холла чумазые балетки, отправилась путешествовать по апартаментам.

– Круто у вас! Папа, наверно, неплохо зарабатывает. Вы не думайте, я ни на

что не намекаю, у нас все есть. Просто мамка совершенная кукушка, я от нее жутко

устала.

– Ты же взрослая уже. Зачем тебе мать-наседка? – спросила Лера,

останавливаясь на пороге гостиной и следя за всеми передвижениями Лёнькиной

дочки.

– Это вы правы. Сейчас меня это мало колышет. А раньше я страдала.

Валерия, услышав это «страдала», хмыкнула.

– Вы напрасно смеетесь, Валерия Львовна. Она же у меня актриса, в

драмтеатре нашем выступает. Утром репетиция, вечером спектакль, а то и днем еще.

Домой поздно приходила. Приходит. Мы с папкой, то есть, с дядей Сережей, ее

иногда целыми днями не видели. Я его папкой звала, пока мамка не призналась, кто

мой настоящий отец. А потом папке надоело, и он вообще от нас ушел. Потом с

мамулей мы одни жили. А недавно она опять свою жизнь устроила, замуж вышла.

Трудно с отчимом, Валерия Львовна. Вот я и решила отца отыскать. С ним и

посоветоваться можно, он и поможет, если что. Вы знаете, я просто счастлива, что

его нашла.

– А давно тебе мама призналась, кто твой… настоящий отец?

– Ну да… Она про него часто рассказывала. Только не говорила прямо, что он

мой отец. Говорила, что расстались они по ее вине, а теперь она страшно жалеет. Но

уже ничего не поделаешь, у него жена. Вы, то есть. Встретиться все мечтает. Говорит:

«Вот бы увидеться еще разок, юность вспомнить. Прощения попросить за все мои

выходки». Представляете? Она его очень сильно любила. Может, до сих пор любит.

Но она очень порядочная женщина, хоть и актриса. Она никогда чужую семью

разбивать не будет, вы не беспокойтесь, Валерия Львовна.

Послышался звук открывающейся входной двери, и девица, оттеснив Леру,

кинулась в прихожую встречать отца. Радостно взвизгнула: «Ура, папа пришел!».

Валерию передернуло.

Она ясно представила мизансцену: великовозрастная дочь кидается Лёньке на

шею и слюнявит ему щеки. Актриса. Хотя, что она хочет от девчонки, у которой такая

мать?

Леонид добродушно произнес: «Привет, привет, стрекоза. Решила проведать

родителя? Как успехи?»

Считалось, что Юлия поступает в институт, хотя скепсис не позволял Лере

поверить в это ни на йоту. Особенно потому, что название вуза каждый раз

озвучивалось новое. Таковые несостыковки с мужем решила не обсуждать, понимая,

что он сам не дурак и выводы сделал. Только почему он так странно себя ведет?..

Недавно она спросила, изо всех сил делая незаинтересованное лицо, а не

собирается ли Леонид провести анализ ДНК? Он тут же ответил, как ей показалось,

резко: «Юля претендует на твою жилплощадь? Или хочет отсудить у тебя любимый

джип?» Валерия пожала плечами и вышла из комнаты. Такого она не ожидала.

В голову все чаще приходила дикая мысль, что в подмосковном городке

Глыбокоречинск в полутемном, пахнущем сладкими благовониями кабинете

потомственной ведьмы, какой-нибудь Стефаниды или Маркелии, произвели над

мужниным фотопортретом магический ритуал, и теперь Леонид безвольным

чурбаном будет выполнять все прихоти новоявленной дочери, а заодно и ее мамаши,

никак не реагируя на критику и не слушая доводы рассудка. А если критика станет уж

слишком навязчивой, пришибет жену разделочной доской, чтобы не смела говорить

плохо о Юленьке и не путалась под ногами. Далась ей эта разделочная доска…

Юля, между тем, суетилась в прихожей, подавая отцу тапочки и вытаскивая из

его рук портфель, а потом сопровождала папеньку до дверей ванны, куда он

отправился помыть руки, и чирикала, не переставая, что она по нему «жутко

соскучилась». Валерия мрачно проследовала на кухню накрывать на стол. На три

персоны. Пропади оно все пропадом.

Поговорить с мужем нормально пока не получалось. Ревность не позволяла

Лере напрямую спросить Лёню о том, что за история была в его прошлом. Бывает ли

ревность без любви? Оказывается, бывает. Гордость мешала разузнать, как он

отнесся к тому, что у него есть дочь, и выяснить, что он в связи с этим планирует

делать. Если планирует. И уж тем более не могла она расспрашивать мужа о том,

какие чувства остались у него к той Антонине. Если остались. Лера очень, очень,

просто панически боялась, что остались.

Валерия замуж вышла в тридцать шесть. Это было второе по счету ее

замужество. Первое случилось еще в институте, как раз перед защитой диплома, и

не продержалось и двух лет. Мальчику потребовался уход и внимание, он постоянно

ныл, изводя Леру капризами по поводу глаженой рубашки и «опять яичница». Ему

хотелось натертых полов и запаха жареной картошки.

А Валерию в то время занимали поиски себя в реальности строящегося

капитализма. От перспектив захватывало дух. Захватывало дух от открывающихся

возможностей, которыми не воспользоваться было глупо, а медлить с этим – глупо в

квадрате.

В конце 90-х-начале нулевых активно плодились совместные предприятия

молодого российского бизнеса с бизнесом стран капитализма зрелого,

производственные кооперативы и ИЧП устойчиво держались на плаву, способствуя

процветанию поместного рэкета, крепли первые всходы коммерческих банков и

страховых компаний, больше похожих на финансовые пирамиды.

Должность плановика производства, увенчавшая ее диплом о высшем, не

давала Валерии ни малейшего шанса найти работу по профилю сей уважаемой в

недавнем прошлом специальности, но именно это и стимулировало Лерину

активность. Она жадно искала работодателя, который по достоинству оценит ее

мозги, изобретательность, энергию и прочие качества, не последними из которых

были напор и натиск.

Леру понесло из фирмы в фирму, с должности менеджера по продажам на

должность координатора тех же продаж, а потом она стала заместителем

управляющего страховой компании, а потом начальником департамента российско-

финского СП, а потом она подружилась не с теми людьми.

Рисковый мужик из «новых русских» убедил Леру бросить цивилизованных

финнов и начать работать на него. Под вывеской какого-то ООО, то ли «Рассвет», то

ли «Ракета», он арендовал стандартную выгородку на компьютерном рынке, где они с

напарником занимались продажей пейджеров и мобильных телефонов, на тот

момент товаром не многим доступным, но притягательным. Товар хитрыми путями

притекал им с дальних восточных рубежей, и, несмотря на транспортные и

таможенные издержки, дельту с продаж пацаны имели головокружительную.

«Соглашайся, старушка», – сказал ей тогда Антон, – «Не достало тебе что ли в

подземку спускаться? У меня ты за полгода заработаешь на тачку, а за год на

квартиру»

Но не корысти ради решилась Валерия на столь резкие перемены. Вернее, не

только ради корысти, и уж, конечно, не в первую очередь. Бурова жаждала какой-то

лихой пиратской романтики, ей хотелось добиться в жизни яркого результата, хотя

она и не понимала сама, какой результат ей конкретно видится в перспективе. А для

начала, просто стать рулевым, нет – капитаном, конечно же, капитаном собственного

корабля, а не служить винтиком отлаженного финско-российского механизма, где не

было места ни дорогой для русской души расхлябанности, ни полету идей, ни даже

инициативе. Ничего, кроме тупого прессинга и штрафов за трехминутное опоздание.

И она согласилась.

Антон был сильный и опасный человек, и его опасное обаяние заворожило

Бурову, не могло быть иначе. И новый темп жизни ее устроил, и нервно-рваный

график рабочих дней, когда неделями приходилось спать по пяти часов в сутки, а

потом разрешать себе внезапный однодневный отдых на берегу Адриатики, и азарт