Сердце Потапова совершило ещё один слабый толчок и остановилось. Мёртвое тело ничком рухнуло в сухой январский снег.

- Не, дядечка, - прошептала девочка, отпуская холодеющую руку, - не нужно мне в твою караулку. Нужно за пути, говорила ж тебе. Я ведь не виновата, что там лучшая точка приёма. А тут ты, со своей заботою. Так что уж прости, все там будем...

Бормоча себе под нос, она ловко вскарабкалась на насыпь, быстро огляделась и пересекла железнодорожное полотно, скрылась в темноте за насыпью.

А через пять минут, все кто находился на узловой станции Каменка, стали свидетелями небывалого, грандиозного и в то же время жуткого зрелища. Тучи над станцией неожиданно посветлели, налились ни на что не похожим фиолетово-багровым светом. Свечение на глазах усиливалось, тучи тяжелели и набухали, будто вынашивали во чреве своём некий гигантский зловещий плод. А следом разразились яростным потоком ослепительного пламени.

Снег мгновенно превращался в пар, дерево - в головешки. Температура была столь высока, что с орудийных стволов капал расплавленный металл. Тут же началась детонация боеприпасов, взрывались цистерны с горючим, рвались перегретые котлы паровозов. Что уж говорить о людях, от них оставался лишь прах. В несколько коротких мгновений оживлённая, работающая в напряжённом ритме, полная движения, словно отлаженный механизм, узловая станция превратилась в озеро бурлящего огня и дыма.

Свидетелей страшного огневого удара осталось не так уж и много - только те, кому посчастливилось оказаться вне зоны поражения. И говорили они впоследствии, что небо после короткого буйства пламени сразу потухло. Исчезло, будто его выключили, странное свечение. Вновь в вышине клубились обычные хмурые тучи. Лишь на пожарище пролился - словно летом - короткий и сильный ливень, столь неожиданный в морозном январе. Но и он скоро прекратился, с неба вновь посыпались редкие снежинки.

На пожарище силами гарнизона Каменки начались спасательные работы. Старшина войск НКВД собрал оставшихся в живых часовых, с тем, чтобы и их бросить на тушение пламени. Бойцов, стоявших в боевом охранении эшелонов, и от которых остались лишь обугленные тела, переписали поимённо. Тут-то и выяснилось, что не хватает рядового Потапова, поставленного на пост в зоне отчуждения, не доезжая станции. Несмотря на сложную обстановку, немедленно были предприняты поиски пропавшего бойца. Труп его обнаружили под насыпью, там, где находился пост. Тело увезли в гарнизон, а старшина доложил о происшествии прибывшему лейтенанту Особого отдела НКВД Орлову.

Лейтенант ёжился, но не от январской стужи, а от нервного напряжения. Он успел поговорить с рабочими депо, не попавшего в зону удара. Услышанное не на шутку озадачило и насторожило. Получалось, что не было ни авианалёта, ни артобстрела, а имела место, скорее всего, диверсия. Ничем другим ужасное разрушение станции и пожар объяснить было невозможно. Но каким образом фашисты её провели? Или у врага появилась новая, невиданной силы взрывчатка? Тогда почему все свидетели в один голос утверждают, что огонь «пролился с неба»? А тут ещё непонятно как образовавшийся труп бойца охраны, удалённый от зоны пожара на значительное расстояние. И без видимых повреждений. На действия диверсионной группы это не походило.

Орлов сделал пометку в блокноте. Там были исписаны уже многие странички, но о девочке с родинкой под левым глазом пока ничего не было...

Глава 1

1932 год, Германия

Начало осени выдалось безветренным и солнечным. Дожди, что прольются на тротуары Берлина, ещё впереди, а пока липы на знаменитом бульваре Унтер-ден-Линден тихо роняют широкие жёлтые листья под ноги прохожим. По дорогам деловито снуют надёжные немецкие автомобили, по поездам подземки можно сверять часы. Торопятся на службу пунктуальные берлинцы - в конторы и банки, на фабрики и в мастерские, в магазины и лавки. Город живёт обычной мирной жизнью. Пока.

Но уже звучат в речах на партийных митингах, укоренились в умах и мелькают на страницах газет такие понятия, как «национал-социализм», «Версальский позор» и «фюрер немецкой нации». До января 1933 года, когда президент Гинденбург назначит рейхсканцлером Адольфа Гитлера, остаётся лишь три месяца, но уже прозвучал доклад фюрера о программе фашисткой партии на собрании финансистов и промышленников в Дюссельдорфе. Уже принят августовский декрет о введении чрезвычайных судов и смертной казни за участие в вооружённых столкновениях с фашистами. И скоро, уже очень скоро, в ноябре, крупнейшие промышленники и банкиры потребуют передачи Гитлеру всей полноты власти.

Теперь любая политическая или общественная сила в Германии уже не могла не считаться с набирающими силу и власть национал-социалистами. А белоэмигрантская группа «За Веру и Отечество» считала себя организацией с далеко идущими планами.

Двое господ зашли скоротать время в одном из сотен маленьких заведений, именуемых здесь гаштетами. Повесили лёгкие плащи и шляпы на вешалку, присели за столик. Официант, откликавшийся на зов «герр оберст», вмиг принёс по кружке тёмного баварского.

Один из пришедших - сухощавый, в элегантном костюме, с невыразительным лицом, на котором бросались в глаза лишь усики, подстриженные в стиле «а-ля Адольф Гитлер». Другой - одутловатый, изрядно оплывший, с лицом кирпичного цвета и лихим курчавым чубом, зачёсанным налево. Котелок, чудом державшийся на макушке, лишь подчёркивал странную причёску, уместную где-нибудь на казачьем сходе на Дону, но никак не в столице Германии. Впрочем, котелок в помещении посетитель снял. Лишь только пиво оказалась на столе, он с жадностью припал к кружке, втягивая густую жидкость вместе с пеной.

- Любовь к алкоголю не доведёт вас до добра, Павел Александрович, - проговорил сухощавый, поглядывая с плохо скрываемым презрением, как мощно ходит кадык на бычьей шее визави. Сам он к кружке едва притронулся. - Берёте пример с наших немецких коллег, предпочитающих проводить партийные собрания в пивных?

- Ничего плохого в этом не вижу, Всеволод Петрович, - хмыкнул «казак», обдав собеседника густым сивушным духом. - Пиво тут превосходное. Недаром же наци свой провалившийся путч связали с этим прекрасным напитком! - И рассмеялся уже в голос, толстые щёки закрыли маленькие глазки, которые так и хотелось назвать поросячьими.

- Ну, это когда было, - сделал лёгкое отметающее движение рукой Всеволод Петрович. - Теперь-то всем предельно ясно, кто заказывает музыку. Пока нацисты наводят порядок в собственном доме, но придёт время, они замахнуться на большее. И нам нельзя пропустить этого момента. Я от верных людей знаю, что со Штрассером и Ремом у Гитлера конфликты и разногласия. Эти фигуры не имеют перспективы. Вот Рудольф Гесс, напротив, набирает силу. Близок к фюреру как никто другой, учился у Хаусхофера(1), да и сейчас дружит с профессором. Этот высоколобый оказывает на Гитлера значительное влияние. Вот с такой компанией нам по пути.

- С такой компанией? - тупо повторил Павел Александрович и звучно икнул. - Но нацисты хороводятся с Советами! В гости друг к дружке ездят, договариваются!..

Всеволод Петрович Погоржельский поморщился. Гражданскую войну он окончил в контрразведке Врангеля в чине капитана. Бежал с бароном из Крыма в памятном двадцатом году, но добывать информацию и делать выводы не разучился по сей день. Сейчас Погоржельский числился председателем организации «За Веру и Отечество», обосновавшейся в Берлине, и внимательно следил за политическими играми и раскладами. Как и многие другие эмигранты, ненавидевшие большевиков, он давно понял, что изнутри государство рабочих и крестьян не взорвать. Можно лишь въехать в Россию на плечах более сильного игрока, - через войну, через интервенцию, - а потом можно попытаться восстановить собственную власть, будь то хоть монархия, хоть парламентская республика. И Всеволод Петрович активно искал такую силу, игрока, готового биться с коммунистами не на жизнь, а на смерть.