Тот на некоторое время приостановился, удивленно глядя в сторону входа, после чего, доставая из кобуры потертый «кольт», направился к вестибюлю. Однако увидев нацеленные в его сторону стволы автоматов, растерянно замер, опустив свое оружие.

— Открывай! — тоном, не терпящим возражений, на местном кушитском наречии приказал «капа». — Военная контрразведка. Проверка состава постояльцев. Чего топчешься?

Охранник неохотно открыл задвижку, и ночные визитеры решительно шагнули внутрь. Не проронив больше ни звука, на ходу, «капа» коротко ударил парня по темени рукоятью автомата. Охранник рухнул как подкошенный. Подручные главаря его подхватили и, оттащив в сторону, посадили в угол. Точно так же были нокаутированы еще двое охранников.

Портье, который до этого мирно дремал за своей стойкой, проснулся и с испуганным удивлением наблюдал за происходящим. Он мог бы рискнуть и за то время, пока «капа» разделывался с охранниками, попытаться позвонить в полицию. Но сообразив, что за гость пожаловал в отель, не посмел даже шелохнуться. Подойдя к нему, «капа» жестко поинтересовался:

— Где живут ооновцы? Номера комнат! Живо!

— На втором этаже, двести первая, двести вторая, двести третья… — обреченно прошептал тот. — Господин! Вы их собираетесь допросить здесь или забрать с собой? Наш отель всегда считался самым безопасным… Теперь мы можем разориться. Я уже не говорю о том, что придется иметь дело с полицией…

— Интересы страны выше интересов вашей частной лавочки! — угрюмо уведомил «капа» портье, измерив его недовольным взглядом. — Показывай!

Втроем они поднялись на второй этаж и, пройдя в конец коридора, остановились у резной двери, сработанной из какого-то дорогого сорта дерева, на которой были прибиты начищенные медные цифры.

— Здесь живет господин из России, — все также потерянно сообщил портье. — А в этих двух — господа из Франции.

— Стучись к русскому и скажи, что… Что его вызывают в вестибюль к телефону, — приказал «капа», сделав знак своим подручным, чтобы те спустились на первый этаж.

Постучав по полированному дереву костяшками пальцев и услышав донесшийся из-за двери мужской голос, портье на ломанном английском сообщил, что «мистера Толина» срочно зовет к телефону какая-то ему неизвестная «мистера». Что-то буркнув, тот через минуту открыл дверь и, заправляя рубашку, вышел в коридор. Увидев нацеленный в его сторону ствол автомата и портье с посеревшим, искаженным лицом, он сразу все понял. Не закатывая истерик и не паникуя, русский строго поинтересовался, в чем, собственно, дело.

«Капа» на ломаном английском с апломбом уведомил, что он арестован военной контрразведкой как подозреваемый в шпионаже. Окинув «контрразведчика» внимательным взглядом, русский столь же спокойно попросил показать ему официальный документ, обосновывающий его арест. Потеряв терпение, «капа» показал автомат и прошипел, что ему для задержания шпиона достаточно одного этого «документа» и чего-то иного он предъявлять не намерен. Заставив русского стать лицом к стенке, он обшарил его карманы и приказал портье стучать в следующую дверь.

Что-то ворча на своем родном языке, француз вышел в коридор и, увидев вооруженного чужака в маске, удивленно воскликнул:

— Кесь ке се, месье?! Кесь ке се (что это значит)? Уот из ит? — добавил он по-английски.

Но «капа», как видно уже растратив свой разговорный запас, лишь молча толкнул его к стене и, обшарив карманы, забрал из них бумажник и сотовый телефон. Когда француз попытался что-то спросить у русского, «капа» нервно оглянулся и злобно прорычал:

— Сайлонс (молчать)!

…Сотрудники миссии ООН, понукаемые неизвестным, спустились по лестнице на первый этаж, где они увидели поджидавших их еще нескольких типов в масках, но помельче, чем «контрразведчик». Следом за «капа», поминутно вздыхая, спустился вконец расстроенный портье. Теперь их гостинице светили крупные неприятности, а ему самому — долгие, пристрастные беседы с полицейскими и, скорее всего, увольнение с работы. Разумеется, с голоду он не умрет. В Сомали, где родство ценится очень высоко и родственные связи поддерживаются не то что до седьмого — до семнадцатого колена, кто-нибудь, где-нибудь, как-нибудь поможет ему найти какую-нибудь работу. Но здесь-то, в отеле, место портье было как нигде «хлебным», которое позволило год назад послать на учебу внучку в один из итальянских университетов. А теперь-то что будет?

Поэтому, невзирая на свирепый запрет «капа» звонить в полицию, едва захлопали дверцы джипов, в которые похитители затолкали связанных ооновцев, портье схватился за телефон. Набрав номер полицейского участка, он торопливо рассказал о случившемся. Когда в холл отеля вошли трое насупленных, недовольных столь поздним вызовом стражей порядка, портье старательно бинтовал голову охранника, рассеченную ударом рукояти автомата. Не спеша, составив бумаги и позевывая, полицейские удалились.

Впрочем, наутро они примчались в гостиницу совсем другие — встревоженные, злые, нервные. Судя по всему, их вчерашнее благодушие и сонливость вышестоящее начальство по достоинству оценить не захотело. Но если ночью еще хоть что-то можно было сделать, то теперь, что называется, поезд ушел. За это время похищенных могли увезти в любой, самый дальний уголок Африканского Рога. Исписав еще кучу бумаг и вдоволь наоравшись и натопавшись ногами, с чувством достойно выполненного долга полицейские отбыли в свой участок.

А еще пару часов спустя и в ООН, и в диппредставительства сразу двух европейских стран ушли депеши, извещающие о похищении неизвестной бандой троих сотрудников миссии ООН по контролю за поставками и распределением гуманитарной помощи. В офисах некоторых ведомств Нью-Йорка, Москвы и Парижа тут же начали тревожно звонить телефоны, кто-то кому-то докладывал о случившемся, кто-то кого-то обязывал «принять все меры и приложить все усилия к розыску и немедленному освобождению заложников», и т. д., и т. п. — началась обычная рутина дипломатической чехарды…

Уф-ф-ф-ф!.. Чх-х-х-х-х!.. Г-гульк!.. — на разные голоса сердито реагировало одно из болот в глухих лесах правобережья Средней Волги, когда его обширный простор, доступный лишь комарью да болотной птице, начала форсировать большая группа людей в маскировочной форме. Глядя со стороны, можно было подумать, что это члены какого-нибудь «клуба самоубийц» решили поразвлечься таким, весьма своеобразным способом. В самом деле, в окрестных селах это болото иначе как Чертовой Пастью и не называли, ибо всякому было хорошо известно, что отправившийся в ту сторону, домой не возвращается.

И тем не менее, несмотря на мрачную славу места, где за долгие века нашли свой мучительный конец сотни и человеческих, и коровьих (а возможно, и лосиных, и медвежьих, и кабаньих) душ, именно здесь командир учебного спецбатальона ВДВ, майор Лавров, он же — Батяня, решил провести практические занятия по форсированию непроходимой местности. Когда «Урал» с брезентовым верхом остановился на поляне, за которой простиралась не слишком живописная равнина, поросшая болотной травой да кое-где чахлыми, кривоватыми березками и осинками, солдаты невольно напряглись, окидывая взглядом не слишком гостеприимный пейзаж.

— …Что, сынки, в пятках засвербело при виде этой страхоглядной болотины? — выйдя вперед с биноклем в руках, чуть насмешливо спросил Батяня. — Да, парни, тут не плац для отработки строевого шага. Тут вообще, любой неудачный шаг может стать последним в жизни.

Он внимательно осмотрел Чертову Пасть и, обернувшись к притихшему взводу, буднично объявил:

— Объект форсирования все рассмотрели? Да, сынки, грязевая полоса препятствий на нашем полигоне и в подметки не годится этому «дару природы». Тут нужно быть не только проворным, внимательным, осторожным, осмотрительным, но еще и абсолютно свободным от тревоги и страха, в болоте не следует лихорадочно дергаться, гадая, повезет — не повезет, а за счет своей интуиции, работающей на полную мощность, нужно заранее чувствовать: куда соваться следует, а куда нет. Ясно? Поэтому прошу всех еще раз взвесить свои силы, и, прежде всего, духовные, — по плечу ли такая нагрузка? Если у кого-то есть сомнения, то лучше остаться здесь. Упрекать ни в чем не буду — тут опаснее, чем на минном поле.