– Мистер Сандерс? – вежливо поинтересовался Козак.

– Он самый, – весело сверкнул глазами приземистый мужчина с окладистой седой бородой, одетый в неизменные белые шорты. Глядя на его коричневый торс, Борис ощутил легкий укол совести: у него самого уже давненько пророс ощутимый канцелярский животик, избавляться от которого не было ни времени ни, главное, желания.

– Давайте, ваш мотоцикл пройдет и здесь, – приглашающе поманил его седобородый.

Козак не без труда, но все же протащил байк в калитку, установил его в углу дворика на откидную «ногу» и втянул носом воздух. Сквозь горячий цветочный аромат пробивался какой-то очень вкусный запах.

– Ага, вы еще не ели после криокамеры, – потер руки старик. – Это здорово. У меня, знаете ли, не так уж много слабостей, но вот пожрать как следует – это да. Идемте, идемте… сегодня моя сожительница весь день в городе, так что стесняться вам некого.

Борис немного удивленно двинул бровью и потопал следом за хозяином в сад. Сандерс усадил его за грубоватый деревянный стол, и буквально через минуту появился с огромным подносом в руках.

– Жарища уже спала, – сообщил он, выставляя на стол небольшую утятницу, какие-то соусники, кувшинчики, стаканчики и блюдца, – так что самое время закусить. Не спрашивайте меня, что это за птица, вы таких не пробовали. Названия вин вам тоже ничего не скажут…

Козак молча таращился на возникающие перед ним яства, не зная толком, что тут можно ответить. Похоже, старик здорово истосковался по сотрапезникам. Он не то чтобы удивлялся – хотя Джо представил старого генерала Сандерса несколько в ином свете, – сколько не ожидал такого приема. На старухе-Земле, да тем более в столице, редко кто стал бы подчевать незнакомого человека обедом, пусть он хоть трижды гость…

– Ну вот, – хмыкнул Сандерс, покончив с сервировкой. – А теперь пробуйте и рассказывайте, да не торопитесь – ни с тем, ни с другим.

К тому моменту, когда Борис закончил свой короткий рассказ, повторив, по сути, то, что недавно сообщил Стасову и его советнику Гарри, он незаметно для самого себя съел изрядный кусок грудины и подбирался к ножке и впрямь незнакомой ему, очевидно, местной, птицы, оказавшейся удивительно нежной и сладковатой на вкус. Сандерс слушал его не перебивая. Когда Козак умолк, старый генерал меланхолично подложил ему на тарелку еще кусочек и достал потемневший от старости деревянный портсигар.

– Служебные проблемы у него там исключались? – спросил он, выуживая самокрутку.

– Проблемы бывают у всех. Но на его уровне… нет, сэр, я пробил все возможные варианты. Не забывайте, через полгода, самое позднее – год, он должен был получить генеральскую должность. А там и чин, сами понимаете… Совсем не время увольняться по собственному желанию.

– И тем не менее рапорту был дан ход.

– Его кадровики прекрасно знали, кто такой комиссар Ледбеттер. Раз пишет рапорт, значит, так нужно. Никому и в голову не пришло о чем-то там размышлять.

– И что, его непосредственный начальник… тоже?

– Непосредственный начальник, то есть окружной комиссар – просто кукла. Он не способен на совершение сколько-нибудь самостоятельных действий. Он делает то, что ему говорят. Если комиссар Ледбеттер подает рапорт, то его нужно подписать, а думают пускай другие – федералы. Заковыка с патентом, который не купишь «сегодня на сегодня» объясняется тоже довольно просто – он заказал его еще за неделю, якобы для кого-то из своих «крыс», и вопросов, конечно, ни у кого не возникло. А потом выписал на себя.

– И заплатил со своего счета?

– Задавать вопросы было уже поздно, кто полезет в темный лес? Оперативная необходимость, и все недолга. Департамент такие вещи тоже не интересуют. Нет, он все рассчитал очень точно… ну кто, скажите, станет интересоваться личностью полицай-комиссара первого ранга? Сумасшедших там не держат. Впрочем, глупости я от Хендрика ждать не мог: столько лет в этаком крысятнике…

– То есть вам кажется, что он затеял свою экспедицию отнюдь не просто так?

– Мне начинает так казаться, сэр. Но поверьте, он решительно ни с кем ее не согласовывал… а это уже – чертовски серьезно. Я должен либо найти братца, либо привезти с собой его голову. С такими вещами у нас не шутят: Хендрик не мальчик на побегушках, чтобы удрать и надеяться, что о нем позабудут. Он оборвал очень нужные концы, теперь мимо нашей копилки летят миллионы… плюс, опять-же безутешная теща.

– Не жена? – заломил бровь Сандерс.

– Это я так, сэр… жена, может, вовсе даже не безутешна, но к делу это никакого отношения не имеет, там, как вы понимаете, не тот уровень отношений.

– И вы, полковник, пытаетесь понять, какая добыча могла загнать вашего брата в наши края? С кем вы говорили здесь? Если не хотите, можете не говорить мне, просто уровень информатора…

– Нет-нет, сэр, ничего такого… я беседовал со Стасовым.

Сандерс хмыкнул, сорвал пробку с небольшого глиняного кувшина и налил Борису густо-красного вина.

– Стасов до сих пор жив только потому, что очень четко знает свое место. Дураком его назвать нельзя, но сфера событий у него размером с кулак, не больше. Его дал вам Джо?

– Стасов нужен мне исключительно для решения технических вопросов. Да и Джо, кстати, очень просил провернуть дело так, чтобы он не замазался. То есть Стасов знает лишь общую картину – больше ему и не надо. А уж его ребятам тем более.

– Вы решили на всякий случай привязать его именем Эттеро? – усмехнулся Сандерс. – Да, в отношении Стасова это вполне разумно. Как раз уровень его страхов – и привязанностей, разумеется. При любом итоге дела он еще будет вам благодарен.

Старый генерал порылся в необъятном кармане своих шортов и выудил оттуда потертый латунный цилиндрик, вдруг оказавшийся зажигалкой. Короткая самокрутка, до того лежавшая на столе, переместилась в его губы и затрещала, как бенгальский огонь. Борис тоже достал курево, но задавать вопросов пока не стал, видел, что Сандерс о чем-то размышляет. Старик сорок с лишком лет отдал контрразведке, 4-му управлению, и наверняка носил могучую фигу в кармане – Джо Станца охарактеризовал его как человека, умеющего разбираться в любой обстановке; к тому же здесь, в цветущем приморском парадизе, почтенный федеральный пенсионер отнюдь не сидел сложа руки.

– Ну так вот, – неожиданно продолжил Сандерс, – искать ваш брат мог кого угодно. Время от времени у нас тут разные экземпляры случаются… хотя я, – он назидательно воздел к небу указательный палец, – таких кандидатур в данный момент не наблюдаю. Я, впрочем, тоже не господь бог. Давайте-ка пойдем по другому пути. Скажите, мистер Козак – в прежние годы ваш почтенный брат был, как я понимаю, человеком авантюристической жилки? Рискованные операции, лихие задержания, медали? Ну?

– Отнюдь, – поморщился Борис. – Конечно, начинал он обычным оперативником, на улице, как положено… но никакой лихости за ним никогда не замечали. Нет, трусом я его не назову, но человеком он всегда был взвешенным, может даже, мечтательным. Меланхоличным, что ли. В делах семьи он принимал самое непосредственное участие, но – только головой, даже в юности.

– Меланхоличным, – повторил Сандерс. – А чем он, собственно, увлекался? Такие люди нередко собирают старинные фолианты, гравюры… ну, проще говоря, бабочек. Так?

– Нет, гравюры он не собирал. Что касается бабочек, то тут, пожалуй, действительно кое-что есть, но вряд ли его увлечение имеет хоть какое-то отношение к отлову федеральных преступников, за головы которых назначено вознаграждение. Хендрик мечтал стать археологом. Но в университете специализировался по юриспруденции, причем без всякого нажима, он сам так решил. Насколько я знаю, он собрал уйму всяких докладов, ученых работ по астроархеологии, и прочего хлама. Я, знаете, над этим посмеивался, особенно в последние несколько лет.

– Это почему же? – подался вперед генерал.

– Да понимаете, сэр, он стал увлекаться всякой чертовщиной. Всякие феномены, слухи, всяческие аномальные наблюдения в колониях. Извините, точнее я вам сказать не могу: я человек конкретный, и работаю на вполне конкретном участке. В колониях я провел десять лет, слухами мне приходилось заниматься профессионально, но ко всем этим шаманским делам я изначально отношусь плохо. Есть вещи, необъяснимые с точки зрения нашей убогой науки – бесспорно. Но во всякую магию я, знаете, не верю. Равно как в оживших мертвецов тысячелетней давности – хотя про такое мне тоже рассказывали.