Инквизиторы думали, что если они истребят всех женщин, то на свет больше не появится ни одного вампира. Так и произошло, в течение столетия на свете не осталось ни одной чистокровной женщины, но это лишь усугубило ситуацию. Оставшиеся в живых вампиры стали нападать на людей в порыве ярости вгрызаясь в их плоть, не осознавая, что переносят часть своего проклятья на смертное тело. Так появились вампиры полукровки, которые и посей день бродят по этой земле, одержимые кровью. Из чистокровных вампиров на сегодняшний день остались единицы. Кто-то сошел с ума, кто-то покончил жизнь самоубийством. Наверно страшно одиноко быть в этом мире одному, понимая, что не смог защитить свой род своих женщин.

Меня всегда раздражал тот факт, что уж слишком много в учебниках по вампирологии белых пятен. От того возникают вопросы на которые преподаватель не может дать ответа. Закинув сумку на плечо, я направилась по пустынному серому коридору в туалет.

Открыв кран, я зачерпнула холодной воды в ладони и прижала их к лицу. Ледяная прохлада, немного привела меня в чувства. Я не могла понять природу голоса в моей голове. Неужели Анна Петровна хотела вызвать меня на бой. Для чего? Мстить, таким образом, за то, что я игнорирую ее предмет. Я пожала плечами. Не знаю, но что-то здесь было не так.

Откинув волнистые рыжие волосы за спину, я посмотрела на себя в зеркало. В отражение на меня смотрела молодая двадцатилетняя девушка. Идеально очерченный овал лица, огромные зеленые глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, прямой нос, пухлые большие губы. Возможно, я могла сойти за красотку, если бы не эти ужасные шрамы, от когтистой лапы вервольфа, сползающие от середины правой части лица по шее к плечу. Порой тональный крем прикрывал этот ужас, но когда кровь приливала к лицу, эти шрамы вырисовывались бордовыми полосами, делая мой образ поистине безобразным. Поджав губы, я брызнула водой в свое отражение. Прозрачные струйки воды поползли по поверхности ледяного стекла, смазывая черты моего отражения. Ничто не проходит бесследно.

Сегодня был пасмурный день дождливого сентября. Воздух был сырой и прохладный. Темные тучи затянули все небо, и я который раз пожалела, что не приехала на машине. Застегнув верхнюю пуговицу длинного черного плаща, я накинула на голову капюшон. Мне нравились черные вещи, а еще длинные юбки и обтягивающие корсеты. Многие подумают, что я старомодна, но это не так. Я просто одеваю то, что мне нравится. Это, пожалуй, единственное, что я не смогла поменять в своей жизни, переехав в этот город.

Выйдя за ворота университета, я свернула на тротуар и направилась к автобусной остановке, где уже столпилось уйма народа. Мы с братом приехали в этот город два года тому назад. Некросиб был наилучшим местом, для тех, кто хотел бы затеряться в толпе. Огромный мегаполис со всеми прелестями и возможностями. Вампиры, оборотни и множество других существ, получив лицензию на жизнь, вполне могли проживать на этой территории, платя обязательный налог инквизиции города.

Я села в автобус и рассчитавшись за билет, уставилась в окно. Все так сложно в этом мире. В мире где для того что бы выжить приходится платить обязательный налог за мистические способности. Плати налоги и живи спокойно, а иначе придут инквизиторы и вздернут тебя на площади под всеобщее ликование толпы.

Почему-то в последнее время мне часто вспоминалась моя мама. Наверно только сейчас я могу понять ее отчаяние и одиночество. Быть в незнакомом мире, пытаться смотреть без ненависти на людей, которым так завидуешь. Я поджала губы. Моя мать была некромантом, будучи беременной мной и братом, она незаконно проникла в этот мир из Некрополиса. Без лицензии на жизнь с двумя новорожденными младенцами на руках, она стала торговать на черном рынке своими некромантскими способностями. Поднятие мертвецов для боев без правил была основная статья ее дохода. Так мы прожили семь лет, пока не пришли инквизиторы и не забрали ее с собой. Получив обвинение в незаконном поднятие зомби, у нее не было шанса выбраться из этой ситуации живой. Ее сожгли и связь, соединяющая нас с предками, оборвалась. В возрасте семи лет нас отправили в детский дом, где мы и прожили до своего совершеннолетия. Об отце я ничего не знаю, но видимо он был вервольфом, раз брат унаследовал врожденный вирус ликонтропии. Я же являюсь приемником некромантского дара, а от отца у меня способность быстро заживлять свои раны, если они нанесены не освещенными предметами, и в моменты, когда мне угрожает опасность, из моих пальцев появляются острые, прочные когти.

После ночной работы я безумно хотела спать, положив на колени сумку с учебниками, я прислонилась лбом к холодному стеклу окна и закрыла глаза. Через несколько остановок, зазвонил телефон. Я достала мобильник из внутреннего кармана плаща и посмотрела на дисплей. Номер не определился. Я нажала на кнопку.

- Да, слушаю.

- Привет, Самара, - хриплый голос Константина, послышался на другом конце трубки.

- Здравствуй, - тихо сказала я, продолжая смотреть, на проезжающие мимо машины, - Клиенту понравилась работа?

- Ты еще спрашиваешь? - в его голосе были непонятные мне нотки, - Его неживому счастью нет предела.

- Я рада, - довольно улыбнувшись, сказала я, - Приятно осознавать, что хоть кому-то сделала счастье, - я посмотрела по сторонам, - Когда ты передашь мне мою долю?

- Думаю, сегодня, в ‘Причале’.

- Договорились. Во сколько?

- В полночь.

- Почему так поздно? - я была удивлена, мы никогда в это время суток не пересекались.

- Понимаешь я сейчас не в городе, а в Некросибе буду проездом всего на пару часов. Так что подбегай в ‘Причал’.

- Ну ладно, - как-то недоуменно сказала я, - Тогда до встречи.

Я положила телефон обратно и опять прильнула лбом к окну. Константин был моим агентом. Он подыскивал мне клиентов, которых интересовал мой темный дар. Десять лет назад благодаря закону Смита, вервольфы получили независимость. И как только закон вступил в силу, многие из них покинули склепы своих хозяев, образовав свои кланы. Охранять вампиров в дневное время стало не кому. Участились акты убийства и мародерства в склепах. Ситуация была критическая. Пока в один прекрасный день я не поняла, что могу делать такие вещи, о которых не учат в университете демологических искусств.

В местах, откуда мы с братом уехали меня называли заклинательницей склепов. Неспроста на моем лице шрамы от когтей вервольфа. Я действительно заслужила эти шрамы и с ними мне жить до конца жизни.

Так получилось, что два года назад накануне хелуина я установила ловушку в склепе одного вампира, на которого имел зуб сам верховный вервольф тех краев. Если честно меня предупреждали о том, что не стоит лезть в разборки вервольфов, когда дело доходит до мести, то лучше держаться в стороне от всех этих мистических разборок, но юношеский максимализм взял вверх. Ловушка оказалась настолько сильной, что в ней погибло несколько псов. Меня вычислили, и устроили охоту. После той ужасной ночи в лесу, врачи центра пострадавших от кровососов, думали, что я умру или превращусь в кого-то из мохнатых, но на всеобщее удивление я выжила и как, потом подтвердил тест крови, я вошла в те пять процентов людей, на которых не действует вирус ликантропии.

Что касается ликантропии то это безнадежное заболевание, пришло из древних веков. Волки всегда являлись рабами вампиров. Они издревле стояли на страже вампирских цитаделей, оберегая неприкосновенный сон своих властителей, но инквизиторы и здесь приложили свою руку. Не знаю, кому пришло первому в голову накормить голодного волка частями тела вампира, но факт остается фактом. Первый вервольфом стал обессиленный от голода волк вкусивший плоть вампира. В легендах говорилось, что тот вампир замученный инквизиторами был хозяином того волка и что священники решили поразвлечься над преданным животным, за что и поплатились своими жизнями. В тот момент, когда волк поглотил останки своего хозяина, в него вселилась безутешная душа убитого, образовав при этом слияние небывалый тандем интеллекта, силы и невероятных мистических способностей. Священники были разорваны на куски, а кто смог спастись в ту ночь просто сошли с ума.