— Вы герой...

— Какой я герой... — Ялмар вздохнул. — Лежу здесь и ничего не делаю... И бога ради, не называй ты меня на «вы». Я — Ялмар. Ялмар Руст. Из Дрездена. А ты кто?

— Айнс Дитмар, — представился мальчик.

— А где я? — спросил наконец Ялмар.

— Фольварк Вильде...

— Слушай, ты здесь что — один? — дошло до Ялмара очевидное.

Губы Айнса дрогнули, лицо стало испуганным.

— Да... — дрогнувшим голосом сказал он. — Я теперь, наверное, вообще один...

Он скривился, стараясь удержать слёзы. Ялмар с трудом сел, неловко положил руку на плечо Айнса. Негромко сказал:

— Я тоже один. Уже давно, все мои погибли в феврале... Так это фольварк твоих родителей?

— Я... — Айнс прерывисто вздохнул. — Я сейчас расскажу. Сейчас...

... — Я не отсюда, я из Нойштадта. Тут жили фон Ирэны, я дружил с их сыном, младшим, с Гюнтером. Когда русские начали наступать, мама привезла меня сюда, фрау фон Ирэн с радостью согласилась, чтобы я пожил у них...

Айнс зажал виски ладонями изамотал головой.

— Потом — потом появились русские. Приехали на такой небольшой машине, вчетвером... Они забрали брата фрау фон Ирэн — он был ранен и лежал дома... офицер, лётчик. Забрали и увезли куда-то... Сами вернулись, но уже без него.

Они несколько раз приходили сюда... ничего не брали и не трогали, но смеялись, издевались над нами... Тогда... на вторую ночь... — Айнс облизнул губы, — Хубер — это работник фрау фон Ирэн — привёл троих или четверых вервольфов 5.

Они кинули в машину русских гранату и застрелили двоих, которые остались живы... Они кричали, что это Рейх, а не Советы, и немцы будут жить, как сами хотят... А потом мы с фрау фон Ирэн и Гюнтером стояли на парадном крыльце. На шоссе, там, — он слабо махнул рукой, — появились огни. Мы услышали рокот, это были русские... танк и грузовик с солдатами...

Хубер и вервольфы стали в них стрелять, а фрау фон Ирэн втолкнула нас с Гюнтером в дом. Но русские вышибли дверь гранатой... — Айнс хлюпнул, вздрогнул. — Ворвались в дом... И всех увели.

Гюнтер дрался с ними, кричал, чтобы не трогали его маму, а я... я струсил. Я спрятался в туалете... я трус, ничтожный трус! Гюнтер был смелым, а я — я не немец, — горько выдохнул мальчик и съёжился, ожидая, наверное, упрёков и брани.

— Я тоже бежал, — сказал Ялмар тихо. — Что ты мог сделать — тоже попасть к ним в руки? А потом?

— Они тут не остались, — Айнс справился с собой. — Никого не осталось... только я. В подвале много консервов, есть уголь, только сильно топить я боюсь, русские ездят по дороге, хоть и редко...

А уже на следующий день я увидел, что по лугу идёт человек в нашей форме. Он дошёл до ворот и упал прямо в них. Мне было так страшно... но тебя могли увидеть с дороги. Я так боялся... — Айнс поднял на Ялмара глаза, и в них ещё была тень того испуга. — Но вышел и потащил тебя в дом.

— Ты меня спас, Айнс, — сказал Ялмар. — Я всегда буду это помнить... И не мучь себя. Каждый сражается, как может. И ты — настоящий немец.

— Ты хочешь уйти?! — испуганно спросил Айнс.

— Понимаешь, я ведь солдат. Я не хочу прятаться. Если придут русские — я буду в них стрелять. Меня, конечно, убьют... а потом могут убить тебя, — пояснил Ялмар буднично.

— Но, куда ты пойдёшь?! — с отчаяньем сказал мальчишка. — Тут есть приёмник же, послушай — бои идут в самом Берлине, американцы и русские встретились на Эльбе...

Ялмар прикрыл глаза. Переведя дух, хрипло сказал:

— Враньё. Пропаганда.

— Говорил доктор Геббельс, — виновато ответил Айнс. — Правда-правда, Ялмар...

Ялмар стиснул зубы. Что оставалось — выйти на дорогу, дождаться первых же русских и принять бой? Хороший выход; и страха он не испытывал. Он умрёт непобеждённым, и это будет легче, чем жить теперь. Ялмар даже не сразу понял, что Айнс зовёт его:

— Ялмар! Ялмар! Не молчи! Пожалуйста, я боюсь, у тебя страшное лицо...

Да, но как же Айнс?

Эта мысль словно бы толкнула Ялмара. Умом он понимал, что сотни и тысячи немецких детей сейчас в ещё худшем положении, но... но Айнс его спас. И он был не где-то, а здесь, рядом. И он верил в Ялмара.

Поверил в фольксштурмовца с оружием, который был старше его самого на пару лет. Поверил, как в панацею, как в спасение от ужаса... Бросить его?

— Не кричи, — с трудом сказал Ялмар. — Я сейчас оденусь, поедим и будем решать, как быть дальше.

* * *

Консервов в самом деле было запасено много — Ялмар не помнил, когда ел так в последний раз. Но он не только ел — он ещё и на самом деле напряжённо думал.

Ялмар недаром прославился ещё в гитлерюгенде умением решать. Но сейчас он не знал, что делать. Куда идти, если враг — кругом, если он захватил всю страну? Боже, его Германия — в руках врагов, как во времена Аттилы! Нет, хуже...

— Айнс, ты говорил о вервольфах — где они?

— А? Я не знаю, Ялмар... Хубер знал. Я даже не уверен, что они тут ещё есть. Я думаю, будь они — они пришли бы проверить, что с их друзьями...

«А он неплохо мыслит», — отметил Ялмар, снова замолчав. Мыслить — это хорошо. А вот решить, что делать дальше — проблемка...

...Чтобы занять руки, Ялмар взялся чистить МР. Он в самом деле нуждался в чистке.

Куда идти? Что делать? Как быть? Вопросов было много. Ответов — ни одного. А думать теперь нужно было за двоих.

— Ты умеешь разбирать-собирать? — спросил Ялмар внимательно следящего за его руками Айнса. Тот покачал головой. — Тогда садись ближе и учись. Пригодится.

Младший послушно подсел. Ялмар делал привычные движения, но, подсчитав патроны, огорчился. Да-да, больше их не стало. Полный магазин, восемь штук в другом. Плюс граната, нож и «вальтер» Кисселя. Можно считать, что без патрон — к нему нужны те же, что и к МР.

— Послушай, — вдруг осенило Ялмара, — а у этого вашего работника, у него же было оружие?! — Айнс кивнул. — Ты не знаешь, где он хранил патроны? Вдруг там что-нибудь осталось?

* * *

Как и все крестьяне, Хубер был запаслив. Другое дело, что все его запасы не могли пригодиться Ялмару.

Покусывая губу, мальчишка с досадой разглядывал внутренность подвального шкафа, который не взломали русские, но взломал он. Тут было не меньше двухсот патрон.

16-го охотничьего калибра. А два ружья русские как раз забрали.

— Д-да-а... — досадливо протянул он.

На патронах лежала Библия. Потрёпанная, толстая. Ялмар не помнил, когда последний раз держал её в руках — кажется, ещё до войны... Он протянул руку, взял книгу, листнул. Прочёл вслух:

— «Разве вы не знаете, братия, — ибо говорю знающим закон, — что закон имеет власть над человеком, пока он жив?» (К римлянам, 7:1).

— Что это значит? — спросил Айнс, стоявший рядом и озиравшийся в подвале, освещённом лишь карбидным фонарём, повешенным на крюк над шкафом.

— Ничего, — ответил Ялмар. — Это писали очень давно и очень далеко от наших мест. Просто слова...

— Пойдём, — попросил Айнс. — Мне тут страшно. Я за консервами сюда спускался, умирал от страха. И даже сейчас страшно.

— Страшно? — Ялмар осторожно положил книгу на патроны, закрыл шкаф. — Почему?

— Т-так... — Айнс помолчал, ёжась. И вдруг сказал тихо: — Мне всё время казалось... ещё когда мы с Гюнтером сюда лазили... что... — Айнс поднял на Ялмара серьёзные и внимательные глаза. — Что там, — он показал в глубину подвала, — есть ещё что-то. Гюнтер только смеялся... Но... Оно там есть.

— Что? — Ялмар буквально обмер, ощутив, как во всему телу зашевелились волоски, а на голове буквально поднялись дыбом. Он не думал, что может чего-то испугаться вот так глупо — просто от слов младшего мальчишки в самом обычном подвале. — Что есть?!

— Послушай, — Айнс взял Ялмара за рукав. — Тихо.

И Ялмар послушно замер, молча застыл.

Первые несколько секунд ничего не было. Только тёмный подвал, в котором пахло углём и — немного — сыростью. Ялмар успокоился, хотел уже кашлянуть и сказать, что надо уходить, чего там... как вдруг...

вернуться

5

Конечно, имеются в виду не волки-оборотни, а члены подпольно-партизанской организации «Вервольф», которым вменялось в обязанность развернуть сопротивление в тылу советских войск и войск союзников. Но к тому времени наиболее пассионарная часть немецкого народа либо была выбита, либо находилась в армии, и массового партизанского движения не получилось. (В случае с советскими войсками большую роль сыграл приказ Сталина расстреливать за малейшее насилие в отношении гражданского населения.) Тем не менее, теракты и действия небольших партизанских групп продолжались до начала 1948 года.