— Док, разве я просил тебя считать мои деньги? — резко прервал европеец Аюб-хана. — Я хочу услышать — есть ли у больного надежда?

— Дело в том, сэр, что при краткосрочной и долгосрочной памяти в человеческом мозге происходят разные процессы, — смутился доктор от его тона. — При краткосрочной идет циркуляция импульсов в клетках мозга, а при долгосрочной — химические связи в них... Они у пациента полностью нарушены. Но все в руках Аллаха, сэр...

— Не понимаю, Метлоу, твоего интереса к этому русскому офицеру, — подал голос Али-хан.

— Прибереги красноречие, Али-хан, оно тебе скоро пригодится! — бесцеремонно повернулся к нему спиной европеец и снова обратился к Аюб-хану: — Вы все еще не ответили на мой вопрос, док.

— Видите ли, при травме мозга химические связи нарушаются, а восстановятся ли они когда-нибудь у нашего пациента, увы, определенно я сказать не могу, — развел руками тот.

— А кто может сказать определенно?

— Думаю — никто.

Внезапно больной дотронулся до руки европейца.

— Мне знакомо твое лицо, но я не могу вспомнить, кто ты, — морща лоб, произнес он по-английски. — Еще я никак не могу вспомнить, кто — я. Может быть, ты это знаешь?..

— Видите, Метлоу, он помнит английский, но совершенно не помнит, кто он, — вставил Али-хан. — Все за то, что возиться с ним дальше не имеет смысла...

Европеец смерил его ледяным взглядом и повернулся к больному:

— Имя Джордж Ив Метлоу тебе ничего не говорит? Метлоу. Слышишь, Метлоу?.. Это меня зовут Джордж Метлоу... Помнишь меня?..

— Не помню...

Метлоу властным жестом показал братьям на дверь.

— Прошу прощения, господа, у меня конфиденциальные вопросы к больному.

Когда те вышли, он плотно закрыл дверь и пустил из крана умывальника шумную струю воды.

— А имя Алан?.. Алан Хаутов тебе знакомо? — спросил он по-русски.

— Не знакомо, — так же, по-русски, ответил больной.

— А Ваня Бурлак?.. Сашка Силин?..

— Не помню...

— А капитана Савелова помнишь?

— Савелова? — наморщил лоб больной и бессильно откинулся на подушку. — Нет... Не помню такого капитана...

— Майора Сармата, Игоря Сарматова, помнишь?..

— Кто это?..

— Ты!.. Ты, русский майор Сарматов!..

— Что такое — русский?..

— Национальность. Ты майор Игорь Сарматов, русский по национальности.

— Я не понимаю твоих слов! — прошептал тот.

— Ну, Сармат, вспомни!.. Ну-у, вспомни свою Россию! Вспомни синее небо, белоствольные березы!.. Тихий Дон твой вспомни!..

Но Сарматов, как ни пытался, вспомнить ничего не смог. Слабым от неимоверного напряжения голосом он прошептал:

— Я ничего не могу вспомнить. Даже того, как я сюда попал.

— Твоя страна Россия послала тебя воевать в другую страну.

— Воевать?.. Зачем?..

— Сложно объяснить... Но та война уже закончилась, и русские войска ушли в свою страну.

— Кишлак... Разрушенный кишлак помню... Стреляет что-то черное с неба — помню... Люди на тропе, падают — помню... Какую-то грязную пещеру — помню...

— А людей в пещере? — вскинулся Метлоу. — Пленного американского полковника помнишь?..

— Не помню! — прошептал Сарматов и, роняя со стоном отрывистые слова, сжал голову руками: — Какие-то обрывки... Очень яркое качающееся солнце... Огненный шар на струях воды помню... Белобородого старика... Еще одного старика. Но он в крови?.. Почему он в крови?.. Ну, ответь же мне!..

— Вспоминай, вспоминай сам, Игорь! — тряс его за плечи Метлоу. — Что тебе сказал белобородый старик? Ну, ну, вспоминай?

— Да, да, белобородый старик что-то такое сказал... Что-то очень важное. Не могу вспомнить, что... Шакалов в темноте помню... Шакальи глаза... Женщину с белыми волосами и синими глазами помню, но не помню, кто она, — с отчаяньем прошептал Сарматов и бессильно упал на подушку.

Метлоу с состраданием провел ладонью по его отрастающим волосам, скрывающим следы страшных ран на голове.

— Оставьте меня, — прохрипел тот сквозь стиснутые зубы. — Оставьте...

Не скрывая огорчения от их разговора, Метлоу прошел в кабинет Аюб-хана, где кроме самого доктора находился и Али-хан.

— Док Аюб, есть ли смысл пациенту продолжать лечение в вашей клинике? — спросил он от порога. — Прошу ответить прямо.

— Мне жаль ваших денег, полковник, но русский майор безнадежен, — вместо Аюб-хана ответил Али-хан. — Разумеется, мы можем оставить его при клинике. Он будет выполнять какую-нибудь черную работу по хозяйству и тем самым отрабатывать свою миску чечевичной похлебки. Кстати, нашим собакам она очень нравится, — засмеялся он. — Представь себе, полковник, они даже грызутся из-за нее.

— Это все, что вы можете ему предложить? — смерил его гневным взглядом Метлоу.

— Сочувствую, сэр, тем более, что теперь его лечение будет обходиться вам в гораздо большую сумму, чем та, которую мы получили от вас. Кроме того, есть необходимость обговорить с вами другие проблемы...

— Яснее, пожалуйста, — поднял на него глаза Метлоу.

— Вы должны понимать, что риск, которому мы с братом подвергались, скрывая русского офицера в нашей клинике, также должен быть вознагражден.

— Во сколько вы его оцениваете?

— Э-э-э... По крайней мере, сумма, разумеется в долларах, должна быть не меньше той, которую мы с вас получили за полтора года...

— Не меньше? — переспросил Метлоу и усмехнулся. — Это я могу понять, а вот твоей радости по поводу того, что мой подопечный безнадежен, не понимаю.

— В Коране сказано: «Если Аллах хочет наказать грешника больнее, то отнимает у него память», — растянул в злой улыбке тонкие губы Али-хан. — Я не люблю русских, коллега.

— А вот в Библии христиан сказано: «Если Бог хочет наказать грешника, то отнимает у него разум», — оборвал его Метлоу. — Разве пакистанской разведке неизвестно, что я тоже русский?

— О, полковник! — поплыли маслом глаза Али-хана. — Вы — другое дело, вы родились в Штатах, а я о русских из России — красных русских.

— О красных русских мы поговорим позже, а сейчас я хочу услышать наконец от доктора Аюб-хана, есть ли у пациента хоть ничтожный шанс обрести память?

— Сожалею, сожалею, господин Метлоу, что не оправдал вашего доверия, — склонился в подобострастном поклоне Аюб-хан. — Однако уверяю в полном моем почтении к вам и к вашей великой стране...

— Отвечайте прямо, черт подери вашу восточную церемонность!

— Я всего лишь провинциальный врач, — смешался от резкого тона Метлоу Аюб-хан. — Но уверяю вас, что современная медицина в данном случае бессильна...

— В одном английском журнале я как-то прочитал, что японский профессор Осира добивается поразительных результатов с подобными пациентами. Вы не слышали о нем? — внимательно посмотрел на него Метлоу.

— Профессор Осира? — переспросил Аюб-хан. — Никогда не слышал о таком. Каковы же его методы?

— Психические и гипнотические воздействия на мозг больного и тайные восточные знахарства, не признаваемые европейской медициной.

— Восток всегда кишел шарлатанами, — отмахнулся пухлой ладошкой Аюб-хан. — Кстати, этот ваш Осира, он практикует в Японии?

— Советую и тебе, док, стать его пациентом, — не удержался от саркастической усмешки полковник. — Как же можно было забыть, что пять лет назад ты два месяца стажировался у профессора Осира в Гонконге?.. А ведь, по моим сведениям, он щедро делился с тобой эскулапскими тайнами Юго-Восточной Азии, не так ли?

— О-о, сэр!.. — Смуглое лицо Аюб-хана пошло красными пятнами. — Вот вы о ком!.. О том сумасшедшем... Я, признаться, думал, что старого самурая давно нет в живых.

Метлоу смерил его насмешливым взглядом и повернулся к Али-хану:

— Итак, коллега, не мог бы твой забывчивый родственник совершить еще одно путешествие в Гонконге интересующим меня пациентом? Разумеется, за хороший гонорар в долларах.

— Мы с братом обсудим эту проблему, — важно ответил Али-хан, несмотря на протестующие знаки сразу побледневшего Аюб-хана.