– Да, господин Президент, не бойтесь друзей! Особенно если они не собираются вас предавать…

– Как это? – приподнял бровь Президент. – Не бойтесь друзей? Оригинально…

– Можно подумать, вы Бруно Ясенского не читали или хотя бы Эренбурга, тоже приводящего эту цитату, – не совсем вежливо ответил Фёст.

– А вот знаете – нет, – развёл руками Президент. – Не пришлось как-то. Очевидно, у нас с вами были несколько разные вкусы и интересы.

Журналист знал, о чём идёт речь, но промолчал. Сам не зная почему. Он вообще чувствовал себя странно. То ли межвременной переход на нём так сказался, то ли затянувшийся на весь невероятно длинный день стресс, да ещё и какое-то странное влияние на его психику присутствия рядом Людмилы Вяземской. Она действовала на него совершенно непонятным образом – не влекла своей необычной красотой, не пугала холодным профессионализмом «солдата удачи», но поселила в душе тревожное беспокойство, никак не относящееся ко всем перипетиям последних дней, вообще к государственной политике. Что-то такое, в духе «Мастера и Маргариты», пусть и с другим знаком.

– Ну, это сейчас совершенно несущественно, – усмехнулся Вадим, вполне довольный и вчистую выигранной им партией, начатой не так давно скорее от нечего делать, нежели от надежды что-то в этой стране реально изменить, и, главное, тем, как он сейчас выглядит в глазах Людмилы. Смешно, но мнение двадцатилетней девчонки, да ещё и из другого мира, казалось ему чрезвычайно важным. Странным образом сейчас мысли его и Журналиста пересеклись в одной точке, хотя и исходили из совершенно разных предпосылок.

Кроме него на удивление великолепно чувствовал себя Мятлев. Для Контрразведчика всё стало простым и понятным, и в личном плане, и в государственном. Наконец-то, после неудавшегося покушения, чудом (и с его, Леонида, помощью тоже) выживший Президент позволит ему развернуться в полную силу, разрешит (если не попросит!) принять на себя всю полноту власти в его специфической сфере деятельности. А сейчас тот самый момент, когда она, эта деятельность, становится единственным источником власти в стране, и выпускать ли её из рук после «наведения порядка» – только ему решать. Ни Дзержинский, ни Троцкий, ни даже Берия не сумели конвертировать полный контроль над спецслужбами и армией в нечто осмысленное, однозначно целенаправленное. Вышеназванные персонажи, имея собственное представление о текущей обстановке и системе государственного управления в стране, не сумели в нужный момент заявить: «Командовать парадом буду я!» – и проиграли всё, включая и собственные жизни. А ведь тот же Дзержинский (да и Троцкий тоже) прекрасно понимали пагубность сталинского курса, достаточно разумно рассуждали о необходимости «внутрипартийной демократии» (прежде всего – для себя), боялись «термидорианского переворота» и даже вслух о его, пока ещё теоретической, возможности предупреждали верхушку партии. Только желающих услышать оказалось слишком мало, а использовать нужным образом и в нужное время имеющиеся возможности эти товарищи не решились. Особенно удивлял Леонида в этой ситуации Берия. И дамоклов меч над своей головой видел вполне отчётливо, и о механизме его использования понятие имел, а вот поди ж ты, сидел и ждал целых четыре месяца, пока Хрущёв с силами соберётся и свои козыри на стол бросит.

Пусть сейчас у Леонида Ефимовича с Президентом положение выглядит намного «хуже губернаторского», полностью проигранной партия выглядит, чего тут деликатничать? Упавшую с неба власть удержать не сумели, на чужой территории сейчас бегством спасаются. Так зато и путь к победе ясно виден, и когда наступит эта самая победа, он шанс не упустит. Сосредоточит в своих руках руководство абсолютно всеми силовыми структурами государства и «демократию» будет регулировать лично. В строгом соответствии с потребностями общества. В песочнице детского сада тоже ведь «свобода, равенство, братство», однако воспитательница постоянно рядом присутствует и бдит! Знает, что если один из «равных» другому лопаткой по маковке стукнет, не с него спрос будет. Так и в государственных делах: если «народные избранники» по глупости или из корысти неправильный закон вознамерятся принять, «всенародно избранные» губернаторы злоупотреблять положением начнут – что же, ждать, пока «их жизнь сама накажет строго», а «естественный ход событий» к очередной катастрофе приведёт?

Это – первое.

Второе – обозначилась ясность и в его отношениях с Гертой. Что всё теперь будет в порядке, Мятлев уже понял. После того как они вместе повоевали, и неплохо, он в её глазах проявил себя достойно – обратной дороги нет. Всё у них получится в наилучшем виде, может быть, уже сегодня. А завтра он сделает её своим первым заместителем и консультантом по нереальным вопросам. И таким же ответам. Жить они с ней будут здесь, а работать там…

Генералу как-то совершенно не пришло в голову, что если задуманный им план реализуется в полной мере – всё выйдет совершенно наоборот, это он окажется у Герты заместителем и «зиц-председателем». Исключительно в силу различия типов личностей. Если ей, конечно, вообще покажутся интересными игры в большую политику на уровне Екатерины Великой, тоже начинавшей карьеру в качестве жены племянника императрицы Петра Фёдоровича.

Мятлев, стараясь не привлекать внимания друзей и хозяев, вдоль стеночки выскользнул из кабинета, направился по длинному полутёмному коридору в сторону кухни. Там Герта гремела посудой, собирая ужин, хоть в какой-то мере соответствующий важности гостей. И Людмилы здесь не было, к его удаче. Возможно – и сомнительной.

Генерал подошёл к девушке сзади, положил руки на плечи, повернул к себе лицом. Совсем рядом глаза и губы. Прижать к себе «хрупкое» (если смотреть, не прикасаясь руками) тело, начать целовать куда придётся. Ему этого просто неудержимо захотелось. Но «распалившийся воздыхатель» наткнулся на спокойный, не располагающий к сумасбродствам взгляд не соблазнительной девушки, а недавно вышедшего из боя офицера.

– Ты, Леонид Ефимович, держи себя в руках. Не люблю я таких вот истерических порывов. Возьми вон лучше консервы пооткрывай, раз пришёл… Дожили, представь себе – президента великой державы банальными консервами угощать будем…

Ну, консервы были не совсем уж банальные, не «Частик мелкий нерядовой укладки» [1]. Крабы нашлись, и шпроты, и мидии со специями, даже «угорь копчёный в кисло-сладком соусе», не считая всяческих колбас и сыров. Нередко здесь по десятку человек без подготовки случалось кормить, на подобный случай и припасы. Но всё равно…

Можно бы, конечно, проявив инициативу, заказать в расположенном напротив ресторане «У дяди Гиляя» полноценный ужин с парой официантов для оформления и подачи блюд, но это не Герте решать.

Самое странное, Мятлев не чувствовал себя задетым или обиженным холодностью девушки. Главное, она говорила с ним как с по-настоящему «своим человеком». Ну не сейчас, значит, подождём другого раза, сама по себе идея не отметена в принципе, и это хорошо. Пожалуй, даже интереснее – дождаться и посмотреть, как она сама инициативу проявлять будет. Но это вряд ли. Придётся самому в подходящий момент снова инициативу проявить.

Секонд, Фёст, Президент и Журналист остались вдруг одни, Людмила тоже незаметно растаяла в глубине смежных комнат. Волович, судя по дыханию и мимике, видел сладкие наркополитические сны и субъектом действия сейчас не являлся. То есть получилось – два на два, идеальная схема для переговоров, ну, не переговоров в полном смысле слова, но обмена мнениями, предполагающего согласование хотя бы «протокола о намерениях».

– Знаете, Георгий Адрианович, – Фёст впервые назвал Президента по имени-отчеству, причём панибратским тоном, и это ему понравилось, как в своё время нравилось утончённо издеваться (не выходя за пределы статей всевозможных уставов и приказов) над своим полковым и дивизионным начальством. – Вы сейчас находитесь в удивительно выигрышном положении…