– На один палец или на два? – с серьезным видом осведомился я.

– Наливай, не стесняйся. – Это означало «до краев».

Генри исчез. Я взял один из журналов, лежащих на столе, и опустился в кресло. На полях издания знакомым почерком было написано несколько строк.

– Генри, – спросил я его, когда тот вернулся, – зачем ты мараешь бумагу, комментируя новости?

– В смысле? Ты не знаешь?

– Не знаю чего?

– Читать без пометок – все равно что есть не жуя.

Он улыбнулся.

– Эту фразу любит повторять папа, хотя меня она уже порядком бесит. Могу клятвенно утверждать: жить в семье с творческим фанатиком нелегко. Иногда он с головой погружается в работу на два или три дня, иногда, пока отдыхает, трещит с нами на совершенно разные темы. Мама-то привыкла, но, откровенно говоря, у меня нервы не такие крепкие.

Артур Уайт был известным писателем. Вообще-то, сначала он занимался различными медицинскими исследованиями, по результатам которых поступил в интернатуру под руководство известного врача с Харли-стрит [1], а затем решил завести и собственную практику. Пока уточнялись разные тонкости, Артур, дабы убить время, начал сочинять рассказы. К его удивлению, их напечатали в одном из самых популярных лондонских еженедельников, причем успех оказался оглушительным. Восхищенный издатель порекомендовал Артуру бросить медицину в пользу литературной карьеры, и тот внял этому благоразумному совету. Слава и известность пришли быстро. Кроме рассказов, которые новоиспеченный знаменитый прозаик припас для журнала, Артур писал детективы, приключенческие романы и научную фантастику, а также не гнушался довольно пикантными историческими новеллами. Он страстно желал, чтобы и сын пошел по его стопам, но увлечения Генри лежали в другой плоскости.

Мы молча потягивали виски маленькими глотками.

– Сегодня нас никто не потревожит, – сказал мой друг после небольшой паузы. – Отец пригласил маму в театр в Лондоне, а потом они поедут к друзьям. Вернутся не ранее двух, если не трех.

Я понимающе хмыкнул – до ночи бутылка еще успеет опустеть. Тут мне вспомнилась непосредственная цель визита, поэтому пришлось сосредоточиться на том, как перейти к деликатной теме. Задача оказалась не из легких, но Генри, к великому счастью, сам положил конец моим мучениям. Он заговорил с притворным равнодушием, но в понизившемся голосе все же чувствовалось волнение:

– Джеймс, есть небольшое дельце, которое мне хотелось бы с тобой обсудить. Оно касается… твоей сестры.

Я постарался разыграть удивление. Генри поднял бутылку и вопросительно вскинул бровь. После моего кивка он разлил напиток и опустился в кресло. Какое-то время мой друг задумчиво смотрел на стакан, а затем залпом осушил его. Он несколько раз набирал в грудь воздух, решаясь заговорить, но слова будто не могли вырваться наружу. Тщетно пытаясь скрыть смущение, Генри стал раскуривать сигару.

Я мягко подтолкнул его:

– Что она натворила на этот раз?

– Ничего, абсолютно ничего. На самом деле, здесь и кроется проблема. На днях я чуть не поцеловал ее, но в последний момент передумал.

– Почему? – вскрикнул я.

– Мне она очень нравится.

– Ну? И чего же ты тянул?

Увидев, что Генри опешил от такого вопроса, я прочистил горло и продолжил более спокойным тоном:

– В самом деле, к чему здесь скромности? Есть мужчина, есть женщина, которые нравятся друг другу. Такое бывает. Иногда они целуются. Это абсолютно нормально. Естественно. Все мы люди. Ты меня слушаешь, Генри? Нет? Тогда сначала: когда мужчина и женщина…

Я снова почувствовал, что перегибаю палку, поэтому резко осекся и как можно осторожнее продолжил:

– Генри, старина, ну почему же ты ее не поцеловал, раз неровно к ней дышишь? И не надо так на меня таращиться. Почему?

Мой друг, явно пораженный, оставался неподвижен. С трудом сглотнув несколько раз, он пролепетал:

– Это я и пытаюсь втолковать тебе, Джеймс. Слушай. С тобой все в порядке? Если ты не умеешь пить, лучше…

– Я? Не умею пить? Издеваешься?

Я схватил бутылку, вновь наполнил стакан под тревожным взглядом Генри и подал ему сигнал последовать моему примеру.

– Я уже хотел поцеловать ее, когда внезапно… – Слова давались ему с трудом. – Внезапно… Я засомневался.

– Вот как?

– Да, черт возьми. За-сом-не-вал-ся.

– Ладно, я не глухой, понимаю. Но какая муха тебя укусила?

Генри потер лоб и потупился.

– Я боялся, что Элизабет не испытывает таких же чувств ко мне, и нашел изящный способ все выяснить.

Изящный способ все выяснить? Я слушал, не веря своим ушам. Развязать веревку ногами – куда уж изящнее? Мне понадобилось собрать всю волю в кулак, чтобы не расхохотаться. Я стал мелкими глоточками прихлебывать виски, но это лишь вызвало приступ икоты. Пришлось отпить побольше.

– Генри, – вздохнул я, – могу ответственно заявить: чувство, которое испытывает к тебе Элизабет, называется как угодно, только не дружбой.

Я подождал, пока до Генри дойдет смысл моих слов. Тот не сразу обрел дар речи.

– Ты имеешь в виду, что…

– Да она влюблена в тебя, разве ты еще не понял?

– Влюблена? В меня? – пробормотал Генри, боясь осознать услышанное. – Джеймс, ты же говоришь это не просто ради… Ты точно знаешь?

– Все совершенно очевидно, хотя Элизабет и не приходила ко мне, дабы лично сказать… – Я лгал с легкостью, пугающей меня самого. – Она не выставляет чувства напоказ, но я не идиот. Все симптомы налицо.

– Джеймс, – оборвал меня Генри, – ты уверен, что твоя сестра любит именно меня? Почему не Джона, например? Она в последнее время так на него смотрит…

Что-то дикое и жестокое промелькнуло во взгляде моего друга – это рвалось на свободу заточенное где-то в глубине души свирепое чудовище по имени Ревность. Я даже боялся представить, что случилось бы, если б Генри когда-нибудь застал Элизабет в объятиях Джона.

Я успокаивающе поднял руку.

– Поверь, старик, все в порядке. Она любит именно тебя. Уж я-то прекрасно знаю, что творится в ее милой головке. Ну а с Джоном, – я пожал плечами, – они хорошие друзья, не более того.

Опьяненный счастьем Генри тут же предложил тост за неудачу Джона. Затем мы выпили за Элизабет, самую красивую девушку во всем Соединенном Королевстве. Наши головы кружились от восторга, и это чувство крепло все сильнее, пока тянулась ночь. Полностью обретший уверенность в себе Генри хвастливо начал расписывать свое будущее. Он станет самым лучшим акробатом и жонглером. Вселенная падет к его ногам. «Генри Уайт, Великий Такой-то, совершивший То-то». Чем дальше, тем больше. Сплошные «я, я, я» и ничего кроме. Его разглагольствования стали порядком меня раздражать.

Вообще старина Генри был порядочным и благопристойным парнем, но его одержимость находиться в центре внимания иногда откровенно бесила. Он показывал мне разные цирковые штучки, но, хотя его талант не подлежал сомнению, стремление ко всемирной славе явно воспринималось как нечто нереальное. И, несмотря на нашу крепкую дружбу, я не горел желанием лицезреть свадьбу родной сестры и фанатичного трюкача.

Мои опасения немного развеялись с осознанием того факта, что Генри пьян в стельку. Он не остался в долгу и отметил, насколько «хорош» я сам. Несколько секунд мы сердито смотрели друг на друга, а потом оба, словно по команде, расхохотались. Я с трудом поднялся на ноги, дабы предложить тост за королевскую семью. Генри в точности повторил мои телодвижения и шлепнулся назад в кресло. И хоть мы оба уже лыка не вязали, мой закадычный друг нашел в себе силы заглотить последнюю порцию виски за возлюбленную. Я вздрогнул, представив, как она открывает дверь и застает нас в таком состоянии. Интересное впечатление сложилось бы у нее об утонченном брате!

– Что ты делаешь? – пробормотал я. Генри подбрасывал в воздух небольшой резиновый предмет.

– Играю с мячиком.

После еще одного взрыва смеха он объяснил: