– Э-э, гхм, ну-у, дорогая мисси, как тебе сказать… – Мастер-сержант подкрутил усы. – С известной помощью отдельных нижних чинов, но, да, сам.

И он гордо выпятил грудь, украшенную многочисленными нашивками.

– Rooskies, да будет тебе известно, дорогая мисси, очень любят джин. Джин, и виски, и другие крепкие напитки. У них есть и свои, но их вечно не хватает на всех. Поэтому они всегда стараются их у нас заполучить. Меняют на меха, на кожи… а еще очень хорошо приманиваются. Дело было так: положили мы, словно забыли, полдюжины бутылок старого доброго «Джимми Уокера», и…

– Сержант Стивенс, любезнейший, перестаньте забивать моей дочери голову своими сказками, – раздался из-за широкой спины егеря голос доктора Блэкуотера. Рядом с ним маячила длинная скуластая физиономия новобранца Хопкинса, разумеется, вся покрытая веснушками, в тон его огненно-рыжим волосам.

– Прошу простить, доктор Блэкуотер, сэр, – мигом подобрался сержант. – Не сердитесь, сэр, всего лишь хотел позабавить нашу любознательную мисс…

– То-то же, – беззлобно сказал доктор Блэкуотер, обнимая Молли. – А не то придете ко мне следующий раз с вашим коленом – узнаете, каково это, когда без анестезии, как положено герою-егерю!

– Сэр, умоляю, сэр, скажите, что вы шутите, сэр!

– Шучу, Стивенс, шучу. Молли, милая, спасибо за обед. Видишь, какая у нас тут чехарда, даже не поесть как следует. И тебя внутрь не пускают…

Досточтимый Джон К. Блэкуотер, M.D., был высок и худ, носил усы, как и почти все мужчины в Норд-Йорке. Когда работал, опускал на правый глаз подобие монокля, только разных линз там было полдюжины, на все случаи жизни.

– Беги домой, дорогая. А я поем и назад, надо осматривать пленных…

– Rooskies? Да?

– Их, стрекоза. А почему ты спрашиваешь?

– Девочка видела, как их заводили внутрь, – угодливо встрял сержант. – Должно быть, они ее испугали. Варвары, что с них взять…

– Испугали? Правда? – Папа чуть отстранился, посмотрел Молли в глаза. – Милая моя, они, конечно, варвары, но вовсе не такие страшные. Конечно, – быстро поправился он, кинув взгляд на мастер-сержанта, – когда не в дремучих своих лесах. Там-то да. Как любые дикие звери. А здесь – уже нет. Поэтому ничего не бойся, отправляйся домой. Кастрюли я сам принесу. Работы сегодня будет много – пока их всех осмотришь….

– И не боитесь же вы, господин доктор, сэр, – поспешил почтительнейше заметить Стивенс. – От них же неведомой заразы нахвататься можно, сэр!

– Современная наука, сержант, – суховато заметил доктор Блэкуотер, – создала вполне действенные средства защиты. Уверяю вас, мы все тут в полной безопасности. Если я и обнаружу какое-то заболевание, варвара поместят в карантин.

– И будут лечить, да, папа?

Доктор и сержант переглянулись.

– Конечно, дорогая, – сказал доктор, нагибаясь и целуя Молли в щеку. – В конце концов, мы же цивилизованные люди, не так ли? Ну, беги теперь. Стивенс, дружище – не отрядите ли кого-нибудь проводить Молли до паровика?

– Разумеется, доктор, сэр. Хопкинс! О, ты тут, как кстати. Слышал господина доктора? Проводишь юную мисс Блэкуотер до паровика и проследишь, чтобы она благополучно на него села. Все ясно?

– Сэр, так точно, сэр!

Молли не стала возражать, что она уже большая, что знает район пакгаузов уж явно не хуже долговязой дылды Хопкинса и прекрасно отыщет дорогу сама. Если папе что-то втемяшивалось в голову – его не могла переубедить даже мама.

– Счастлив быть вам полезен, мисс!

Рыжий Хопкинс улыбался, показывая щербатый рот, где не хватало одного переднего зуба.

– Спасибо, сэр, – церемонно сказала Молли, подбирая юбки в точности тем самым движением, что и миссис О’Лири. – Очень любезно с вашей стороны сопроводить меня.

Хопкинс, явно не привыкший к тому, чтобы кто-то называл его «сэр», весь аж прямо расцвел. И всю дорогу к остановке паровика с убийственной серьезностью охранял Молли, выпятив нижнюю челюсть так, что девочка забеспокоилась – как бы вывих не заработал. Им поспешно уступали дорогу – еще бы, горных егерей в Норд-Йорке уважали.

– Куда прешь, деревенщина! – рыкнул Хопкинс на какого-то зазевавшегося фермера, недостаточно быстро, по мнению Джима, убравшегося с их пути. – Простите, мисс Блэкуотер, здесь столько неотесанной публики…

Мимо прогромыхал паровой локомобиль с эмблемой Специального Департамента на дверцах и сзади, и Хопкинс тотчас вытянулся, отдавая честь ладонью в белой перчатке.

Сквозь темные окна было ничего не видать.

Локомобиль прогромыхал, поехал дальше.

– Вчера, мисс Моллинэр, взяли одного, – заговорщическим полушепотом оповестил девочку Хопкинс. Видно было, что умолчать об этом выше его невеликих сил. – Нас в оцепление поставили, а сами магика взяли.

– Не может быть! – Молли не понадобилось притворяться. – Настоящего магика? Малефика?

– Самого малефичного малефика! – уверил ее Джим.

– Как же его поймали?

– Соседи донесли, слава Всевышнему. Я слышал, все началось с того, что к нему молочные бутылки сами на порог взбирались. Молочник-то, чтобы в гору не тащиться с тележкой, оставлял на общей полке. Все соседи за своим молоком спускались, а этот, говорят, никогда. А потом кто-то заметил, как бутылки к нему сами – прыг, прыг, прыг и в двери. Ну, тут-то они и донесли.

Счастье, что он ничего натворить не успел. Надо ж, мисс Моллинэр, быть таким идиотом – волшебник-то этот, похоже, и впрямь надеялся всех умнее оказаться, магичность для себя приберечь, словно и не знал, чем это все кончается, и не ведал! А вот в мехмастерских паровозных сказывали, что на неделе у них там один возчик, того, рванул.

– Как рванул? – ахнула Молли, прижимая ладошки к щекам. – Ни в кого не превратившись?

– Да вот так и рванул! – надулся от важности Хопкинс, явно довольный эффектом. – Не, в чудище не обернувшись. Сказывают, такое тоже бывает. На него, говорят, и раньше поглядывали, но не так, чтобы очень. А тут, говорят, приехали за ним, а он ка-ак рванет! Побежит, в смысле. Особый Департамент за ним, а он прыг в коллектор, в трубу, значит, а там ка-ак бахнет! Дым столбом, огонь до неба! Все с ног попадали!

Молли не могла припомнить ни «дыма столбом», ни «огня до неба». Спорить с Хопкинсом она, однако, не стала. Тем более что они уже добрались до остановки, к которой подкатывал двухвагонный паровик.

Молли ехала домой, низко надвинув шлем и опустив на глаза очки-консервы – она взобралась на империал, однако ветер словно с цепи сорвался – прямо в лицо летели пригоршни жесткого снега, но вниз Молли упрямо не спускалась.

Паровик бодро пыхтел по все тем же улицам, узким и темным, все так же тянулись по обе стороны высоченные, нависающие стены со слепыми желтыми окнами, однако снег скрадывал все это, умягчал, набрасывал флер зимней сказки, и это, право же, стоило того, чтобы мерзнуть на открытом империале. Паровик этот был толкачом, дым весь летел назад, не мешая пассажирам империала.

Стрелка, другая, перекресток. Поднята лапа семафора, и паровик тормозит, пропуская другой, стучащий колесами по пересечной улице. Молли ехала домой, но думала сейчас не про дестроеры и мониторы в гавани, не про бронепоезда в депо – а исключительно про пленных Rooskies.

И про мальчишку того тоже. Ых.

Неправильно это.

И да, глядел он как-то… тоже неправильно. Одеты, конечно, как варвары. Одни touloupes чего стоят! И что теперь с ними сделают? Наверное, ничего плохого. Нет, не «наверное», конечно же, ничего плохого! Иначе зачем папе их осматривать?

Молли сердито помотала головой, поправила шлем. Задумалась, замечталась – этак и свою остановку пропустить недолго!

Лихо скатилась вниз по бронзовым перилам (по случаю непогоды на империале Молли оставалась единственной пассажиркой) и вприпрыжку поскакала к дому.

Но до самого порога ее не оставляло ощущение, что жесткие зеленовато-серые глаза мальчишки-пленника глядят ей прямо в спину.