Быстрым шагом Джо поднимался по крутой улочке в гору, пока наконец не достиг последнего здания по левой стороне — а именно пустующей лавки. Дальше, за каменной оградой, простиралось деревенское кладбище, а за ним высилась местная церковь. За церковью же, то есть за границей деревушки, дорога устремлялась в серую неизвестность. На порог лавки намело снегу; снег выбелил и уголки окон, стоявших настежь, по всей видимости, уже давно. Вид у дома был унылый: краска облупилась со стен, а потрескавшаяся вывеска в виде шляпы с пронзительным скрипом покачивалась на ледяном ветру. Джо помедлил, устремив взгляд на расстилавшуюся перед ним деревенскую улицу. Была еще глубокая ночь — или, если хотите, ранее утро, — однако во многих окнах сквозь занавеси и ставни мерцал желтый свет керосиновых ламп или свечей. Джо всмотрелся и увидел, как за окнами снуют тени местных жителей. По губам его пробежала улыбка.

— Местечко подходящее, — произнес он.

Помещение собственно лавки оказалось весьма тесным: от витрины до прилавка шага три, не более. Джо прошел за прилавок и отворил крепкую дверь, ведущую в заднюю комнату, освещавшуюся лишь призрачным лунным светом, струившимся в крошечное окошко на противоположной стене. Обстановка была самая скромная: стол, два стула с деревянными решетчатыми спинками, небольшая плита и узкая кровать вдоль стены. А вот очаг для такой комнаты был поистине гигантским — фута три глубиной и шесть длиной, он занимал чуть ли не всю стену. По обе стороны очага стояло по креслу, обитому потертой тканью. Да, подумал Джо, не дворец, но выбирать не приходится.

Несмотря на поздний час, он принялся обустраиваться на новом месте. Первым делом он зажег масляную лампу на столе. Размотал шарф, снял шапку, расстегнул плащ и сложил все это на кровать. Затем развязал свой сак и принялся выкладывать его содержимое на стол — к вящему интересу не замеченного хозяином, но очень внимательного наблюдателя. Тот, притаившись под окном, даже не шелохнулся: круглыми от изумления глазами он следил, как Джо извлекает одежду, обувь, кучку разных безделушек и побрякушек, затем кое-какие недешевые украшения тонкой работы, потом каравай хлеба, бутылку портера, еще одну бутылку — темного стекла, без этикетки, четверо часов (все с золотыми цепочками), латунный фонарь-«молнию», прямоугольный стеклянный сосуд со сдвижной крышкой, большую черную книгу, чернильницу, перо и в довершение всего — искусственную ногу превосходного красного дерева. Да уж, поместительный оказался сак, ничего не скажешь.

Джо умело и привычно сдвинул со стеклянного сосуда крышку, после чего развязал веревочную котомку и мягко положил ее на стол. Миг — и из влажных веревочных глубин под свет лампы проворно выбралась невиданная лягушка: большая, пестрая, с умными глазами. Джо бережно взял лягушку на руки и посадил в стеклянный сосуд. Пестрая питомица его задумчиво помигала и лениво принялась закусывать сушеными насекомыми, которых скармливал ей заботливый хозяин.

Мистер Заббиду как раз отпускал лягушке очередного сушеного жука, когда что-то заставило его насторожиться — не то посторонний шорох, не то какое-то неуловимое движение за спиной. Не обернувшись, Джо вышел из комнаты, провожаемый пристальным взглядом темных глаз за окном. Но поскольку, выходя, хозяин захлопнул за собой дверь, соглядатай не заметил, что Джо вышел не только из комнаты, но и на улицу. А поскольку двигался Джо почти что беззвучно, ему удалось подкрасться к мальчишке под окном, прыгнуть на него из мрака и схватить за шкирку, прежде чем юный джентльмен успел пикнуть. Шкирка была грязная, а шея у мальчишки — тощая.

— Ты зачем за мной следишь? — спросил Джо тоном, не допускавшим уклонений от ответа, и как следует встряхнул свою добычу, приподняв над землей и едва не придушив.

Мальчишка в ответ только хрипел и сучил ногами в воздухе — не иначе, утратил дар речи с перепугу. Он разевал рот, будто рыба, выброшенная на сушу. Джо встряхнул его еще раз, хотя и не так сильно, и повторил свой вопрос, но мальчишка по-прежнему лишь сипел и таращился. Тогда Джо выпустил его, и тот мешком свалился на снег, являя собой самое жалкое зрелище. Встать он уже не мог.

Джо задумчиво хмыкнул и всмотрелся в мальчика. Бледный, хилый городской заморыш, да еще и зубами от холода и страха ляскает так, что язык себе лишь чудом не откусил. А вот глаза у мальчишки необыкновенные — большие, зеленые с прожелтью, да к тому же обведены темными кругами. Джо вздохнул и рывком поставил мальчишку на ноги. Кожа у того была холодная и белая, как снег.

— Ну и как тебя зовут? — спросил Джо.

— Хоркинс, — дрожащим голосом отозвался мальчик. — Ладлоу Хоркинс.

Глава четвертая

Ростовщики и поэзия

Ладлоу молча дрожал в углу, а Джо тем временем развел огонь в очаге. Вот над огнем на крюке утвердился чайник, и Джо принялся помешивать его содержимое.

— Супу хочешь? — спросил Джо у мальчика.

Ладлоу кивнул, и Джо разлил густую похлебку в две миски. Мальчик хлебал свою порцию так жадно, что чуть не подавился.

— Ты откуда? — осведомился Джо.

Ладлоу вытер суп с подбородка и сипло прошептал:

— Из Города.

— Понятно. Обратно вернуться хочешь?

Парнишка яростно замотал головой.

— Что ж, и это вполне понятно, разделяю твои чувства. Насколько я успел убедиться, Город — мерзейшее и грязнейшее место, где люди утратили человеческий облик. Ниже падать уже некуда.

Ладлоу кивнул, пытаясь одновременно отхлебнуть еще супу, так что в результате облил засаленный воротник своей рубашки. Чтобы добро не пропадало, мальчик без колебаний сунул воротник в рот и обсосал с него суп. Джо даже не улыбнулся, лишь с удивлением смотрел на гостя.

— А чем ты занимался в Городе?

Ладлоу со стуком поставил опустевшую миску на стол. Тепло супа медленно разливалось у него в желудке, и мальчик потихоньку начал согреваться.

— Да так, всем понемножку, — уклончиво ответил Ладлоу, но под тяжелым взглядом Джо добавил: — Вообще-то в основном я промышлял воровством. Карманником был.

— Такой честный ответ не может не радовать, Ладлоу, но сомнительно, чтобы тебе здесь нашлась работа, — сухо сказал Джо. — Деревушка маленькая, много не наворуешь.

— Ничего, что-нибудь да найду, — гордо ответил Ладлоу.

— Охотно верю, — рассмеялся Джо и внимательно оглядел мальчика. — Скажи-ка, что ты еще умеешь?

— Бегаю быстро и умею сворачиваться в комок, так что могу поместиться куда угодно.

Неизвестно, какое впечатление произвел этот ответ на Джо, поскольку на лице его не отразилось никаких чувств.

— Очень полезные навыки, — сказал он. — А как насчет образования? Ты грамотный? Читать-писать умеешь?

— Спрашиваете! — Ладлоу даже надулся от обиды.

Если Джо и удивился, то ничем себя не выдал.

— Тогда покажи мне, на что ты способен. — С этими словами он извлек из кучи вещей на столе чернильницу, перо и клочок бумаги. — Напиши что-нибудь.

Ладлоу ненадолго призадумался, а затем медленно начал выводить на бумаге строчки, от старания высовывая кончик языка. Почерк у мальчика оказался разборчивый, без закорючек.

Джо погладил себя по подбородку, чтобы скрыть улыбку.

— А кто научил тебя грамоте — родители?

— Да вы что! — Ладлоу фыркнул. — Им и на меня, и на грамоту начхать. Выучил меня мистер Амбарт Джеллико, городской ростовщик.

— Амбарт Джеллико? Так-таки он самый? — переспросил Джо. — Весьма любопытно, весьма.