— С ним? Нет. Но… по-моему, он заинтересовался тобой.

— О, только не это! Хватит с меня твоего Лугащенко!

Мы оба рассмеялись, вспомнив неуклюжего мужчину невзрачной наружности — помощника Андрея. Его любовь ко мне была робка, как подснежники, неистребима, как снег на горных вершинах, и стара, как палеонтологические находки.

Пойду-ка я, пока Андрей не начал мне сватать еще кого-нибудь.

— Борзов — не Лугащенко, — остановил меня серьезный голос Андрея.

— Ты хочешь, чтобы я бросила ради него Олежку? — насторожилась я.

— Что ты, малыш. Как ты могла такое подумать? Может, просто так бросишь?

— Прямо шекспировский сюжет. А Шабурин и Кустовский разыгрывают Монтекки и Капулетти. За что вы его не любите?

— А за что любить? — тихо спросил Андрей. — За отвратительное отношение к тебе?

— Ты необъективен. Представь, что твоя жена будет частенько пропадать по ночам…

— С братом, уважаемым и известным в городе человеком. В обществе порядочных людей. И не пропадать, а общаться и отдыхать от унылых дней и рутины существования замужней женщины…

— Но без тебя.

Он вздохнул и закивал, признавая мою правоту, но его взгляд говорил об обратном. Я не хотела продолжать дискуссию и вышла из машины.

Андрей, как водится, пошел провожать до дверей квартиры. Молча пропустил вперед себя в двери лифта и так же молча всю дорогу гладил пальцем мех шубки на моей груди, задумчиво щурясь. Когда лифт остановился, он вдруг вскинул взгляд и тихо спросил:

— Олег хорошо целует?

Я дрогнула — этот вопрос, этот взгляд…

Это было четырнадцать лет назад, вот в такую же предновогоднюю ночь. Я лежала в полумраке своей комнаты и орошала подушку горькими слезами, страдая от неразделенной любви к однокласснику — парню своей лучшей подруги. А та, как мне казалось, назло, специально давила на психику, рассказывая подробности их свиданий, до нюансов передавая впечатления от первых объятии и поцелуев. Мне только исполнилось пятнадцать, но я уже казалась себе никому ненужной старой девой, у которой нет будущего — все в прошлом. Мир казался черным, люди — злыми, посланными специально изводить меня.

За стеной шуршали книжные листы — казалось, также мне назло. Я не выдержала и пошла в комнату братьев.

Андрей сидел за столом, обняв колено руками, и при свете настольной лампы читал книгу. Я не знаю, что тогда случилось, может, повзрослела в одночасье, а может… нет, не знаю. Я просто увидела его обнаженный торс, по которому плыли тени, и поняла, что мой брат намного красивее Ярослава. Тому было пятнадцать, Андрею — двадцать четыре.

— Что-то случилось, Аня?

Андрей выжидательно смотрел на меня, и было в его взгляде что-то странное, завораживающе манящее и теплое. Оно пряталось на дне черного зрачка.

— Научи меня целоваться, — брякнула я неожиданно для себя.

Он смутился, но тщательно прикрыл смущение суетливыми движениями: закрыл книгу, сел нормально, махнул мне рукой, приглашая зайти.

— И чем вызвана подобная просьба? — голос с хрипотцой, взгляд пытается быть строгим и все соскальзывает со стен, пола, мебели, стремится ко мне и одновременно боится найти. И вдруг Андрей сорвался, приблизился ко мне и заглянул в лицо:

— Что случилось, малыш? Тебя кто-то обидел?

Я испугалась, что он меня прогонит, отругает за непристойную просьбу, расскажет о ней родителям, Алексею и Сереже. Я опять заплакала и принялась, как мне казалось, складно придумывать доводы и объяснения. Он сел рядом и внимательно слушал, перебирая мои волосы и кивая порой невпопад, а потом тихо заметил:

— Я твой брат.

Он не пытался создать непреодолимую преграду, а обозначил зыбкую границу досадного препятствия.

— Я прошу всего лишь о поцелуе. Думаешь, будет лучше, если меня научит этому чужой дядя?

Лицо Андрея окаменело, брови нахмурились. Ему явно не понравилось последнее замечание.

— Сестра не целуется с братом. Это не правильно.

Это потом я поняла, что он убеждал не меня — себя, не мне объяснял — себе.

— Почему? — задала я один из самых нелепых вопросов в своей жизни.

— Потому что…потому что мы…

Какие слова он пытался подобрать?

И не нашел их — склонился ко мне и коснулся губ, словно пух…

Мы словно перенеслись в те дни. Ладонь брата накрыла кнопку с цифрой шестнадцать, и лифт плавно тронулся вверх. Губы Андрея накрыли мои, и я поддалась порыву, обняла его, отвечая. Разве я могла устоять?

Я обожаю аромат его одеколона. Каждый из моих братьев пользуется совершено разными, непохожими по запаху один на другой. Все они сводят меня с ума, я млею от этих ароматов, как кошка от валерианы. Хочется урчать, и вдыхать, и ластиться…

Андрей целовался очень нежно, даже трепетно. Сергей — страстно, порывисто, оттого что сам был таким неуправляемым, горящим. Алеша не целовал — он пил, ласкал и дурманил…

Конечно, я хотела их. Давно, и не в первый, а пожалуй, в миллионный раз с момента взросления. Но человечество имеет в своем арсенале безапелляционное и пугающее слово — инцест. Это во-первых. А во-вторых, то, что теоретически должно быть «во-первых» — я любила Олега.

Я отодвинулась, посмотрела в глаза Андрея и прижалась щекой к груди. Мне не хотелось выходить, возвращаться в квартиру к обиженному мужу:

— А помнишь, как мы целовались, и вошел Сережа?

— Такое не забыть. Ты тогда плакала из-за какого-то Васькина и говорила, что он бросил тебя, потому что не умеешь целоваться.

Я рассмеялась — неужели я так сказала?

— Фамилия у него не Васькин, а Васкин. Он не бросал меня. Просто он дружил с Ольгой, а я ревновала.

— Знаю, — улыбнулся Андрей. — Мне Алеша подробности поведал. С ним ты была откровеннее.

— Он старше…

— И опытнее…а ты так и не сказала тогда, кто из нас лучше целуется.

"Сергей", — подумала я. Сутки он не разговаривал со мной и смотрел мимо, а потом пришел в комнату и сел на постель. Я тоже села, пытаясь понять, смогу ли пережить нагоняй. А он схватил меня и впился в губы. Что это был за поцелуй! В нем была монашеская неискушенность и севильская страсть, бурная, почти отелловская ревность, любовь Ромео и отстраненность Печорина… Ему только исполнилось двадцать.

— Сергей вспугнул меня своим злобным видом — зашел и замер. Помнишь его лицо? Вы выставили меня за дверь и закрылись, а я испугалась, что вы подеретесь.

— Серый хотел, но его мечты не сбылись…

— Ты объяснил ему суть происходящего…

— А ты подслушивала под дверью…

— Но ничего не услышала…

— Потому что мы были в курсе твоих наклонностей и говорили тихо, а к дверям поставили магнитофон с записью Высоцкого.

— Не честно.

И все же улыбнулась. И провела по его груди:

— Ладно, мне пора.

— Вот так всегда, на самом интересном месте… Что тебе подарить на Новый год?

Вопрос застал меня на площадке у квартиры.

— А тебе?

— Хитришь? Я ведь знаю, малыш, подарок давно куплен и лежит в укромном месте в ожидании своего часа.

— Естественно. До праздника два дня…

— Всего?

— Да-а, господин адвокат, и напоминаю, что празднуем мы его на вашей даче.

— Серьезно? — он улыбался. Он помнил, но специально тянул время. Зачем?

— Иди, Андрюша, поздно уже.

— Не выспишься?

— Мне завтра родителей в аэропорт доставить надо.

— Сергей во сколько заедет?

— В пять договорились.

Сергей приехал с опозданием на пять минут, но я все равно не была готова. Я вообще забыла, что нужно куда-то ехать…

Я открыла дверь и подивилась темноте и тишине. Обычно Олег забывал выключить свет на кухне или в прихожей, а часто оставлял работать и телевизор. Пройдя в квартиру, я включила свет и поняла, что мужа нет дома. Циферблат высвечивал 03:42. Диван не разобран, рубашка брошена на спинку стула, спортивные брюки лежат на полу.

Минут двадцать я сидела за круглым столом в гостиной, сложив руки на полированную поверхность, и тупо следила за отсчетом времени. Я пыталась понять, куда мог уйти Олег.