Несколько десантников вырвались вперед. Один из них не заметил на тропе мину. Детонирующий шнур связывал ее с дюжиной других. Мощный взрыв превратил тропу в братскую могилу для всего взвода.

Взрывной волной Рогожина опрокинуло на спину, отбросило за край террасы. После немыслимого сальто-мортале он приземлился на ноги, упершись в пятачок скального выступа.

Судьба хранила Рогожина от града осколков. Только левое плечо заныло саднящей болью и рукав куртки стал теплым и влажным. Он машинально согнул несколько раз локоть и понял, что ранение пустяковое, скорее всего осколок прошел по касательной. Дмитрий перекинул автомат за спину и, осторожно нащупывая носками сапог выступы, принялся карабкаться обратно на горную террасу, где остались его командир и друзья.

Надежда увидеть кого-нибудь живым подгоняла Дмитрия, желание отомстить за погибших заставляло быть осторожным. Подъем занял больше времени, чем он рассчитывал. Раненая рука давала о себе знать.

— Метров восемь летел, — шептал сам себе Рогожин, вбивая нож в щель. Как жив остался? Почему ребята молчат? Почему не стреляют?

Стрелять было некому. Радист, единственный, кто еще оставался живым на проклятом плоскогорье, учащенно дышал, привалившись спиной к скале. Его глаза уже подернулись пленкой и бессмысленно смотрели на огромную кровоточащую рану, обнажающую внутренности. Сизые кишки клубком выкатились наружу. Взрыв перерубил радиста почти пополам.

При виде товарища радист застонал, потянулся рукой к лежавшему рядом автомату.

— Сейчас, Вовка! Сейчас… Это я, Дмитрий! Промедола вколю! Все нормалек, братуха! — скрипя зубами, приговаривал Рогожин и гладил умирающего по русым вихрам. — «Вертушку» вызовем! Давай рацию. Ребят подберем и домой, в полк. А раненых в Союз! Ты еще сестричку подцепишь!

Знаешь, парни рассказывали, какие они в ташкентском госпитале… На свадьбу-то позовешь, а?

Наушники сипели, потрескивали. Прорывались незнакомые Дмитрию голоса:

— Стрелка, у меня много «трехсотых». Мне срочно нужна помощь. Много тяжелых…

— Я понял, «Калуга». Доложите возможность отхода. Как поняли? Прием.

— Я Восход! — Рогожин узнал позывные штаба. — Помощи не будет. Прорабатывайте варианты отхода самостоятельно. За «трехсотыми» придут «вертушки». Но не раньше чем через полчаса.

-..помогите, «духи» нас топят! Срочно нужна помощь!

Срочно помощь! Давят нас, блин… Восход, помогите, слыпалы… Где «вертушки»?

— «Калуга», продержитесь!

— Спасите нас! Живыми, суки, хороните…

-..Держитесь, ребята! Успокойтесь…

— «Вертушки» горят! Японский бог, они не могут пробиться! Остальные уходят! Решайте же что-нибудь! Поднимите «сушки»…

Срывающийся голос требовал от штаба огневой поддержки фронтовых истребителей «Су-24», передавал координаты квадрата, в котором должен был высадиться второй батальон парашютно-десантного полка.

-..работайте по координатам. Иначе нам хана, — клокотал голос комбата, оставшегося без батальона. — Ты, Восход, тварь последняя! На верную смерть послали. Живым буду — под землей найду…

Радист дотронулся рукой до наушников, словно хотел добавить в переговорное устройство и свою долю проклятий лампасоносным наследникам разного рода Ворошиловых и Буденных. Волна судорог прошла по его телу, заставляя парня выгнуться от нестерпимой боли дугой. Даже вколотая Рогожиным лошадиная доза промедола не смогла облегчить его последних страданий.

С ремня отошедшего в лучший мир радиста он снял сумку, наполненную осколочными гранатами для подствольного гранатомета «ВОГ-25», отстегнул подсумок с ручными гранатами «Ф-1», достал из «лифчика» автоматные магазины. Затем Рогожин закрыл товарищу глаза и, изо всех сил стараясь не обнаружить себя, начал продвигаться к тропе.

Зенитная установка продолжала вести огонь. Только выстрелы стали реже.

«Экономит патроны», — подумал Рогожин, вытирая кровь с лица, расцарапанного при падении.

Моджахеды сменили тактику. Атака вертолетов была отбита, и они ожидали нового налета авиации. Часть тяжелого вооружения — станковые пулеметы, зенитные горные установки, спаренные четырехствольные скорострельные пушки душманы прятали в пещеру. Туда же они уносили ящики с боеприпасами. В пещеры уходили и те, кого решено было поберечь.

Позиции занимали стрелки, вооруженные китайскими ракетами класса «земля — воздух», аналогичными, но гораздо более совершенными технически ракетами английского производства «блоупайп» и, конечно же, пресловутыми американскими «стингерами».

Командир огневой точки, на подходе к которой подорвался взвод лейтенанта Балуева, послал вниз человека. Собрать оружие «шурави», добить безнадежных. Связать и оставить до темноты раненых.

Кряжистый чернобородый душман деловито обшаривал карманы мертвых десантников и не слышал, как за его спиной тенью возник Рогожин. Удар ножа пришелся между шейными позвонками. Афганец без единого звука рухнул как подкошенный.

После недолгого раздумья Рогожин стянул с моджахеда грязно-серую простую рубаху и нахлобучил на голову шапку, похожую на ком перебродившего теста.

— Я устрою вам сюрприз. Специально от взвода разведроты нашего славного полка! — шептал Дмитрий, разрезая ворот рубахи, чтобы легче было дотянуться до гранат и магазинов, спрятанных в «лифчике» натруди.

По тропе Рогожин шел осторожно. Несколько раз он переступал через натянутые струной стальные нити, соединенные со взрывателями замаскированных мин. В нем проснулся звериный инстинкт, помогающий безошибочно определить опасность и избежать ловушки.

Тем временем авиация отвлекла «духов» от тропы. Лишь один молоденький воин Аллаха, пугливо вжавшийся в расщелину скалы, охранял тропу, да и то больше смотрел на небо, чем на подходы к огневой позиции.

Ярко-синее южное небо рассекали белые черточки истребителей. Самолеты ложились на крыло и начинали пикировать с надсадным воем, который тысячекратно усиливало горное эхо. Из-под крыльев отделялись точки авиабомб.

Они росли, становились похожими на жирные кляксы и, упав, прорастали черными гигантскими грибами с красными проблесками огня и искр, острыми космами дыма.

При виде «духа» Рогожин решил действовать саперной лопаткой — оружием простым и безотказным.

Остро отточенные края лопатки едва не раскроили голову моджахеда пополам. Афганец глухо простонал, опустился на колени, выронил оружие и завалился набок.

Очутившись у входа на площадку огневой точки. Рогожин не стал рисковать. Одну за другой он отправил вперед три гранаты и, не прячась от осколков, принялся хлестать длинными очередями из «Калашникова». Когда рожок опустел, Рогожин мгновенно отделил его от автомата, перевернул и вставил новый, прикрепленный к пустому несколькими витками изо ленты.

Вопли афганцев были почти не слышны за разрывами гранат и грохотом автоматных очередей. Пещеру Рогожин прозондировал выстрелом из подствольного гранатомета.

Хранившиеся там боеприпасы сдетонировали. Для тех, кто находился внутри, это был конец. Скальные породы не выдержали. Своды дрогнули и обвалились, хороня под камнями остатки склада оружия и трупы моджахедов.

Рогожин подобрал почти целый переносной зенитный ракетный комплекс «блоупайп» — была повреждена лишь оптическая установка — и поспешил прочь от проклятого места, у подножия которого полегли его товарищи. Но перед тем, как уйти, он подложил под станину зенитки два «цинка» с патронами, прикрепил к ним «лимонку» и пропустил через ее кольцо шнур, найденный возле тлеющих, полуобгоревших трупов. Затем Рогожин отошел на безопасное расстояние и выдернул чеку.

— Все, товарищ лейтенант! Задание выполнено, — выдохнул он одновременно со взрывом.

Уже внизу Рогожин собрал бумаги убитых. Перед выходом на операцию ребята сдавали военные билеты, оставляя фотографии близких и любимых, письма из дома. Святой долго искал Балуева, зная, что тот всегда носит в нагрудном кармане фотографию жены и двух дочерей. Но лейтенанта нигде не было. В скалах ущелья Пандшер командир нашел свое последнее пристанище.