Несмотря на поздний час и непрошеное вторжение, встретили меня вполне дружелюбно: господин-будущий-мэр лично открыл дверь, и, если и сделал выводы по поводу криво наложенной помады или дрожи в коленках, ничего не сказал. Его супруг принес мне чаю и уселся напротив - а вот без этого я предпочла бы обойтись. Куда проще было бы объяснить идиотскую ситуацию кому-то одному из них.

- Господин Эйри... господа, - поправилась я на ходу. - Простите меня за беспокойство, но не уведомить вас о происходящем было бы еще большей бестактностью. - Эту фразу я успела отрепетировать в машине, с ней было легче. Дальше пошла терра инкогнита. - Я... допустила ошибку. Отправила в редакцию вместо готового варианта статьи ее черновик, содержащий, мнэ-э, материалы, тон и содержание которых вы бы не одобрили. И которые, э, не вполне соответствуют действительности.

От моих щек можно было уже прикуривать, а я так и не добралась до самого главного.

Супруги переглянулись. Судя по лицу господина Эйри, он еще не додумался до мысли о том, что дело похуже черновых наметок со стандартными для всякого журналиста "врет, как мерин" или чем-то в этом роде, зато его муж опасно прищурился.

- Черновик? - поинтересовался он. Сердце у меня ухнуло в пятки. - Мисс, а могли бы мы ознакомиться с его копией? Полагаю, она у вас сохранилась.

В этом "могли бы" звучал приказ. И я сдалась.

- Вот, - я обреченно протянула стопку листов, гадая, под рукой у офицера Форберга пистолет или за ним ему придется отлучиться, а я успею выпрыгнуть в окно. - Черновой вариант начинается, э, на пятой странице, это были просто личные наброски... ой.

Господин Эйри перегнулся через ручку кресла, и проклятую пятую страницу супруги изучали вместе. Если бы я могла, то зажмурилась бы, но я не могла - меня как парализовало - и потому не упустила ни одного из оттенков эмоций, пробегавших по лицам. Форберг покраснел, вероятно, от ярости, а что до Эйри, так его брови поднимались все выше и выше - к самой границе черных волос, заплетенных в косу.

Первым обрел дар речи именно Эйри. Железное самообладание политика. А может быть, Форберг больше привык сразу стрелять, в отличие от своего супруга. Я вжалась в кресло, мечтая стать маленькой-маленькой. Крошечной.

- Мисс Яски, - сказал Эйри на удивление нормальным голосом. У него лишь слегка дергалась щека. - Вы... поразительно щедры в описаниях.

- И неточны, - пробурчал побагровевший Форберг куда-то в сторону. Он несколько раз вздохнул, видимо, успокаивая ярость, и прибавил: - В землянке окон не бывает. Вы даже в этом ошибаетесь.

Эйри отобрал у него распечатки, пролистал до конца.

- Вот это, - он с чувством процитировал отрывок, посвященный "чистому листу, озаренному пламенным цветом любви", - не так уж далеко от истины. Но "жаркие поцелуи, дорожкой спускающиеся по твердому животу и рождающие томительное чувство сладострастия" - не то, что читатели ожидают увидеть в интервью с кандидатом на политический пост.

- Разве что, - добавил Форберг словно через силу, - понимать буквально... кое-чьи слова про бардак в политике.

- Это, - судорожно сглотнула я, - не предназначалось для читателей. И есть шанс, что не дойдет до них, если...

"Если выпускающий редактор утром успеет выпить свою чашку кофе, чтобы прочистить мозги. Это спасет реноме нашей газеты и самого Эйри, но мне уже не поможет..."

- Если что? - прервал мое блеянье Эйри. Форберг сжал его руку выше локтя, будто пытаясь удержать на месте. - Если ваш редактор прочтет этот романтический бред, у вас будут изрядные неприятности. А если напечатает, не прочитав, хотя это и маловероятно, "неприятностями" это уже не назовешь. Мисс Яски, я с трудом представляю себе, как можно предотвратить эту, ммм... катастрофу.

- Я сама не знаю! - Кажется, я сейчас разревусь. Как дура. - Я думала, вы... - Голос у меня сорвался на писк. Я вытерла глаза, схватила чашку с остывшим чаем и ожесточенно допила ее до дна.

- Вы не намерены впасть в истерику, я надеюсь? - строго спросил Эйри. - Посидите тут и поразмыслите над происшедшим. Мне нужно посоветоваться с мужем. И не делайте больше глупостей, прошу вас.

Супруги Эйри-и-Форберг скрылись, унося с собою злополучную улику. За закрывшейся дверью раздались странные звуки, словно что-то упало или морской конек из экзотического аквариума у меня над головой не упустил возможности поржать.

Мне было очень стыдно. Ужасно. А когда тебе ужасно стыдно, одни дурным поступком больше - уже не так принципиально. Только этим я могу объяснить, что вместо душеполезных размышлений я подошла к двери и плотно прижалась к ней ухом.

Сперва мне послышалось нечто вроде всхлипывания, а затем:

-... Иллуми, ты у нас теперь секс-символ города, ты в курсе?

- Ты тоже, заметь!

Фух, он, кажется, смеется. Значит, речь идет не о формулировке иска в суд, и убивать меня будут по крайней мере не сразу.

- Надо же, какой ты у меня горячий и романтичный тип, просто демонического нрава!

- А вот сейчас я тебе продемонстрирую, какой я горячий... - послышалась многообещающее.

Я запоздало отскочила от двери, сообразив, что при сцене изъявления супружеских чувств наблюдателей не требуется. Это, конечно, придало бы реалистичности моим писаниям... ой-ой! Мне вдруг стало так себя жалко, что я села на пол и тихонько разревелась. И уже не слышала, что там доносилось из-за двери. Мне было не до того: приходилось ожесточенно вытирать с лица остатки макияжа.

Слава богу, я успела это сделать прежде, чем дверь снова распахнулась.

- Я обдумал сложившуюся ситуацию, - произнес господин Эйри неприятно холодным тоном. - Вы поставили под удар наше доброе имя, и, по справедливости, вас следовало бы наказать за эту небрежность, а не помогать. Но, вынужден признать, исправление ситуации в наших общих интересах. Я прошу вас сосредоточиться и объяснить нам, где находится сейчас искомый компромат.

- Который, - добавил его муж, зачем-то поправляя воротник, - было бы крайне нежелательно кому-либо прочесть. Я на личном опыте могу сказать, насколько вредоносно он действует на человеческую психику.

Ну да, обреченно подумала я. То-то вы ржали, как целый кавалерийский полк. От шока, наверное.

- Я отправила его в редакцию, - горестно вдохнула я. - Все уже в комме у выпускающего, понимаете?

- Так позвоните ему и попросите удалить ваше творение, - с легким раздражением посоветовал Форберг. - Вы признались в ошибке, отдаю вам должное за храбрость - хотя не за ум - но теперь-то чем мы можем вам помочь?

Я помотала головой. - Не знаю... Редакция заперта до утра, там нет никого, а офисная рассылка у нас делается автоматически, по ночам. Я... очень спешила отправить статью, ведь сегодня крайний срок, и поставила на ней метку "в печать".

- Вы хотите сказать, мисс, - медленно переспросил Эйри, - что завтра утром _это_ будет опубликовано? Вы понимаете, что в таком случае у нас не будет иного выбора, как подать на вас в суд за диффамацию, мисс Яски?

- Нет! - испуганно вскочила я, замахав руками. - Конечно, да, понимаю, только нет, не надо! То есть, нет, не должно. В печать не должно. Это рабочие гранки... Их прочитают только в редакции.

Путаясь и спеша, я стала рассказывать, что такое автоматический робоверстальщик, которым я, кстати, уже умела неплохо управлять, и как создаются черновые гранки, и кому рассылаются, и почему редакция, где в штате всего-то пять человек, закрывается на ночь, и никакие уговоры не заставят пропускную систему впустить меня в здание ночью по дневной карточке...

- Перевожу, - хладнокровно поправил сеньор Эйри. - Подробности нашей личной жизни, вернее того, что вы представили таковой, будут известны завтра с утра всего полудюжине человек. Но стоит одному из них проболтаться, мы возвращаемся к предыдущей ситуации. Про плачевный в любом случае финал вашей профессиональной карьеры я просто умолчу.