Я обнаружила, что вор вернул тележку на прежнее место и даже загрузил в нее мусорные бачки, но перепутал их. Синий всегда стоял у меня справа, а коричневый — слева. Похититель же поменял их местами.

Я отомкнула черный ход и вошла в дом, не зажигая света, открыла в кухне нужный ящичек и достала оттуда две эластичные резинки. Затем я вернулась к тележке, вынула из бачков уже полные мусорные мешки и перетянула их резинками. Внутрь бачков я поместила те, которые прикрывали труп, а в них вставила прежние, и внешнюю пару снова завязала. Пришлось признать, что среди ночи невозможно дотошно осмотреть поддон тележки, а вкатить ее в дом тоже было нельзя. Это наделало бы лишнего шума. Оставалось лишь ждать до утра.

Итак, я предприняла все возможные меры по уничтожению следов моего невольного соучастия. Вероятно, теперь я со спокойной душой могла бы отправиться в постель, но вдруг поймала себя на нервном пощипывании губ. Это подавало голос мое буржуазное воспитание. Оно громко и упрямо заявляло о себе в самых неожиданных и неподходящих случаях. Бренные останки знакомого мне человека одиноко лежали во тьме парка, и я не могла с этим смириться.

Но звонить в полицейский участок было тоже нежелательно. Возможно, все входящие звонки записываются или каким-либо образом проверяются даже в таком городишке, как Шекспир. Может, просто забыть обо всем — и с плеч долой? Все равно утром кто-нибудь его найдет… А вдруг это будут ребятишки с Лэтем-стрит?

Наконец я придумала, кому следует позвонить. Некоторое время я еще колебалась, так и этак переплетая пальцы и кожей на затылке ощущая бессмысленность подобных манипуляций.

«Давай же, кончай скорее!» — подхлестнула я себя.

Я снова вынула фонарик и в его тусклом луче принялась листать миниатюрный телефонный справочник Шекспира. Затем я набрала нужный номер, выждала три гудка и услышала сонный мужской голос:

— Клод Фридрих.

— Послушайте, — начала я, сама удивилась, до чего резко и хрипло это у меня вышло, и замолчала.

— Да?..

Кажется, он окончательно проснулся.

— В парке, через улицу от вашего дома, лежит мертвый человек, — сказала я и повесила трубку.

Через коридор я прокралась в тренировочную комнату, где висела боксерская груша. В окно было видно, что в квартире Клода Фридриха на третьем этаже, по соседству с Дидрой Дин, зажегся свет.

Вот теперь я и вправду выполнила все, что от меня зависело. С приятным ощущением сброшенного груза ответственности я стянула с себя одежду и облачилась в ночную сорочку. По улице протарахтела машина. Я на цыпочках перешла в темную гостиную и поглядела в окно. Фридрих не счел мой звонок баловством. Он стоял у дома, одетый явно наспех, и разговаривал с одним из патрульных полицейских. Это был Том Дэвид Миклджон. Я пронаблюдала, как они вместе углубились в парк по той же тропинке, по которой недавно катил мою тележку вор. Оба освещали себе дорогу сверхсильными фонарями.

«Инцидент исчерпан», — решила я, вернулась в спальню и скользнула в свою широкую кровать, на свежие простыни.

Едва устроив голову на подушке, я мгновенно — наконец-то! — заснула.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Наступил вторник. Утром по этим дням я навещаю миссис Хофстеттлер. Ее сын Чак живет в Мемфисе. Он, конечно, заботится о матери, но не настолько, чтобы часто наезжать в Шекспир. Вот почему Чак щедро оплачивает мне визиты, которые я наношу Мэри Хофстеттлер дважды в неделю.

Каждый раз я немного прибираюсь в ее квартире, стираю и сушу белье в машинке, а иногда, когда у миссис Хофстеттлер выдается, по ее собственному выражению, гибкий день, доставляю ее в гости к подруге, в «Кей-март» [3] или в «Крогер». [4]

От своего домика я дошагала до жилого здания, вошла через скрипучую переднюю дверь и легонько постучала в первую квартиру налево, давая знать миссис Хофстеттлер о своем прибытии. У меня был свой ключ. Миссис Хофстеттлер уже встала — добрый знак. В плохие, жесткие дни я вхожу и застаю ее еще в постели.

— Я совершенно не спала сегодня ночью! — выдала она мне вместо приветствия.

Миссис Хофстеттлер восемьдесят пять лет, она такая же сморщенная, как сушеный абрикос. Волосики у нее совсем белые, шелковистые. Она убирает их в неряшливый пучок на затылке. Я прекрасно понимаю, каких мучений стоит престарелой леди просто поднять руки, чтобы соорудить эту прическу. Однажды по недомыслию я предложила миссис Хофстеттлер коротко подстричься, за что удостоилась получасового презрительного молчания.

Сегодня вставные челюсти миссис Хофстеттлер были уже на месте, она даже успела надеть халатик в красно-синюю полоску. Стало быть, беспокойство пошло ей только на пользу.

— Я видела, что тропинка в парк затянута кордонной лентой, — заметила я как можно безучастнее.

Любой коренной обитатель Шекспира зовет дендрарий «Эстес» не иначе как парком. После четырех лет жизни здесь я склонна считать себя одной из местных.

— Разве ты не слышала, какой там был переполох, дитя мое?

— Нет, — честно ответила я. — Очень крепко спала этой ночью.

По коридору я прошла в спальню миссис Хофстеттлер, чтобы забрать из корзины белье для стирки.

— Поразительный у тебя сон! — крикнула она мне вдогонку. — Дорогая моя, на нашу улицу понаехало столько полицейских машин, какие-то люди сновали туда-сюда. Даже вызывали неотложку!

— Жаль, что я ничего об этом не знаю и не могу поделиться с вами, — ответила я, стараясь выразить искреннее огорчение.

Я не люблю болтать с клиентами, но миссис Хофстеттлер воистину меня восхищает. Она никогда не хнычет и не пристает с разговорами.

— Давай тогда включим радио, — предложила неунывающая старушка. — Может быть, там объявят, что случилось. Если же нет, я позвоню Дидре в суд. Она всегда в курсе всех дел.

Я включила стиральную машину. Все восемь квартир в доме, разумеется, спланированы совершенно одинаково, так что восточные зеркально отображают западные. Четыре из них расположены на первом этаже, столько же — на втором. Главный и черный ход в одиннадцать часов вечера запирают, и это подразумевает, что жильцы не дают ключи кому попало.

Квартира миссис Хофстеттлер находится на первом этаже с северной стороны. Мэри живет здесь уже десять лет, со дня сдачи дома. Из первопоселенцев остались только она да Пардон Элби. В ее квартире, как и во всех прочих, из прихожей попадаешь сразу в гостиную со сдвинутой в глубину столовой зоной. По другую сторону от нее расположена, конечно же, кухня, для многоквартирного дома совсем неплохо оснащенная разнообразными столешницами и шкафчиками. Там, где заканчивается кухонно-столовое пространство, начинается коридор. По его правую сторону у Мэри есть кладовка, где стоят стиральная машина и сушильная камера, а на стенных стеллажах хранятся стопы постельного белья, моющие средства и прочие полезные мелочи. Практически напротив кладовки — хозяйская спальня, между прочим, приличная по величине, с просторным встроенным шкафом. Гостевая спальня, более скромных размеров, соседствует с хозяйственным помещением, а в самом конце коридора находится ванная с большим окном из матового стекла. Предполагается, что это запасной выход на случай пожара.

Мне всегда нравилось, что главный вход в квартиру спроектирован не по центру, поэтому, когда хозяин открывает гостю, тот не имеет возможности через весь коридор видеть то, что творится в ванной.

Проектировщик и нынешний владелец дома Пардон Элби, сдающий жилье внаем, беззастенчиво окрестил его Садовыми квартирами Шекспира, поскольку окна тех, что по фасаду, действительно выходят на дендрарий. В окна помещений первого этажа, расположенных с тыла, виден только заасфальтированный участок между зданием и гаражом. Он разделен на восемь боксов, недостаточных по ширине даже для двух машин. Жильцы второго этажа по той же стороне могут лицезреть железнодорожные пути, за которыми простирается склад магазина скобяных и строительных товаров.