Мне этого мира тоже было слишком много, меня манила и одновременно пугала другая сторона, но я не осмеливался сделать хотя бы шаг в их сторону, не мог заставить себя перейти дорогу, потому что таким образом я переступил бы и через себя; через свою веру. Я подвел бы всех и, в первую очередь, своих родителей.

Я так и не перешел улицу. Вместо этого я сел на автобус и поехал за ответами к человеку, который заставил меня задаться вопросами.

— Привет, Арсений. Пришел снова поговорить о Боге? — улыбнулся мне с порога Чарльз, и я лишь проглотил очередную дозу волнения.

— Я могу войти?

— Ко мне ты всегда можешь войти, — ответил мне Чарльз, снова вдыхая в легкие вредный дым.

Я сел в тоже самое кресло, что и в день нашего первого знакомства, и сложил руки в замок. Чарльз занял место напротив. У меня случилось дежавю. Я молчал, а Чарльз меня не торопил.

— А где же твоя книжка? — поинтересовался он. — Сегодня будешь зачитывать мне все наизусть?..

— Как ты понял?

Я не хотел прерывать его вот так, но меня вынудили обстоятельства. Он заставил меня сомневаться, заставил думать о том, о чем думать грешно. Он нарушил мой душевный покой.

Чарльз поднял на меня лукавый взгляд. Я только сейчас понял, что у него были волосы, цвета каштана, не доходящие до плеч, и на большом пальце он носил широкое кольцо, которое в первый раз я не заметил. Возможно, его и не было.

— Понял что? — прикидывался. Я чувствовал.

— Ну, что я…

— Дорогой, — решил, видимо, не мучить меня мужчина. — Это видно невооруженным глазом. Я своих всегда замечаю.

Я не нашел, что ответить. Ладони у меня стали влажными, и в горле встал ком. Своих? Я даже не знал, как мне реагировать. Я не был готов к такому ответу. А к чему я вообще был готов, когда шел сюда? Ни к чему.

— Я думаю, тебе всё же пора отметить свое первое Рождество, — кивнул мне Чарльз. — Приходи, будут только свои.

Свои. И снова это слово.

— Будет здорово, я тебе обещаю. Да и адрес мой ты уже, как я понял, наизусть знаешь.

Не знаю почему, но я согласился.

До Рождества оставалось всего пару недель, и я из кожи вон лез, чтобы задобрить как родителей, так и Господа Бога. Я выполнял работу втрое сильнее, миновал декабрьский план, и на вопрос отца, что бы я хотел получить на Рождество, я ответил, что хотел бы канун праздника провести со своими друзьями.

Мать спросила, хорошие ли они люди, и я сказал, что хорошие, хотя в глаза их всех никогда не видел. Мать всегда доверяла мне, я никогда не лгал, и не солгал, к слову. Они правда могут быть хорошими, просто я смогу убедиться в этом чуть позже.

В канун Рождества я был весь на нервах. Я отгладил рубашку трижды, два раза начистил свои воскресные ботинки и несколько раз причесал волосы, без надобности поправляя челку. Родители обняли меня перед тем, как я ушел, а сестра поцеловала в щеку и дала с собой белый носовой платок. Я был готов. Наверное.

— Мой дорогой, — с порога вскрикнул Чарльз. — Я так рад, что ты пришел. Проходи-проходи!

Чарльз был одет в брюки-клёш с золотыми пайетками и в обтягивающую рубашку. Глаза его были накрашены желтыми тенями, а на шее висела новогодняя мишура. Впервые вместо сигареты в его руке был бокал с каким-то алкогольным напитком.

— Мальчики, отвлекитесь! Мне нужно вас познакомить с моим новым другом. Это Арсений.

На диване сидели три парня, два из которых держались за руки. На кресле, где я два раза сидел, находился еще один парень. Чарльз меня со всеми познакомил. Те два парня, что держались за руки, сидя в обнимку, оказались парой.

Их звали Оливер и Тод. Оливер был примерно того же возраста, что и Чарльз, но совсем не был на него похож. Скорее напоминал его противоположность. Он был полным, с небольшими залысинами и негустыми усами, отдающими в рыжину. Тод был худым, низким парнем с темными, как смоль, волосами и густыми усами.

Третьего парня, что сидел рядом с ними, звали Эммет. Он был выпускником академии актерского мастерства, искал себя, не работал и был тем еще раздолбаем, но оказался чертовски обаятельным парнем. У него были настоящие блондинистые волосы, ярко-голубые глаза и лисья ухмылка.

Парнем он всегда был свободным, но жить просто не мог без секса, так что у него был новый партнер чуть ли не каждые пару дней. В Стокгольме почти не осталось члена, на котором бы он не скакал.

Четвертого звали Льюисом, и он был невозможно хорош собой. Ухоженный, элегантный, голос у него был бархатистый, а смех — звонкий. Он был наивен, как дитя, и фетишировал на мальчиков в очках, которые глотают сутки напролет книжки. И не только их.

— Арсений. Это что за имя такое?

— Православное, — просто ответил я.

— Мне кажется, тебе бы подошло что-то более современное. Например, — парень со светлыми волосами задумался. Эммет, кажется, — Арс.

— Арс?

— Идеально, — кивнул Тод.

— Да, мне тоже нравится, — поддержал всех Оливер.

— Ну ладно, ладно, любезностями обменялись, давайте уже выпьем, — прихлопнул в ладоши Чарльз.

Ребята его поддержали, потянулись за бокалами, и я уже сам даже был готов создать иллюзию того, что пью, да только не успел даже к губам бокала поднести, потому что замер. Я просто замер, когда он вошел.

— Че, без меня? — удивился вошедший с кухни парень, который оказался выше меня на несколько сантиметров. — Отойти уже нельзя, вот вы засранцы.

— Ой, да не ной, — засмеялся Чарльз. — Кстати, знакомься. Мой друг. Антон — это Арсений, — коснулся он моего плеча. — Арсений — это Антон.

— Арсений? — чуть нахмурил брови парень.

— Зови его Арс. Ему так больше идет, — взмахнул рукой Чарльз.

— А… — начал я говорить, и слово застряло где-то в горле.

— …рс. Я понял, как тебя зовут, — ухмыльнулся он.

— А… — снова попытался я заговорить, но слова правда не шли.

Я не мог оторвать от него взгляд. Я просто не мог, у меня не получалось.

— …нтон, — закончил за меня парень. — Вот и познакомились.

Антон посмотрел на меня с лукавой улыбкой и коснулся кончиком языка уголка губ. Меня переклинило, а он определенно воспринял эту заминку по-своему.

— Знаю-знаю, имя не местное, — начал зачем-то объясняться он. — Родители у меня русские.

Антон протянул мне руку, и я до сих пор не знаю, каким образом поднял свою и подал ему, потому что я этого не помню. Я просто смотрел на него, а он смотрел на меня. Он был необыкновенный.

И я просто не мог оторвать от него взгляд. Радужки у него были зеленые, волосы русые и густые, а улыбка убийственная. Он был живой. Он был самым живым из них. И я задыхался от того, как сильно от него веяло энергией. Я захлебывался ею и не мог снова начать дышать.

— Мальчики, хватит обсасывать друг друга взглядами, у нас впереди целая ночь, кто знает, может, обсасывать вы будете друг друга не только ими. А теперь все марш в столовую, у нас мясо стынет. У нас канун Рождества. Ну же, топ-топ, — прихлопнул он в ладоши, возвращая меня в реальность.

Я старался на него не смотреть. Общался с Льюисом, с Чарльзом, нашел, кажется, общий язык с Тодом и Оливером. С Эмметом было сложнее. Эммет общался с Антоном. Я старался не говорить о Боге, менял тему разговора, но Чарльз почему-то всегда к этому возвращался.

Я рассказал о том, что мы все ходим под Богом, что он — наш защитник и наша опора, что он прощает все грехи, если мы очень сильно его об этом просим. Когда я об этом сказал, Антон впервые оторвался от Эммета и посмотрел на меня.

У него были ярко-зеленые, будто не из этого мира глаза, и густые светлые ресницы. На его скулы и приоткрытые губы падал тускловатый свет с люстры, и я видел его ключицы, проявляющиеся сильнее с каждым его новым выдохом.

Антон постучал подушечками пальцев по столу, звеня своими браслетами, и резко облизнул губы, поймав мой взгляд. И я не смог этого вынести. Я впервые выпил.

Мы поднимали бокалы один за другим, мне нравились пузыри в этой пахнущей грехом воде, и со временем у меня постепенно начала кружиться голова. Мне было хорошо, и я впервые не думал о Боге.