Русская печь, очевидно наскоро протопленная, была еще теплой, так что Тимур закинул на нее свою одежду и огляделся. Вокруг не было ничего, кроме жесткого, как засохший блин, гобеленного покрывала. Рыться по ящикам и шкафам воспитание и чувство самосохранения не позволяли, так что пришлось заворачиваться в плед, благо тот оказался достаточно большим, чтобы превратить не слишком крупного омегу в не слишком крупный кокон. Тимур очень устал. Он сжался в комок на диване рядом с печью и отключился, едва прикрыв глаза.

========== Глава 3. ==========

Проснулся он утром, с ужасом понимая, что все дерьмо не приснилось. Одежда была противно мокрой, потому что вчера Тимуру не хватило сил и ума, чтобы хотя бы хорошенько ее отжать. Печка за ночь остыла окончательно, и в доме стало прохладно. Тимур зябко кутался все в тот же плед, не понимая, что ему делать дальше. И бесцельно слонялся по дому, опасаясь трогать что-либо или выходить на улицу. Странно, но того всепоглощающего ужаса он больше не испытывал. То ли перегорел вчера, то ли организм не хотел расходовать силы в отсутствие источника угрозы. Мысли о побеге задавливались в зародыше. Хватит, набегался. Зато все чаще думалось о том, стоило ли оно все того. Кому и что он доказал, оказавшись изнасилованным, запертым неизвестно где и зачем?

К середине дня, успев еще раз немного вздремнуть, Тимур ощутил голод. Он навалился сразу и со всей силы, периодически нарушая тишину бурчанием желудка. Тимур открыл стоящий в кухне холодильник, но только растравил себя видом немудреной еды. Поспешно захлопнув его, он решил обойтись водой. Кто знает, а вдруг за съеденную колбасу его самого порубят в фарш? К вечеру он уже совершенно измучился. От постоянного питья и беганий в туалет дом остыл еще больше, а вещи казались сырее, чем были с утра. Морщась от желудочных спазмов, Тимур ухитрился все-таки заснуть. Размышления о том, зачем его оставили здесь, он старательно гнал от себя, но все же, перед тем как окончательно провалиться в сон, успел вспомнить сюжет фильма, где оборотни загоняли людей на своеобразной охоте. Бегал Тимур плохо, и это не вселяло оптимизма. Как и недавно пережитая попытка побега.

На следующее утро, помимо кражи стаей чокнутых оборотней-наркобаронов, пережитого изнасилования, все еще сыроватой одежды и оглушающего чувства голода, вырисовалась еще одна проблема: тонкая, чувствительная Тимурова кожа не выдержала испытаний «огнем и мечом», покрылась гадкими шелушащимися пятнами и принялась неприятно зудеть. Безусловно, увлажняющие крема в этом оплоте холостяцкой разнузданности не водились. Так что Тимур, от великого ума, не иначе, намазал лицо найденным оливковым маслом. Очередной идиотизм из серии «сделал-подумал». К уже имеющимся проблемам прибавилось жирно блестящее лицо и наверняка закупоренные поры.

Услышав, как хлопнула калитка, Тимур весь сжался и вцепился в покрывало до побелевших пальцев. В голове, совершенно пустой, начал нарастать звон. Хотелось удрать куда-нибудь и спрятаться, пусть даже под кровать, но ноги просто приросли к полу. Гулко бухнула нижняя входная дверь, кто-то легко взбежал по лестнице. Отворилась вторая дверь, и дизайнерски взлохмаченный Антипов замер на пороге. Он изумленно оглядел застывшего напротив Тимура с ног до головы, медленно поставил на пол два его чемодана и спросил:

— Не рановато ли для Масленицы?

А потом заржал. Непередаваемо заразительно, сочно. Он ненадолго успокаивался, а потом снова смотрел на Тимура и запрокидывал голову от хохота. Тимур, уже задыхавшийся от его минутного присутствия, давящийся непроходимым воздухом, немного пришел в себя. Обидное сравнение с блином поспособствовало. Очень уж удачно оно легло на старые комплексы, связанные с пухлыми щеками и круглой формой лица. В другое время Тимур стопроцентно врезал бы за что-то подобное, а теперь зачаток гнева позволил хотя бы вздохнуть и отвести взгляд. Висевшее на стене зеркало притянуло взгляд. Да уж, в гобелене, епископским воротником торчавшем над плечами, со сбитыми в колтун волосами и глянцево поблескивающим лицом, он представлял собой то еще зрелище. Гогочущий Антипов подливал масла в огонь, и Тимур, чувствуя, как от всего происходящего снова подступают слезы, закусил нижнюю губу, намеренно болезненно, и, резко развернулся.

— Смывай это дерьмо, — весело проговорил Антипов, протягивая Тимуру небольшую сумку. Лейбл известного бренда ярко поблескивал на фурнитуре, выдавая ее астрономическую стоимость. Тимур в лучшие времена только облизывался на такую сумку, и мог позволить себе, в лучшем случае, кошелек.

Устав ждать, Антипов сунул ее ему в руки и удалился на кухню. Тимур на автопилоте вжикнул молнией и обнаружил рассованные по карманам и кармашкам свои лосьоны, тоники и крема. Все, что нужно для спокойной жизни кожи. Он принялся расставлять дрожащими руками баночки и бутылочки на углу стола, но они норовили упасть, нервируя еще больше. И Тимур собирался уже пойти умываться, потому что нужно было отвлечься хоть на что-то, когда услышал грозное: «Бля!» с кухни. Взбешенный Антипов буквально вылетел к нему, замер напротив и очевидно хотел ухватить за плечи, но резко остановился и только рявкнул:

— Ты какого хрена не поел?!

— Я не знал, можно ли было, — давясь словами, ответил Тимур. От вида недовольного альфы снова вернулась паника и липко сдавила горло.

Антипов как-то резко успокоился, шагнул назад и уже совершенно ровно, буднично произнес:

— Здесь всем можно пользоваться. Любую вещь ты можешь брать и делать, что хочешь.

— И уйти могу? — выпалил Тимур самый главный вопрос, черпая силы в нежданной надежде.

— Уйти не можешь.

— Почему?

— Потому что я так решил, — фраза, бесившая Тимура до истерики, в этот раз не произвела нужного эффекта, заставив лишь поморщиться. — А куда тебе идти? — с откровенным интересом в голосе спросил Антипов. — Что будешь делать, если я тебя, предположим, отпущу?

Тимур открыл уже рот, но тут же снова его закрыл. Ответить было нечего. Последние полгода у него была одна глобальная цель. И сейчас она стояла напротив, перекатывалась с пятки на мысок и, приподняв одну бровь, глядела исподлобья.

— Ну давай рассуждать здраво. В универе у тебя академ еще на год. По помойкам тебе шариться больше смысла нет. Никакие… привязанности ни в Архангельске, ни в родном городе не имеются. Так почему бы не пожить здесь? Воспринимай все как своеобразный вынужденный дауншифтинг. Люди, кстати, за это бешеные деньги отваливают. А я так, на добровольных началах. От чистого, можно сказать, сердца, — довольно возвестил Антипов и снова заулыбался.

Тимур застонал и закрыл лицо руками.

— Что за идиотизм? — от абсурдности всей ситуации, рассуждений Антипова, которые не поддавались никакой логике, страх прошел, оставив ощущение опустошенности. — Настолько тупо, что даже возразить нечего.

— А потому что, — вкрадчиво и очень настойчиво ответил Антипов, — не надо мне возражать, — в голосе его появились явно угрожающие нотки, и Тимур поежился. — Веришь ли, меня, чаще всего, мало волнуют чужие проблемы, так что если я о чем-то прошу, то для этого имеются веские основания. Понятно объяснил?

Тимур знал, что Антипов обладает не самым мягким и покладистым нравом, вспыхивая почти мгновенно. Своеобразно: бесшумно, но с разрушением всего живого. И теперь он не понимал, почему альфа сдерживается, хотя с легкостью мог бы взорваться.

Но еще больше Тимура удивляла собственная реакция. Ему казалось, что разум вот-вот выйдет из странного анабиоза, в котором находится и выдаст истерику или приступ паники. Однако ничего подобного не происходило. То, что сделали с ним на сарае — Тимур даже в туалет ходил, старательно отводя глаза от ТОГО места — не проходило просто так, он понимал это совершенно отчетливо. А та… тревожность, которая пришла на смену первому страху, была явно недостаточной реакцией. И это при том, что, собственно, Антипов и был зачинщиком.

— Не слышу. Тебе понятно, Бэмби? — вывел Тимура из задумчивости голос недовольного альфы.