«Благодарю за этот миг» Валери Триелвейлер – «самовымысел», репортаж, новая журналистика – субъективная, «от первого лица», столь милая сердцу Тома Вулфа [42] и Хантера С. Томпсона [43]. Влюбившись в политика, который вскоре будет избран Президентом Республики, гонзо-журналистка берет пример с автора «Страха и отвращения в Лас-Вегасе», который, расследуя дело о наркотиках, килограммами вдыхает кокс. По этой причине мы можем считать «Благодарю за этот миг» – само-гонзо-вымыслом. Эта исповедь столь же разрушительна, сколь и саморазрушительна: некоторые страницы стилистически напоминают Эрве Гибера [44] или вашего покорного слугу. Вообще-то, единственная во всей истории французской литературы подлинная книга в этом жанре вышла в феврале 2019 года. Это, конечно же, «Красавица и чудовище» юриста Марселы Якуб, опасный и новаторский роман о ее отношениях с Домиником Стросс-Каном в 2012 году. Она пишет, что бывшего руководителя МВФ следует считать «наполовину человеком и наполовину свиньей». Писательница не мстит за любовную неудачу, но превращает личную жизнь в произведение искусства, а это дендизм в чистом виде. Великое новаторство XXI века – не «Твиттер» и не «Фейсбук», а превращение женщин в денди.

20:00

1

После прямого эфира Франсуаза в буквальном смысле слова «напрыгнула» на Октава и предложила ему «приходить регулярно». «Будьте здесь как дома!» – бросила она при ведущем Филиппе Коласе, который вскоре перебрался на конкурирующую радиостанцию. France Publique выглядела местом свободным, открытым и гостеприимным, была самой престижной из принадлежавших французскому государству, но все ее сотрудники мечтали об одном – поскорее свалить. Октаву захотелось узнать почему, он принял предложение и быстро разобрался в обстановке. За обзор платили 250 евро – половину стоимости флакона Fucking Fabulous. Шефиня пригласила его на ланч в Кафе де л’Альма и сказала за севиче из дорады и бутылкой «Сан Пеллегрино»:

– Утреннему эфиру необходим такой человек, как вы – циничный, «правый», совместимый с местной буржуазной богемой. Будьте дадаистом, говорите все, что взбредет в голову, избегайте пассионарности, пусть в нее впадают другие, у вас злой ум, именно этого нам и не хватает, как и вашего снобизма без тормозов, вашего литературного дендизма, так дайте себе волю, наслаждайтесь и… добро пожаловать к психам!

Октаву она показалась очаровательной, куда более симпатичной и улыбчивой, чем все склонные к паранойе программные директора, с которыми он работал на частных телеканалах. Высоко взбитые локоны Франсуазы свидетельствовали, что ей плевать на моду à la Брижит Макрон, носившую гладкие волосы. Франсуаза Башло посылала его на войну, но Октав не отказался – был слишком счастлив снова обрести на родине вес и авторитет. Его эго испорченного нарцисса нуждалось в легкой встряске и известности, преподнесенной на серебряном блюдечке. «Шефиня» не была президентом-генеральным директором France Radio, ее должность называлась «программный директор France Publique». Никто никогда в глаза не видел ПГД: обычно он/она занимается переотделкой собственного кабинета в Красном доме, а через три года Высший совет аудиовизуальных средств назначает его/ее на другую должность. В те далекие времена гендиректором-невидимкой работал меланхоличный брюнет неземной красоты. Октав, как все официально гетероориентированные писатели, был, конечно же, латентным гомосексуалистом и сожалел, что начальство так редко покидает кабинет со свеженькими деревянными панелями. Ходили слухи, будто он спит с молодым Президентом Республики, что только подтверждало хороший вкус главы государства. Октав грезил о мягкой мужественности своего ПГД, его гладком теле, гибком и мускулистом, о его идеально симметричном лице, энергичном и притягательном. Доведись ему выбирать между какой-нибудь дамой и этим двойником Пирса Броснана, Октав мгновенно бы переметнулся.

С согласия этого непубличного президента, Франсуаза Башло в 2014 году превратила France Publique в машину по производству шуток. Первое общественное французское радио стало прибежищем весельчаков-балагуров. Официально поставленная цель была сформулирована так: «Омолодить и феминизировать исполнителей, приумножая популярность благодаря традиционной дерзости этого средства массовой информации». Теперь, при поддержке толпы юмористов, можно было не опасаться монополизма, которым некоторые обозреватели злоупотребляли при Николя Саркози: радио едва сумело от них избавиться, каждый уходил, «изображая жертву». Шефиня нарекрутировала на рынке доступных авторов-комиков (штук десять эклектичных голосов), и их тон, «попсовый и отвязный», за несколько месяцев придал France Publique тот дух свободы, который в 80-х правил бал на TFL Октав когда-то свирепствовал на TF+, так что его пришествие на радиостанцию было неизбежным.

2

Сенсационный прирост числа слушателей France Publique, начавшийся в 2014 году, объяснялся появлением толпы клоунов в каждом слоте сетки вещания: они внедрились на «Утро», «День» и «Вечер», их шутовство уравновешивало серьезность информационного вещания. Когда-то успех «духа TF+» обеспечило именно смешение культуры и разнузданного злословия. France Publique пошла тем же путем: тон должен был оставаться ироничным и «расторможенным», только так можно было стряхнуть пыль с радиостанции. В том же 2014-м Адонис-ПГД внедрил видеотрансляцию. Радио не просто подражало телевидению, оно ему уподобилось. Стоило крутануть настройки в FM-диапазоне, и вы сразу опознавали France Publique — престижнейшую радиостанцию, по сравнению с которой станция «Смех & Песни» [45] напоминала созданное архиепископом Парижа «Радио Нотр-Дам» [46]. Даже самые серьезные ведущие, неподкупные репортеры и суперпафосные обозреватели вынуждены были принять правила игры. Они паясничали, лицемерили, вели себя по-школярски, то есть участвовали в самых бурлескных гэгах и пародиях. Сетка France Publique после 2014 года была нацелена на превращение лидера общественного аудиовизуального вещания в гигантский «комеди-клаб», где вся власть принадлежала шутам. Да, за несколько лет аудитория стремительно увеличилась, но что-то исчезло – хрупкое, неуловимое… Мир? Элегантность? Искренность? Бросьте, не будьте занудой. Вы прекрасно знаете, что у радио нет души. Давайте проклянем брюзжащих и ворчащих, давайте посмеемся вместе, похохочем над «праздничными» СМИ, не скрипите, Октав, нюхните этого волшебного порошка, гы-ы-ы…

Октав быстро понял, что на France Publique существует иерархия шутников. Педро Мика, самый злой юморист дневного слота, признался ему однажды, что никогда не согласился бы работать в утреннем эфире. Слишком рискованно шутить при политиках между двумя дурными новостями. На France Publique есть остряки-самоучки – 07:55, комики – 08:55, забавники —11:15, полуденные шуты, заводилы —17:00, фигляры – 17:30… Работающие утром – герцоги, в полдень – маркизы, в полдник – санкюлоты. Этническая палитра юмористов France Publique разнообразна: два бельгийца, одна швейцарка, одна француженка марокканского происхождения, марсельская профессорша, один актер из комедийного сериала про семью Дешьенов, один марксист, подкарауливающий на улице всех, кто думает не так, как он, один основатель сайта пародийных фейков, один гитарист, играющий в метро, один сексуальный психопат, один диагностированный токсикоман (двое последних, в действительности, были одним и тем же человеком). С середины дня шутники начинали стремительно «леветь».