И снова:

«Сделай выбор. Хочешь ли ты остаться, либо же вернешься к своим верованиям о жизни?»

На этот раз я задумался глубже. Я долго и очарованно размышлял о смерти. Вот он, шанс исследовать все то, что может показать мне это пространство. Ведь это совсем не тот мир, который был мне всегда знаком. Я понял, что нахожусь по ту сторону жизни. Возможно, следует немного задержаться тут. Нет. Я люблю ее. Мне необходимо снова ее увидеть.

«Может быть, все же останешься?»

Не хочется уходить из жизни вот так, внезапно, даже не попрощавшись с ней. Перспектива остаться тут кажется очень соблазнительной, но ведь это не смерть, это сон. Я проснусь! Пожалуйста! Да, я уверен.

В тот же миг комната, или гондола, исчезла, и на полсекунды я увидел под собой тысячи папок для документов и в каждой из них — один из вариантов жизни. Я нырнул в одну из них — и все остальные исчезли.

Открыв глаза, я обнаружил себя в больничной палате. Еще один сон. Сейчас проснусь окончательно.

Никогда мне не снились больницы — я их терпеть не могу. Не пойму, что я тут делаю, но знаю, что нужно отсюда уйти поскорее. Я лежу на больничной койке, и к моему телу откуда-то тянутся пластиковые трубки. Не слишком-то уютное местечко. Монитор с непонятными графиками. Мои руки привязаны к перильцам кровати.

Где я? Привет, я проснулся! Пусть же и этот сон растает — пожалуйста!

Никаких перемен. Похоже, все это реально, — прости, Господи.

У кровати знакомая женщина — моя жена? Нет… Но я знаю, что люблю ее. Она потянулась ко мне — невероятно усталая, но теплая, любящая и счастливая. Как же ее зовут?

— Ричард! Ты вернулся!

Ничего не болит. Почему же я прикован ко всему этому непонятному оборудованию?

— Привет, солнышко, — сказал я. Мой голос… я словно говорю на чужом языке — хромые ломаные слоги.

— Хорошо-то как, дорогой мой! Привет! Ты вернулся, — из ее глаз потекли слезы. — Вернулся… — она отвязала мои руки.

Не пойму, почему я здесь, почему она плачет. Есть ли какая-то связь между этим странным местом и моим сном? В любом случае, нужно выяснить, что тут происходит.

Но мне необходимо заснуть — сбежать из этой ужасной палаты. Через минуту, все еще улыбаясь своей женщине, я снова погрузился в забытье. Без снов, без сознания, без боли, но с усталостью — я снова ускользнул из бодрствования в кому.

Глава вторая

Прежде чем поверить, мы выбираем, во что хотим поверить.

А потом проверяем свою веру на истинность.

Когда я опять пришел в себя, палата никуда не делась. И женщина осталась на месте.

— Ну как ты?

«Моя жена, — подумалось мне. — Не помню, как зовут. Не жена. Возлюбленная».

— Я в порядке. А где это мы? Какие-то провода, трубки… Что происходит? Зачем все это? Давай смоемся отсюда?

Моя речь похожа на рваное облако — это даже почти не по-английски.

Она явно недосыпала.

— Ты изрядно покалечился, — сказала она. — Зацепился за провода при приземлении…

«Чепуха, — подумалось мне. — Никаких проводов я не видел. Авария? Не было никакой аварии. За пятьдесят с лишним лет полетов я и близко никогда не подлетал к проводам. И еще я помню шуршание шин по траве».

— Провода были уже на земле?

— Говорят, ты зацепился за них, когда был еще довольно высоко в воздухе.

— Чепуха. Они что-то путают. Я был уже в считаных дюймах от земли.

— Ладно. Путают так путают. Главное, что ты жив, дорогой ты мой, — она смахнула слезу со щеки.

— Мне что-то приснилось, вот и все. Я спал несколько минут, максимум полчаса.

Она покачала головой:

— Семь дней. Я все время была здесь, рядом с тобой. Врачи сказали, что ты можешь выкарабкаться, а можешь и… умереть от…

— Милая! Я в порядке!

— Ты сейчас под сильнейшими лекарствами. Несколько дней ты был подключен к дыхательному аппарату, к энцефалографу, к куче всяких приборов. Твое сердце… оно билось слишком быстро. Врачи беспокоились, что оно остановится.

— Быть такого не может! Я прекрасно себя чувствую.

Она улыбнулась сквозь слезы. И этой улыбкой словно бы тысячу раз сказала: «Ты — совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас. И тебя ждет совершенное исцеление. У тебя не останется никаких увечий».

Так я впервые услышал то, что потом она будет без устали твердить врачам, медсестрам и мне самому в течение целой недели. А потом станет говорить то же самое уже одному только мне в течение года. Она будет повторять это мне снова и снова. И ее слова сбудутся.

Она будет твердить, что я полностью поправлюсь. А вот медперсоналу такой исход представлялся крайне маловероятным.

Но я знал, что она права. Даже если бы я был покалечен, то со временем полностью поправился бы. Но я не покалечен!

У меня был вопрос:

— Ты на машине?

— Да, — ответила она, но при этом отрицательно покачала головой.

— Мы можем уехать прямо сейчас?

— Ты пока не готов.

Долгая пауза. Следующий вопрос:

— Может быть, я могу вызвать такси?

— Повремени немного.

Вопросы кружатся у меня в голове роем мотыльков. Что произошло? У меня ведь не жизнь, а сказка. Почему же я в больнице?

Да, некоторые мои друзья разбивались на самолетах, но не я! Неужели случилось крушение? Но почему? У меня не было никаких причин нанести вред моей Пафф — моей маленькой амфибии, — а у нее не было причин вредить мне. Это не моя жизнь. Я приземлился безупречно, и уж точно ничего не повредил. Что происходит?

Я задумался о том, кто она. Мы очень близки, но она мне не жена!

Я постарался припомнить, но ответ не пришел. Я снова свалился в кому. Но она знает, что я вернусь. Знает, что я поправлюсь. Окончательно.

Когда я соскальзывал в забытье, она произнесла:

— Ты — совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас. У тебя не останется никаких увечий.

Глава третья

Если мы хотим завершить свою жизнь выше, чем начали, следует ожидать, что дорога будет идти в гору.

На следующий день в больницу пришел мой друг Джефф, летчик и механик.

— Привет, Ричард. Надеюсь, ты в порядке.

— Все хорошо, если не считать всех этих подключенных ко мне трубок, — мой голос немного окреп, хотя и остается все еще чуть надломленным. — Сегодня же от них избавлюсь.

— Будем надеяться.

— Что там с этим крушением? Ты забрал Пафф? Доставил ее домой?

— Да.

— Она не поцарапалась при посадке?

Джефф на миг задумался, рассмеялся:

— Есть парочка царапин.

— Но откуда они? — я вспомнил свою картину приземления. Так мягко.

Джефф пристально посмотрел на меня:

— Похоже, ты зацепился за провода довольно высоко над землей. Правым колесом. Ну и дальше, сам понимаешь…

— Не может быть. Не видел я никаких проводов и крушения не помню. Я помню момент перед тем, как все потемнело. Колеса уже теребили траву и должны были вот-вот коснуться земли…

— Наверное, то была какая-то другая посадка. Не эта, Ричард. Пафф потеряла управление на высоте в сорок футов.

— Да ты шутишь!

— Если бы. Я там сделал фотографии. Когда колесо зацепилось за провода, Пафф перевернулась вверх тормашками, свалила пару столбов, и от искр загорелась сухая трава — несколько небольших очагов. Пафф ударилась о землю правым крылом, потом хвостом и рухнула на спину. За эти решающие пару секунд Пафф успела смягчить удар. Она все приняла на себя — а тебе досталось совсем немного.

— А я вроде бы помню…