Было в словах Глэкена, в его манере говорить, в его сверкающих глазах что-то, взбодрившее Билла.

– Я всей душой «за», но сможем ли мы сделать так, чтобы он хотя бы почувствовал, что был в схватке с нами?

– О да. Об этом я позабочусь.

И снова доносившийся из спальни голос Магды вклинился в их разговор:

– Хоть кто-нибудь меня слышит? Есть тут кто-нибудь? Или меня бросили умирать одну?

– Я лучше пойду к ней, – сказал Глэкен.

– Могу я чем-то помочь?

– Нет, спасибо. Ее просто надо успокоить, но я был бы вам очень признателен, если бы вы побыли с ней вечером, пока я не вернусь. Мне необходимо уйти по делу.

– А моя помощь вам не нужна?

– Нет, я должен встретиться кое с кем наедине.

Билл ждал продолжения, но Глэкен ничего больше не стал объяснять. За последние два месяца Билл понял, что старик не любит распространяться о себе, дает минимум информации, самой необходимой, а остальное носит в себе.

– О'кей. Я собираюсь зайти потом к Кэрол. Скажу ей, что началось.

– Вот и прекрасно. Только скажите, что все случилось не по ее вине.

– Так я и сделаю. – Билл собрался было уходить, но вдруг остановился. – Мы действительно сможем дать бой Расалому?

– Если я соберу воедино все необходимые элементы, у нас будет оружие.

– Неужели? – Билла пугала зародившаяся в нем надежда. – Когда же мы начнем их собирать?

– Завтра. Вы сможете отвезти меня на Лонг-Айленд? Только обязательно наденьте сутану.

Какая странная просьба. Почему Глэкен хочет, чтобы он выглядел как священник?

– У меня нет сутаны. Я... я больше не верю во все это.

– Знаю. Но я должен выглядеть как можно внушительнее, а присутствие иезуитского священника придаст дополнительный вес моим аргументам. Мы подберем для вас новую сутану.

Билл пожал плечами:

Что ж, раз это принесет пользу нашему делу... А где именно на Лонг-Айленде?

– На Северном побережье.

Хорошо знакомое чувство всколыхнуло Билла.

– Я вырос в тех краях.

– Да, в городке Монро.

– Откуда вы знаете?

Он пожал плечами:

– Именно туда мы и отправимся.

– В Монро? В мой родной край? Почему?

– Потому что одна часть оружия находится там.

В Монро? Билл был озадачен.

– Но ведь это поселок с гаванью, совсем крохотный. Какое оружие вы собираетесь там искать?

Глэкен вышел из зала и направился к жене, коротко бросив через плечо:

– Одного маленького мальчика.

* * *

Билл поднялся на восьмой этаж и постучал в дверь дома, расположенного на западных окраинах, в районе Семидесятой авеню. Ему открыла стройная блондинка с правильными чертами лица и чуть вздернутым носиком, придающим ему слегка вызывающее выражение. Она была бледнее обычного, и глаза ее беспокойно бегали.

– Что, началось? – спросила она.

В свете послеполуденного солнца, заливавшего комнату, она выглядела какой-то воздушной, неземной. И где-то в глубине души Билла проснулось давнее чувство, которое он старался в себе подавить.

– Откуда ты знаешь? – спросил Билл, закрыв за собой дверь.

– Услышала по радио о запоздавшем закате, – слезы полились у нее из глаз, губы задрожали, – и сразу поняла, что все это устроил Джимми.

Билл обнял ее, и она задрожала, обмякла в его руках, повиснув у него на шее, ухватилась за него как за соломинку. Билл закрыл глаза, и его захлестнула волна нахлынувших чувств. Ему так не хватало в последнее время положительных эмоций!

На протяжении двух месяцев, прошедших со времени ужасных событий в штате Северная Каролина, все вокруг виделось ему в мрачных тонах. Трижды, начиная с 1968 года, у него возникало чувство, что мир перевернулся. Сначала насильственная смерть мужа Кэрол и его старого друга Джима Стивенса, вслед за этим загадочные убийства в особняке Хенли и бегство Кэрол – он смог перенести и это. Пять лет назад погибли в огне его родители, а Дэнни Гордон был изувечен. После всех этих ужасов он бежал и годами скрывался, а едва оправившись, узнал о зверском убийстве Ренни Аугустино, самоубийстве Лизл и вдобавок присутствовал при эксгумации трупа Дэнни Гордона.

Не то чтобы Билла мучили воспоминания о прошлом – он вообще не был уверен, что сохранил способность страдать. Он почти силой заставил себя вернуться в Нью-Йорк, но и там ему было неуютно. Впрочем, как и в любом другом месте. В этом шумном, многолюдном городе он не боялся подпустить к себе близко только двоих из прошлой жизни – Ника Квинна и Кэрол Трис.

– Пора бы тебе не называть его больше Джимми и уяснить, что его зовут Расалом. Пора перестать думать о нем как о своем сыне. Запомни: в нем нет ничего от тебя или от Джима. Это кто-то совсем другой.

– Я знаю, Билл, – сказала она, прижимаясь еще крепче, – я понимаю это умом. Но сердце говорит мне, что, люби я его больше, будь ему лучшей матерью, он стал бы совсем другим. Может быть, это безумие, но я не могу избавиться от этой мысли.

Даже когда он был еще ребенком, никто не мог сделать ничего такого, что хоть немного повлияло бы на ход событий, разве что придушить его в колыбели.

Он почувствовал, как застыла Кэрол в его объятиях, и пожалел о сказанном. Но все это было правдой.

– Не нужно.

– Ладно, только не называй его больше Джимми, хорошо? Он не Джимми. И никогда им не был. Он стал тем, кто он сейчас, задолго до того, как занял место в твоей утробе. И задолго до твоего рождения. И не от твоей заботы он стал таким. Он был таким с самого начала. И не вини себя ни в чем.

Он стоял посреди крошечной комнаты, прижимая Кэрол к себе, разглядывая украдкой седые ниточки, затерявшиеся в ее платинового цвета волосах, вдыхая их аромат. Он почувствовал, как поднимается в груди желание и теплой волной сползает вниз, к животу. Каким же он стал несдержанным! Когда он был священником, проблемы секса для него не существовали. Но после того, как прежние жизненные устои рухнули, погребенные вместе с обуглившимися останками Дэнни Гордона, все вышло из-под контроля. И вот он стоял здесь, сжимая тоненькую, хрупкую Кэрол Трис, бывшую Кэрол Стивенс, урожденную Кэрол Невинс. Возлюбленную его студенческих лет, вдову его лучшего друга, ныне жену другого человека. Для священника, даже бывшего, это было недопустимо.