– Не до такой степени. Мой дед часто вспоминал свою сестру-близнеца Джоанну, но не думаю, что он когда-либо встречался с ней. Ты знаешь, он был умным, получил множество стипендий и работал в одной из исследовательских лабораторий. Вот как получилось, что мой отец стал доктором. Он погиб в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Мама снова вышла замуж, и меня тоже растил дед… Ой! Вон твой автобус!

Они побежали к автобусу и смогли втиснуться в него, но продолжать разговор было невозможно. Джейн повезло, так как автобус проходил мимо ее улицы. Когда они вышли из автобуса, им нужно было только перейти улицу и пройти треть пути по Милтон Крессент до дома № 20.

Джейн открыла дверь своим ключом и повела Джереми через три лестничных пролета к мансарде, где были две комнаты, которые когда-то являлись спальнями для горничных. И еще кладовка и ванная комната. Джейн занимала обе комнаты и называла их «моя квартира». Задняя комната служила гостиной. Когда шторы задергивали и включали свет, комната всегда потрясала ее своей уютной обстановкой. В ней стояло старое бюро из древесины грецкого ореха. Над ним в такой же рамке висело зеркало, верх которого украшал золотой орел. Два стула эпохи королевы Анны были обтянуты китайской парчой. На полу лежал великолепный персидский ковер и стоял диван с множеством разноцветных подушечек. Мистер Тавернер со странным именем Эктс начал трудовую жизнь поставщиком подержанной мебели, а затем стал хозяином небольшого антикварного магазина из тех, которые обеспечивают своему хозяину массу удовольствия, но приносят не очень много наличности. Джейн принадлежала та мебель, которую ей удалось спасти от продажи.

– А теперь, – сказала она, отворачиваясь от окна, – будь умницей и поставь чайник на огонь – ужасно хочу чаю. А потом я покажу тебе то, что получила этим утром.

Джереми наклонился, зажег камфорку и выпрямился:

– Я знаю, что ты получила – ответ от абонентского ящика номер три тысячи и сколько-то там, потому что я тоже его получил и принес показать тебе.

Они уселись рядышком на диване, и каждый достал лист глянцевой белой бумаги. В верхней части листов было написано: «Абонентский ящик 3093». Одно из посланий начиналось со слов «Дорогой сэр», а второе – «Дорогая мадам». В послании к Джейн было написано:

«Ваш ответ на объявление, приглашающее потомков Джереми Тавернера, скончавшегося в 1888 г., связаться с вышеуказанным абонентским ящиком, получено, и содержание принято к сведению. Будьте любезны сообщить дату смерти вашего деда Эктса Тавернера и указать, хорошо ли вы его помните и до какой степени вы поддерживали с ним контакт».

Исключая разницу слов в обращении, в остальном оба письма были идентичны. Потом Джереми и Джейн хмуро рассматривали их. Джереми сказал:

– Не понимаю, к чему он клонит.

– Быть может, он пишет историю семьи.

– А зачем ему это?

– Не знаю, но многие так делают. Давай напишем ответ, возможно, что тогда мы что-то узнаем.

Он нахмурился еще больше:

– Послушай, давай лучше я напишу.

– Джереми, не будь занудой!

– Я не хотел, чтобы ты отвечала на это объявление.

– Я знаю, ты мне уже говорил.

Она вскочила и начала доставать чайные принадлежности: невысокий чайник времен королевы Анны, две чашки с блюдцами из вустерского фарфора, причем одно из блюдец было склеенное, темно-синий блестящий кувшинчик для молока и симпатичную коробочку для чая, на которой были нарисованы пасторальные сцены.

Джереми медленно спросил:

– Что ему нужно?

– Воссоединение семьи, дорогой, – всех наших кузенов. Возможно, некоторые из них окажутся веселыми людьми. А то, знаешь ли, ты не очень-то большой весельчак, мой милый.

Он подошел к ней и встал около нее с заносчивым видом.

– Я считаю, что тебе лучше отказаться от этого. Если хочешь, я могу написать письмо.

Джейн подняла глаза, в которых ясно читалось упрямство.

– Возможно, ты не слышал, что я сказала: «Не будь занудой!»

– Джейн…

– И я повторяю: зануда, зануда, зануда, тоска зеленая. – Затем она сделала шаг назад и предупреждающе топнула ногой: – Ты ведь не хочешь, чтобы я рассердилась?

– Я не знаю…

Темные ресницы опустились на мечущие искры глаза. Под бледной кожей проступил румянец.

– Я очень устала. – Затем, резко сменив интонацию, она сказала: – О, Джереми, будь человеком!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Находившийся в комнате Джекоб Тавернер был тощим, как обезьяна, с таким же, как у обезьяны, беспокойным и злобным взглядом. Климат различных стран, в которых он побывал, оттенил и высушил его кожу. Его волосы хорошо сохранились, седина только чуть тронула их, и они были похожи на сухую траву. Его блестящие глаза были орехового цвета. Он стал на пару сантиметров ниже своего обычного роста в метр семьдесят. Тонкие руки и ноги делали его похожим на паука. На нем была какая-то старая одежда, которую обычно можно увидеть на умерших бродягах или на миллионерах. Он был не совсем миллионером, но очень близок к этому. И в данный момент он встречался со стряпчим Джоном Тейлором, чтобы распорядиться своей собственностью. Не то чтобы он собирался умирать – ни в коем случае, но, научившись за семьдесят лет получать удовольствие от многих вещей, он теперь намеревался развлечься всегда завораживающим процессом составления завещания, которое может вызвать споры.

Мистер Тейлор, знакомый с ним уже около сорока пяти лет, даже не пытался перечить ему в этом последнем чудачестве. Иногда он говорил: «Конечно», иногда: «Я бы посоветовал вам получше подумать над этим», а иногда вообще ничего не говорил. Тогда Джекоб Тавернер внутренне усмехался, а злоба в его глазах становилась заметнее. Молчание означало неодобрение, а когда Джон Тейлор не одобрял его действия, он чувствовал, что получил над ним преимущество. Джон Тейлор олицетворял собой респектабельность среднего класса, и когда Джекобу предоставлялась возможность подколоть эту самую респектабельность, он всегда с удовольствием делал это.

Они сидели, разделенные письменным столом, и Джон Тейлор делал записи. Это был пухлый человечек, и все в нем было очень аккуратным, включая блестящий лысый череп, аккуратно окаймленный сзади полоской седых волос.

Джекоб Тавернер сидел, откинувшись на спинку кресла и засунув большие пальцы в кармашки жилета, и посмеивался.

– А знаете, я ведь получил пятьдесят ответов на свое объявление. Пятьдесят! – Он издал звук, похожий на карканье. – Как много в этом мире бесчестных людей, не правда ли?

– Прежде всего, в нем не должно существовать бесчестных намерений…

Джекоб Тавернер надул щеки, а затем неожиданно выпустил из них воздух со звуком, похожим на «Пфу!», явно проявляя презрение к мнению стряпчего.

– Тавернер не такая уж распространенная фамилия, а в сочетании с именем Джереми… «Потомки Джереми Тавернера, скончавшегося в 1888 году» – вот что я написал в своем объявлении. Я получил пятьдесят ответов и половина из них фальшивки.

– У него вполне могут быть пятьдесят потомков, – сказал Джон Тейлор.

У него могло быть и сто, и двести, и триста, но не половина из тех, кто ответил на мое объявление. У него было восемь детей, не считая четырех, которые умерли еще в колыбели. Мой отец Джереми был самым старшим из них. Следующими пятью сыновьями были Мэтью, Марк, Люк, Джон и Эктс, а двух девочек звали Мэри и Джоанна. Мэри была четвертым ребенком между Марком и Люком, а Джоанна с Джоном были близнецами. Так что потомков может быть предостаточно. Если хотите знать, то именно это подало мне идею. Старый Джереми был хозяином гостиницы «Огненное колесо» на прибрежной дороге, ведущей к Ледлингтону, а до него хозяином был его отец. Оба были по уши втянуты в торговлю контрабандными товарами, на которой неплохо заработали. Они привозили товары и очень успешно прятали их в погребах гостиницы. – Джекоб фыркнул. – Я помню его. А вот как он говорил об этом: «Мы очень ловко всех облапошивали». Умер он в восемьдесят восьмом и оставил все моему отцу, своему старшему сыну Джереми. – Лицо Тавернера сморщилось в гримасе, и он стал еще больше походить на обезьяну. – Ну и скандал же был в семье! Все перестали разговаривать с моим отцом и не вели никаких дел. Он сдал гостиницу в долгосрочную аренду, положил денежки в карман и стал подрядчиком. Он нажил состояние, а я его пополнил, но из-за давней семейной ссоры я не могу составить достойное завещание, не опубликовав объявление о поисках моей родни. Джон Тейлор недоверчиво посмотрел на него.