкой у нее все в порядке, но она меня немного беспокоит. Боюсь, ей не хватает ответственности. – Аннелиза оторвала взгляд от перчатки и сосредоточилась на деловых качествах кандидатки. – Кати имеет обыкновение смеяться не к месту – например, во время торжественных мероприятий, а женам плантаторов часто приходится бывать на приемах. Может быть, Марта?

– Да, Марта, – кивая, согласилась Бритта. – Она спокойная и сдержанная. У нее хорошие манеры. Марта может достойно вести себя в обществе. И потом, она очень быстро усваивает новое, а это очень важно – ведь ей придется срочно пройти медицинский курс.

– Да нет же, нет! – Директор нетерпеливо стукнул кулаком по столу. Он сжал губы так, что у него даже задвигались мышцы на шее. – Я совсем не о том. Эта перчатка… это предложение для вашей дочери.