— Господин, мы оттеснили оставшихся мятежников к пристани и взяли в оцепление, часть из них сдалась добровольно, солдаты выискивают оставшихся, кому удалось скрыться в городе, — отрапортовал молодой командир в стальных доспехах.

Эрик только кивнул ему и оперся о свой окровавленный меч, словно о трость, чувствуя, как начала отниматься раненая правая нога, но все равно оставался стоять прямо. Он еще раз окинул взглядом широкий разрушенный порт, усеянный неподвижными телами мятежников, и все еще мог слышать, как меньше часа назад здесь гремела сталь и звучали предсмертные крики вперемешку с боевым кличем его солдат.

Холодный порыв морского ветра впился своими невидимыми когтями в знамя на крыше здания портовой стражи с изображенным на крепкой ткани стального цвета драконом, окруженным вздымающейся морской пеной, оно яростно развевалось, не собираясь сдаваться хищному натиску и покидать свое «гнездо».

— Беглых убивать на месте, тех, что сдались в плен — в темницу. Завтра устроим показательную казнь, — распорядился Эрик, чувствуя стекающие по лицу капли крови, и только небрежно вытер их, задев глубокий порез, идущий от скулы до виска.

Ему ведь еще предстояло вернуться в замок. Тот черной громадиной возвышался на небольшом утесе, врезавшемся прямо в серые воды Холодного моря. Он все еще хранил в себе призрак былого величия, но словно утратил свой дух. Остался лишь темно-серый холодный камень. Не символ свободной страны, а обычный замок, который за годы войны куда больше стал напоминать сырой склеп. А внутри — запуганные, алчные дворяне, которыми Шоу наводнил все свое королевство. Они были его верными слугами, прикормленными гадюками, оплетшими своими извилистыми телами все крупные города и некогда сильные семьи. Они шептали Шоу обо всем, что происходило в его владениях, и наживались за его спиной на обнищавших землях. Эти твари жили в его замке, окружив себя измученной прислугой, больше похожей на бесплотных призраков. Все, что напоминало об истинном короле Инвернеса — это людская молва да потемневшие, отсыревшие гобелены, на которых еще вилось его семейное древо, да и те давно были запрятаны в заброшенные и сырые пустующие залы, где под толстым слоем пыли гнили остатки былой роскоши некогда богатейшего дома на всем материке.

Раньше это был прекрасный замок, а теперь — неухоженное жилище, стены которого омывались бушующим морем, что когда-то было для Эрика настоящим домом.

Леншерр очистил меч, убрал его в ножны и, оседлав черного боевого коня, направился к родному замку.

Порой самой простой частью службы Шоу были именно сражения, и Эрик готов был снова обнажить свой меч вместо того, чтобы проводить время с советом, решая, как уладить последствия мятежа на оставшиеся в казне деньги.

Сердце его забилось немного спокойнее. Он наконец-то это сделал. Теперь труп Виктора валялся в одном из переулков, ведущих к портовой площади, и если Логан все сделает так, как они условились, то тело не найдут вовсе.

Где-то вдалеке вновь послышался крик чаек, однако на этот раз он перемежался с едва уловимым громом, бушевавшим вовсю где-то за горизонтом, но его разъяренный рык раскатами доходил и до Холодного моря.

— Только бури еще не хватало.

***

Война.

Эрик не помнил, когда ее не было. Начиная от первых детских воспоминаний и заканчивая настоящим временем — все было пропитано кровью и огнем. И во главе этого безумия стоял Шоу, словно в мире не было достаточно земель, чтобы усмирить его амбиции. Не было достаточно виселиц, чтобы перевесить всех его врагов. Не было достаточно крови, чтобы напоить его безумие. Не было достаточно костров, чтобы сжечь всех неверных и недовольных его правлением. Эрик усвоил это еще в раннем детстве, когда кровавый король обратил свой взор на его родной Инвернес.

Тогда ему едва исполнилось шесть лет, но он никогда не забудет бессметное войско, надвигающееся на них с запада черной пеленой, как не забудет полчища солдат на улицах родного города и в стенах замка. Даже сейчас во снах он то и дело слышал шум тысяч ног и крики боли, пронизывающие холодный воздух приморской страны. Рыцари Шоу в королевском зале — последнем пристанище, где остатки гвардии охраняли королеву и ее единственного сына. Дверь разлетелась в щепки с таким грохотом, будто ее выбил не таран, а поразила настоящая молния. Крик матери и густая темная кровь, заливающая грязный пол, выложенный тонкой мраморной плиткой.

А затем подземелья короля, о которых Эрик предпочел бы забыть, но в память они въелись навеки, да и клеймо, выжженное на его правом предплечье, не позволяло сделать этого ни на секунду. Ни единого дня в темноте, ни единого наигранно приветливого и заботливого слова Шоу, что приходил навестить плененного наследника покоренной страны, он не забудет.

Это было больше двадцати лет назад. С тех пор Эрик научился сдерживать свою ненависть и гнев, не кидаться на прутья решетки в надежде вырвать глотку Шоу голыми руками, но слушать и выжидать. Он был вынужден этому научиться. Долгие годы у Шоу было, с помощью чего держать его на коротком поводке. Единственное, что еще было дорого Эрику. Единственное, что у него оставалось — родные земли и его народ. Пусть и на троне Инвернеса он не просидел и десяти минут за всю жизнь. И Шоу наслаждался этим. Леншерр видел это по его глазам: безумный садистский блеск, появлявшийся каждый раз, когда король привозил свою излюбленную игрушку в больной после войны город и показывал отчаянному народу их правителя — несчастного истощенного ребенка, неспособного противостоять его воле.

Ему было забавно не лишать Эрика титула и видеть его страдания. Но еще сильнее развлекало Шоу то, что он мог делать с его землями. Так появился Виктор, которого простой люд прозвал Саблезубым графом. Сюзерен, под стать своему королю взошел на трон Инвернеса, управлял королевством по поручению короля Шоу и «от имени» правителя Леншерра. Он, словно скрытое пламя, оставался в самом сердце государства, и Эрик всегда знал: стоит ему только попытаться противостоять Шоу, и Виктор в тот же час обратит его некогда свободную страну в бесплодную пустошь с напитанной кровью землей и бесконечными пепелищами.

Как часто на званых балах или во время сражений Эрик смотрел на Шоу и думал: гори оно все синим пламенем, пусть он умрет, но заберет его с собой. Как много раз у него была возможность перерезать ему глотку, вонзить меч в сердце, задушить его голыми руками, но каждый раз Эрик воспоминал о том, что последует после, и оставался неподвижен. Он ждал нужного момента и уже думал, что он не настанет вовсе.

На его мече была кровь. Горячая и темная. Она стекала по металлическому острию на вытоптанную землю в том проулке. И даже сейчас Эрик видел эту прекрасную картину. Слышал гул бунта и сражений, но все, что было важно — это огромное обезглавленное тело Виктора.

Он оборвал свою цепь, избавился от глаз надсмотрщика, и, пока еще свобода пьянила его, он должен был действовать. Вернуться на поля сражений до того, как Шоу узнает о смерти Виктора. До того, как воздвигнет вокруг себя всевозможные стены, чтобы спасти свою никчемную шкуру.

— Мой господин? — голос одного из советников отвлек Эрика от кровавого потока собственных мыслей, но он был бы рад утонуть в них вместо того, чтобы возвращаться к реальности и снова выслушивать от совета то, что он и без того прекрасно знал.

Еще мгновение он ощущал запах пепла в холодном ветре, а потом окончательно справился с собой и вновь оказался в широком полукруглом каменном зале с арочными окнами под самым потолком. Свет из них острыми потоками освещал зал совета, его скудную, бедную, в сравнении со столичным убранством, обстановку. Но Эрик не считал, что для разговоров им нужно было что-то больше, чем стол и стулья. Даже гобелен с картой материка был излишним украшением для совета, где обсуждали внутренние дела королевства, а не внешние войны.

— Он не слушает меня и моих советов. Если вы так хотите повлиять на Шоу, то обращайтесь к Страйкеру. Он единственный, кого слушает король.