– Хочешь чаю? – позвал он.

– Нет, спасибо.

Он налил себе и вернулся. Выкурил трубку, выпил чаю. День клонился к вечеру. Хью что-то пробормотал и затих. Ле Бон покачал головой и уставился вдаль.

Тени все больше вытягивались к востоку. Ле Бон вдруг насторожился.

– Ты слышал? Стук копыт? – спросил он.

– Нет, – ответил Джеми.

Ле Бон лег, прижал ухо к земле и долго лежал, не шевелясь.

– Ну что там? – спросил Джеми.

– Нет. Послышалось. Ле Бон встал.

– Это все проклятые ри, – сказал он. – Мысли о них не дают покоя, – рассмеявшись, он схватил себя за волосы и подергал из стороны в сторону. – Не хотел бы я попасть в их руки.

Соорудив обед из припасов, оставленных майором, они принялись за еду. Ле Бон завел разговор о последней кампании против ри. Джеми лишь рассеянно кивал, не сводя глаз с Хью. Когда стало смеркаться, он укрыл его одеялом.

– Сколько в нем силы, – опять удивился ле Бон. – Обидно, когда собственная сила работает против тебя. Когда нет уже даже надежды.

Джеми заснул. Во сне все перепуталось – и Хью, и медведь, и индейцы, и майор Генри со своими людьми, скачущий где-то далеко-далеко. Совсем разбитый, он проснулся на рассвете и сменил на посту ле Бона, который коротал ночь за чаем с крекерами. Состояние Хью, похоже, не изменилось. Могучий организм продолжал бороться – время от времени Хью шевелился, стонал, лицо его осунулось, посерело, пальцы то и дело скребли землю. Как долго может умирать человек?

Спустя несколько часов ле Бон покачал головой.

– Ему стало хуже, – сказал он. – Думаю, к вечеру отмучается.

– Похоже, ты прав, – с тоской отозвался Джеми.

– Скорее бы, – сказал ле Бон. – Я не за нас волнуюсь, хотя, Бог свидетель, я видел, что эти ри вытворяют с пленными, – ради него самого. Негоже человеку так мучаться. Просто ужас, что делает смерть с человеком. Тебе сколько лет, Джеми?

– Шестнадцать, – ответил Джеми. – Почти.

– Стало быть, вся жизнь впереди. Не ищи лишних приключений. Не дай Бог такого затянувшегося конца, как у бедняги Хью.

– Да, – сказал юноша, потягивая остывший чай. В свете полуденного солнца Хью был похож на восковую фигуру с наполовину растаявшим лицом. Временами Джеми казалось, что все кончено. Но всякий раз возникало легкое движение, тихий стон, булькающее дыхание. Ле Бон, попыхивая трубкой, пускал струйки дыма и наблюдал. У реки порхали птицы, то пронзительно щебеча, то заводя тихие песни. Небо заволокло тучами, загрохотал гром, но дождь так и не собрался. Поднялся ветер, похолодало.

– Интересно, далеко ли ушли майор с ребятами? – подумал вслух ле Бон.

– Трудно сказать.

– Им-то сейчас спокойно вдалеке от ри.

– Да, наверное.

– А мы даже не услышим стука копыт за этим громом, если они на нас наткнутся.

Джеми содрогнулся от холода.

– Пожалуй, так.

Ле Бон встал, потянулся и отошел в кусты облегчиться. Хью не двигался.

Они соорудили навес из веток, прикрепили к нему кусок парусины. Забарабанил дождь. Джеми снились боевые барабаны и стук копыт верхового отряда…

Утро было серое и сырое, а Хью все медлил.

– Мне снилось, что их отряд проскакал ночью мимо, – заметил ле Бон. – А может, так оно и было.

– Значит, нам повезло.

– До поры до времени. Боже правый! Скверно же он выглядит.

– По-моему, как вчера.

– Он еще дышит. Кто бы мог подумать, что Хью так долго продержится.

– Хью – не простой человек, – ответил Джеми. – Он всегда знал, что делал. И всегда у него хватало сил. Ле Бон покачал головой.

– Я тебе верю, – сказал он. – Просто невозможно продолжать жить, будучи так истерзанным. Я видел много умирающих, но никто не держался так, как Хью. Как по-твоему, долго ему еще?

– Вряд ли.

– Здорово получится, если мы оба погибнем из-за того, кто сам с минуты на минуту отдаст Богу душу.

Джеми отошел к ручью прополоскать платок, которым обтирал лицо Хью.

Когда они завернулись в одеяла в тот вечер, ле Бон прошептал: «Чему быть, того не миновать. Уж я-то знаю. Мне тебя жаль, ведь ты остаешься на свете один-одинешенек. Прочитай перед сном какую-нибудь молитву, если помнишь. И я прочитаю».

И вновь над ними засияло утреннее солнце. Джеми первым делом подумал о Хью. Вгляделся, приподнявшись. Никаких изменений. Все та же бледность, только вместо редких хриплых вдохов, перемежаемых бесшумным оцепенением, появилось неглубокое трепещущее дыхание. Грудь вздымалась едва заметно и часто.

– Я видел раньше таких раненых, – опять услышал Джеми слова ле Бона. – Скоро все кончится, парень. И слава Богу.

Юноша беззвучно зарыдал. Он понимал, что нельзя желать такого.

– Я только хочу, чтобы он перестал мучиться, – сказал он наконец.

– Скоро перестанет, Джеми. Скоро перестанет, – в голосе ле Бона слышалась печаль. – Немногие могут похвастать такой жаждой жизни. Скоро кончатся его испытания. Скоро.

Джеми кивнул, вытирая мокрые щеки о плечи. После завтрака ле Бон не меньше часа разглядывал лежащего перед ним человека. Наконец он произнес:

– Я все думаю об этих ри. Я боюсь, Джеми. И ты тоже, я вижу. Не хочу проявить неуважение, но ведь Хью все равно скоро умрет, а хоронить человека – дело долгое, особенно когда нечем копать, кроме ножей. И все это время мы будем рисковать своими шкурами, хотя могли бы уже пуститься вслед за ребятами.

– Согласен.

– Так вот, исходя из соображений практичности – и, как я уже сказал, без всякого неуважения – думаю, нам надо выкопать могилу заранее. Все равно мы сидим здесь без дела, и когда мы ее выроем – до того как он умрет или после – ему будет безразлично. Душа-то его будет знать, что друзья все сделали правильно. Он не обидится, если мы подготовимся заранее. Зато себя мы немного обезопасим.

– Да, – согласился Джеми. – Я думаю, он понял бы. Вытащив нож, ле Бон встал и подошел к раненому. Кончиком ножа прочертил на земле длинные линии, на всю длину лежащего прикинув на глаз ширину могилы. Затем воткнул лезвие в почву и вырезал первый квадрат дерна.

– Из земли придем и в землю уйдем, – сказал он, – как в Библии говорится. Сделаем все как надо, Джеми. Нужного размера и достаточно глубокую, чтобы укрыть его от дождя и стервятников. Сделаем хорошо. Я знаю, как он тебе дорог.

Чуть позже Джеми встал и подошел к другому концу отмеренного участка. Поколебавшись минуту, тоже начал копать.

Они копали весь день, выгребая мягкую землю руками, а твердую – ковыряя ножами. Они вытаскивали камни и корни. Гора земли выросла рядом с ямой. Когда глубина стала вполне достаточной, они вытерли ножи о траву» вымылись в ручье и вернулись к Хью.

Тот по-прежнему мелко и часто дышал. Они поели, и последний луч солнца окрасил лицо Хью. Они смотрели на него, пока не зажглись звезды, потом пожелали друг другу спокойной ночи и завернулись в одеяла.

В их снах Хью уже был частью земли.

ТРИ

КОЛЬТЕР

Старейшинам черноногих было известно коварство речных заторов, а потому самых шустрых молодых воинов, которые первыми добежали до кладбища деревьев, немедленно отозвали назад. Юноши нехотя выбрались на берег и с нетерпением стали ожидать поощрения к дальнейшим действиям. Но старики лишь бесстрастно смотрели на воду. Человек, которого они преследовали, Белобровый, был там. В этом не было сомнений. Как не было сомнений и в том, что то был не простой человек – он бежал, как олень, и исчез, как олень. Он прячется тут, говорила им река. Где-то здесь, дразнила она, может быть, там, где вы меньше всего ждете… прямо под носом. Они опустили луки, не сводя глаз с зелени холодного, быстрого потока.

Куда он исчез? Может он умеет дышать как рыба? Или река с ним заодно? Тишина повисла над рекой. Воины шарили глазами по берегу в поисках разгадки. Молодежь нарушила молчание, перешептываясь, выпадая таким образом из круга ожидания. Запах добычи был слишком близко, чтобы можно было ждать дольше. Когда они залпом выпустили в омут стрелы, никто из старейшин не поднял руки, чтобы остановить их. Пуская пузыри, всплыли оперенные хвосты стрел; мальчишки бросились собирать их. Сразу же возникло опасное искушение оседлать коряги и, вглядываясь в зеленые воды, пускать стрелу за стрелой в мельтешащие тени.