Томиться и страдать!
Дорогой снов, мучительных и смутных, Бреди, бреди, несовершенный дух. О, как еще ты в проблесках минутных
И слеп, и глух!
Еще томясь в моем бессильном теле, Сквозь грубый слой земного бытия Учись дышать и жить в ином пределе,
Где ты - не я;
Где отрешен от помысла земного, Свободен ты... Когда ж в тоске проснусь, Соединимся мы с тобою снова
В нерадостный союз.
День изо дня, в миг пробужденья трудный, Припоминаю я твой вещий сон, Смотрю в окно и вижу серый, скудный,
Мой небосклон,
Все тот же двор, и мглистый, и суровый, И голубей, танцующих на нем... Лишь явно мне, что некий отсвет новый
Лежит на всем.
1917
x x x
О, если б в этот час желанного покоя Закрыть глаза, вздохнуть и умереть! Ты плакала бы, маленькая Хлоя, И на меня боялась бы смотреть.
А я три долгих дня лежал бы на столе, Таинственный, спокойный, сокровенный, Как золотой ковчег запечатленный, Вмещающий всю мудрость о земле.
Сойдясь, мои друзья (не велико число их!) О тайнах тайн вели бы разговор. Не внемля им, на розах, на левкоях Растерянный ты нежила бы взор.
Так. Резвая - ты мудрости не ценишь. И пусть! Зато сквозь смерть услышу, друг живой, Как на груди моей ты робко переменишь Мешок со льдом заботливой рукой.
1915
x x x
Милые девушки, верьте или не верьте: Сердце мое поет только вас и весну. Но вот, уж давно меня клонит к смерти, Как вас под вечер клонит ко сну.
Положивши голову на розовый локоть, Дремлете вы, - а там - соловей До зари не устанет щелкать и цокать О безвыходном трепете жизни своей.
Я бессонно брожу по земле меж вами, Я незримо горю на легком огне, Я сладчайшими вам расскажу словами Про все, что уж начало сниться мне.
1916
ШВЕЯ
Ночью и днем надо мною упорно, Гулко стрекочет швея на машинке. К двери привешена в рамочке черной Надпись короткая: "Шью по картинке".
Слушая стук над моим изголовьем, Друг мой, как часто гадал я без цели: Клонишь ты лик свой над трауром вдовьим, Иль над матроской из белой фланели?
Вот, я слабею, я меркну, сгораю, Но застучишь ты - и в то же мгновенье Мнится, я к милой земле приникаю, Слушаю жизни родное биенье...
Друг неизвестный! Когда пронесутся Мимо души все былые обиды, Мертвого слуха не так ли коснутся Взмахи кадила, слова панихиды?
1917
НА ХОДУ
Метель, метель... В перчатке - как чужая,
Застывшая рука. Не странно ль жить, почти что осязая,
Как ты близка?
И все-таки бреду домой, с покупкой,
И все-таки живу. Как прочно все! Нет, он совсем не хрупкий,
Сон наяву!
Еще томят земные расстоянья,
Еще болит рука, Но все ясней, уверенней сознанье,
Что ты близка.
1916
УТРО
Нет, больше не могу смотреть я
Туда, в окно! О, это горькое предсмертье,
К чему оно?
Во всем одно звучит: "Разлуке
Ты обречен!" Как нежно в нашем переулке
Желтеет клен!
Ни голоса вокруг, ни стука,
Все та же даль... А все-таки порою жутко,
Порою жаль.
1916
В ПЕТРОВСКОМ ПАРКЕ
Висел он, не качаясь, На узком ремешке. Свалившаяся шляпа Чернела на песке. В ладонь впивались ногти На стиснутой руке.
А солнце восходило, Стремя к полудню бег, И перед этим солнцем, Не опуская век, Был высоко приподнят На воздух человек.
И зорко, зорко, зорко Смотрел он на восток. Внизу столпились люди В притихнувший кружок. И был почти невидим Тот узкий ремешок.
1916
СМОЛЕНСКИЙ РЫНОК
Смоленский рынок Перехожу. Полет снежинок Слежу, слежу. При свете дня Желтеют свечи; Все те же встречи Гнетут меня. Все к той же чаше Припал - и пью... Соседки наши Несут кутью. У церкви - синий Раскрытый гроб, Ложится иней На мертвый лоб... О, лет снежинок, Остановись! Преобразись, Смоленский рынок!
1916
ПО БУЛЬВАРАМ
В темноте, задыхаясь под шубой, иду, Как больная рыба по дну морскому. Трамвай зашипел и бросил звезду В черное зеркало оттепели.
Раскрываю запекшийся рот, Жадно ловлю отсыревший воздух, А за мной от самых Никитских ворот Увязался маленький призрак девочки.
1918
У МОРЯ
А мне и волн морских прибой,
Влача каменья, Поет летейскою струей,
Без утешенья.
Безветрие, покой и лень.
Но в ясном свете Откуда же ложится тень
На руки эти?
Не ты ль еще томишь, не ты ль,
Глухое тело? Вон - белая искрутилась пыль
И пролетела.
Взбирается на холм крутой
Овечье стадо... А мне - айдесская сквозь зной
Сквозит прохлада.
1917
ЭПИЗОД
...Это было В одно из утр, унылых, зимних, вьюжных, -В одно из утр пятнадцатого года. Изнемогая в той истоме тусклой, Которая тогда меня томила, Я в комнате своей сидел один. Во мне, От плеч и головы, к рукам, к ногам, Какое-то неясное струенье Бежало трепетно и непрерывно И, выбежав из пальцев, длилось дальше, Уж вне меня. Я сознавал, что нужно Остановить его, сдержать в себе, - но воля Меня покинула... Бессмысленно смотрел я На полку книг, на желтые обои, На маску Пушкина, закрывшую глаза. Все цепенело в рыжем свете утра. За окнами кричали дети. Громыхали Салазки по горе, но эти звуки Неслись во мне как будто бы сквозь толщу Глубоких вод... В пучину погружаясь, водолаз Так слышит беготню на палубе и крики Матросов. И вдруг - как бы толчок, - но мягкий, осторожный, И все опять мне прояснилось, только В перемещенном виде. Так бывает, Когда веслом мы сталкиваем лодку С песка прибрежного; еще нога Под крепким днищем ясно слышит землю, И близким кажется зеленый берег, И кучи дров на нем; но вот качнуло нас И берег отступает; стала меньше Та рощица, где мы сейчас бродили; За рощей встал дымок; а вот - поверх деревьев Уже видна поляна, и на ней Краснеет баня.
Самого себя Увидел я в тот миг, как этот берег; Увидел вдруг со стороны, как если б Смотреть немного сверху, слева. Я сидел, Закинув ногу на ногу, глубоко Уйдя в диван, с потухшей папиросой Меж пальцами, совсем худой и бледный. Глаза открыты были, но какое В них было выраженье - я не видел. Того меня, который предо мною Сидел, - не ощущал я вовсе. Но другому, Смотревшему как бы бесплотным взором, Так было хорошо, легко, спокойно. И человек, сидящий на диване, Казался мне простым, давнишним другом, Измученным годами путешествий. Как будто бы ко мне зашел он в гости, И, замолчав среди беседы мирной, Вдруг откачнулся, и вздохнул, и умер. Лицо разгладилось, и горькая улыбка С него сошла. Так видел я себя недолго: вероятно, И четверти положенного круга Секундная не обежала стрелка. И как пред тем не по своей я воле Покинул эту оболочку - так же В нее и возвратился вновь. Но только Свершилось это тягостно, с усильем, Которое мне вспомнить неприятно. Мне было трудно, тесно, как змее, Которую заставили бы снова Вместиться в сброшенную кожу...