Адам Хлебов

Клан Одержимого

Глава 1

Это вообще не моя работа. Я обычный сисадмин в музее, а не электрик и не монтажник видео систем.

Но мне по фиг, я умею любую работу делать.

Меня снова вызвало начальство, потому что шестьдесят девятая камера в зале фламандских живописцев перестала работать.

Я шел слегка прихрамывая, думал о выходных и нес в руках стремянку. Прикольная у меня работа.

Хоть и лазить под четырёхметровый потолок не моя обязанность.

Мое дело — сервера и компы.

Добравшись до места, я полез наверх, тихо ругаясь и матерясь про себя на обслуживающую фирму.

Каждый раз, когда что-то ломалось, начальство предпочитало обращаться ко мне, а не звонить этим уродам, потому что они могли ехать на вызов неделями.

Единственное что меня раздражало, так это лестница. Купили хотя бы нормальную, устойчивую стремянку.

Стоя на раскачивающейся стремянке под потолком, я решил, что в следующий раз сам куплю за свой счет подходящую для таких случаев.

Со мной рядом внизу находились две сотрудницы, две сестры, работающие в отделе экспертизы.

Они вызвались подержать стремянку и поболтать со мной про жизнь.

Чтобы проверить камеру по регламенту необходимо было отключать сигнализацию.

А для этого, в свою очередь, нужно было эвакуировать всех посетителей.

Такой геморрой в полдень, в разгар дня не нужен был никому. Поэтому я решил сначала посмотреть, что происходит с питанием на камере.

Открутив кожух, я попробовал потеребонить провода отвёрткой-тестером.

Но мне это не очень-то и удалось. Я не заметил оголенный провод и случайно коснулся его локтем. Жуткая боль от удара током пронзила мое тело.

Я увидел как у обоих сестер расширились зрачки от ужаса.

Криков я уже не услышал, потому что в следующее мгновение я почувствовал во рту вкус шоколада. Свет вокруг погас. И я полетел вниз головой с четырёхметровой высоты.

*******

Я нёсся как сумасшедший! С моим телом что-то явно было не так. Я толком ничего не помнил и не понимал.

Я бежал пасмурным днем по промерзшему декабрьскому снегу, вниз к подножию по крутому склону холма.

Сердце бешено стучало, я почти задыхался и не чувствовал своей врожденной хромоты.

Слева от меня, у здания из красного кирпича, незнакомые люди разжигали костер в здоровенном мангале.

Они не обращали на меня никакого внимания.

Я уловил аромат. Божественно пахло дымом и копченым мясом.

Какое-то дурацкое название у этого отеля, то ли таверны. «У оленя».

Я еще раз бегло прочел вывеску. «Dit is inden Hert».

«На каком языке это написано?», — промелькнула мысль, но я тут же вспомнил о погоне.

За спиной слышался лай собак и крики людей, преследующих меня.

Я мельком оглянулся. Один из них сотрясал воздух кулаком и кричал.

— Эй, Девитт! Стой! Куда ты рванул, полоумный?

Это он мне? Я вроде не Девитт! Я Савва Филатов. С детства люблю собак, но сейчас они явно не планировали ласкаться и проявлять щенячьи нежности.

Эта свора, состоящая из дюжины гончих разных размеров, настигала, и, видимо, готова была разорвать меня в клочья.

«Оружие бы мне. Хоть какую палку, а лучше пику».

Не успел я подумать об этом, как в моей кисти из ниоткуда вырос деревянный стержень.

По нему пробежал голубой электрический разряд.

Обнаружив в своей правой руке длинную заостренную пику, которую я держал на плече, я почувствовал небольшое облегчение.

Хоть что-то! Я не умею орудовать такими штуками, но всё же проткнуть копьем глотку нападавшим лучше, чем подставлять предплечья под укусы псовых клыков.

Просто так я им не дамся! Страха не было. Скорее возбуждение от предстоящей схватки.

Отголоски тревоги куда-то отступили, когда я крепко кистью сжал древко своего оружия.

Оно было отполированным и потемневшим от времени. Его гладкую фактуру приятно облегала моя ладонь.

Складывалось впечатление, что эта старая пика пережила не одно сражение или охоту.

— Девитт, дурень! Ты спешишь получить лещей от своей матушки? За то, что возвращаешься из лесов с пустыми руками? — Кричал второй преследователь.

— Откуда у этого гаденыша столько сил, после неудачной недельной охоты? Девитт, да подожди ты! Остановись! Забери свою долю!

Кому они кричат, черт побери! Где этот Девитт? Я ничего не понимал, но продолжал бежать.

Кроме меня и этих двоих, не считая собак, рядом никого не было. Снег хрустел под моими ногами.

Сзади я услышал приближающееся дыхание пса, догоняющего меня. Мне пришлось прибавить, но собака не отставала.

Я не сдамся! Было неприятно думать, что она схватит меня сзади за щиколотку и или того хуже — за ляжку, но это обстоятельство только придало мне дополнительных сил, и я смог прибавить скорость.

Впереди открывался вид на долину, расположенную у подножья холма.

Я понял, что нахожусь на окраине какого-то селения, скорее даже небольшого городка, раскинутого на берегу замерзшей реки.

Дистанция между мною и моими преследователями-людьми увеличивалась. Видимо, они решили не бежать за мной, а предоставить дело псам.

Скорее всего они рассчитывали на то, что собаки набросятся стаей, собьют меня с ног, завалят.

Я понял, что им было все равно — загрызут меня или нет. Мне бы добежать до подножия…

Обороняться на склоне, если ты внизу, очень тяжело. Тот, кто выше — всегда имеет преимущество, это я знал еще с детства, когда наблюдал, за тем, как мои сверстники играли в «царя горы».

Сам я по понятным причинам играть не мог, мой физический изъян — хромота на правую ногу, делали меня неконкурентоспособным, невыгодным партнером для командных детских игр.

Я не мог быстро бегать, прыгать, взбираться на деревья, кататься на коньках или велосипеде, не мог ходить на лыжах, играть в футбол или лапту.

Здоровые люди не понимают, как много степеней свободы они имеют, обладая полноценными руками и ногами.

Порой простой подъем по лестнице был для меня огромной проблемой — мне приходилось переволакивать хромую ногу со ступени на ступень, словно тяжелую ношу.

В такие моменты я был неповоротлив и медлителен.

Нет, здоровому человеку этого никогда не понять!

Но я привык. И детское прозвище «Саввка-хромой» со временем перестало волновать меня.

Хотя, даже младшие дети подхватывали эту кликуху, и еще не умея толком выговаривать шипящие иногда по ошибке называли меня «Шавка-хломой».

В таких случаях я молча и грозно сдвигал брови, надвигался на малышню своей хромой походкой, чем приводил их в дикий ужас.

Они с визгом разбегались, исчезали и старались больше не попадаться мне на глаза.

Лишенный возможности играть в детстве, я развил в себе исключительную способность наблюдать, анализировать и видеть то, чего никогда не замечали другие дети.

Например, перед началом любой игры я мог безошибочно угадать, кто будет лидером и за кем пойдут остальные.

Я мог точно предсказать кто будет жульничать, поймают ли хитреца на обмане, и будет ли он бит другими мальчишками, понесшими репутационный, моральный и материальный ущерб.

Я мог наверняка указать какая из команд победит в итоге.

Я видел заранее тех, кому можно доверять за благородство их представлений о мальчишеских чести и достоинстве, и кому не стоило доверять не потому что они были плохими, а потому что такие дети обладали наивной простоватостью, граничащей с откровенной глупостью.

Но все описанные выше чудесные умения жестоко приземлялись и впечатывались в повседневную серость моей жизни тем фактом, что я не мог их реализовать.

Я всегда был вне действа под названием детская игра. Роль непосредственного участника мне заменяла роль наблюдателя.

Сейчас же удивительным было то, что я ощущал совершенно незнакомую невесомою легкость.

Я не бежал — я парил над склоном, если так можно выразиться.