— А хороша у тебя ладья, юноша! Да и сила в руках немалая! — вдруг услышал Куба позади себя чей-то голос.

Обернулся он и увидел перед собой человека в дорогой одежде из черного бархата, сшитой по моде чужеземной. Шляпа с фазаньим пером, да золотая цепь на шее украшали тот дорогой наряд. Борода у незнакомца была в красивых завитках, а волосы цвета вороньего крыла аж блестели от душистого масла. У пояса с красивой бахромой висел кожаный кошель.

«Богатый, видать, человек…» — подумал Куба и растянул рот в широкой улыбке. Подивился только, что при такой богатой одежде висел за спиной у незнакомца простой холщевой мешок. Может прятал в нем что? Ведь такой мешок пристало таскать только слугам, а не господам!.. Ну, да у богачей всякие причуды случаются, это Кубе хорошо известно.

— А что, ладья не из последних! — ответил парень.

Тем временем незнакомец с любопытством посматривал на ладью и на Кубу.

— Далеко едешь? — голос незнакомца был приязненным.

— В Бжег, господин. Вот скоро с братьями мёд повезем самому комесу.

— Вот как? Это хорошо! А может и от меня груз примешь?

Тут незнакомец снял со спины мешок и положил его на доски пристани.

— Не-е-е… Мешок взять?.. Эх, взял бы, да братья не велят. Не дозволили без их согласия ничего брать. Подождите, господин, они вот-вот подойдут!

Штольня в Совьих Горах - i_003.png

— Юноша! — голос незнакомца еще умильнее стал. — Не могу я ждать! Спешу в город вернуться… Да ты и сам взрослый человек, можешь свою волю иметь. Зачем же тебе обо всем братьям рассказывать? Мы же мужчины, а не бабы-болтуньи. Бери мешок, и дело с концом!

Куба однако не решался. Тогда обходительный незнакомец отвязал от своего пояса кошелек, поднял его и позвенел серебром у самого уха Кубы.

— А если так?.. Или тебе деньги не любы? — тут незнакомец прищурил свои хитрые глаза и еще раз встряхнул кошелек. Куба растерялся. — Ну, возьмешь?

Вспомнил тут парень про пиво и веселых собутыльников в корчме. Ведь из-за братьев лишился он нынче пива и на гулянку не попал — заставили отдать последний грош, будто нет в городе людей побогаче, чем он! Глупые мужики! Ради других готовы из карманов последнее вытряхнуть…

— Ну так что, уговорились? — спросил незнакомец, и снова в кошельке монеты звякнули.

— Ладно, давайте! Ничего братьям не скажу… А кому мешок в Бжеге отдать?

— Брат мой придет. Узнаешь его легко — такую же одежду носит и бороду так же подвивает, как и я… Если хорошо ему послужишь, то даст тебе такой же кошелек!

Взял Куба мешок и спрятал его на корме, под сиденьем у руля, да еще сверху кафтаном старым прикрыл, чтобы незаметно было. Когда переносил мешок, почувствовал: лежит там что-то тяжелое и твердое, а чтобы не узнать было — завернуто несколько раз в толстую парусину. Тем временем незнакомец швырнул кошелек вслед Кубе на дно лодки и ушел поспешно.

Спрятал Куба деньги за пазуху, сел у руля и стал поджидать братьев. А пятками сильнее уперся в мешок, под сиденьем запрятанный. Не слишком-то заботился он о грузе, что взялся отвезти в Бжег: приятнее было за пазухой кошелек чувствовать. А в мыслях своих парень уже видел себя за миской с капустой и свиной печенкой, рядом три жбана с пивом, а потом — танцы под дуду, до самого утра… С этими думами позабыл Куба даже про сумку с хлебом и сыром, что наказали братья взять из дому.

Одра легонько плескала о берег, чуть шелестел камыш. Тишина повсюду стояла, и только слышно было, как горлинка в зарослях кого-то кличет. Засмотрелся Куба на воду: золотом и бирюзой переливалась она на солнце. И вот вдруг почудилось ему, что смотрят на него из-под воды два глаза белёсых, но таких пронзительных, что у парня по спине мурашки забегали.

— Что еще за лихо?! — крикнул парень.

Схватил он весло, да как ударит по воде! Разлетелись вокруг брызги, закачалась ладья, а из воды высунулась и ухватилась за весло темная рука с цепкими пальцами, перепонкой стянутыми… Завопил Куба со страху, рванул к себе весло, что было мочи. Исчезла рука, а возле борта заплескало, забурлило что-то, пошли по воде круги.

— Тьфу!.. — сплюнул Куба с досады. — Мерещится мне что-то в этой реке, а ведь сегодня и капли пива не отведал!

И снова тишина воцарилась на Одре.

Вскоре явились братья, а с ними и работники корчмаря. Сообща погрузили на ладью три большие бочки с мёдом и несколько бочонков поменьше. Петр с Павлом сели за весла, Куба у руля остался, оттолкнули братья ладью от берега и пошли вниз по течению.

Небо по-прежнему ясное было, но теперь, по неведомой причине, вдруг задул прямо в лицо гребцам резкий ветер, стал им в глаза мокрую сыпь швырять. При том же ладья странно как-то раскачиваться начала, хоть и не было на реке волны, да крутилась всё время, будто водоворотом ее понесло… А в том месте никогда на Одре прежде водоворотов не бывало!

— Греби поживей, брат! — подгонял Петр среднего брата. — Что-то мы нынче медленно плывем…

— Да, видишь ли, по-особенному сегодня ладья тяжела, а ведь мы и побольше грузы перевозили… Крутится, как шальная!

— Поглядывай за рулем, Куба! — то и дело кричали ему братья.

Но руль, словно завороженный, направлял ладью совсем в другую сторону. Нет, никогда еще у братьев такой поездки не случалось! Не приходилось им раньше, плывя по течению, да еще по знакомой реке, из последних сил грести…

— Чудеса, да и только! Уж не заколдовал ли кто наши весла? — с тревогой промолвил Петр.

Но не было ответа на его вопрос.

Так, в тревоге, миновали они остров Пасеку и Бельковый остров, поросший лесом. Пустынно и безлюдно было на обоих берегах Одры, только дубы и буки навстречу братьям ветвями своими качали, да тоскливо кричали чайки. Стала в этих местах Одра шире и глубже, чем под Ополем, а всё еще словно гневалась за что-то на перевозчиков. А тут еще нагнало течение на ладью толстое бревно, и сломал об него Петр весло свое. Да и сама ладья будто набухла от воды — всё тяжелее грести становилось, а корма еще глубже в воду осела.

— Павел! — сказал тогда Петр. — Эти бочки, видать, корму утяжелили… Давай-ка, передвинем их поближе к середине, оставим позади только одну, что полегче!

Перекатили братья обе бочки на середину ладьи и поплыли дальше. Совсем трудно стало грести, а пути вроде и не убавилось — всё еще далеко до Бжега!

— Не иначе, колдовство какое-то над нами! — сказал Петр и перекрестился, а Павел трижды сплюнул через левое плечо.

Но на ладью словно беда навалилась: бурлила под нею вода, а корма еще ниже опустилась.

— Братья! Плохо наше дело, еще сильней корма оседает!.. Ох, потонем совсем… Куба, помоги! Давай перекатим бочки еще дальше к носу!

Снова передвинули братья груз. Однако и это не помогло: Одра еще сильнее продолжала затягивать корму, где сидел Куба. Всё выше и выше вода подбирается к верхней кромке бортов…

— Тонем, братья! Тонем!.. — вскричал Петр, и лицо его стало рубахи белее.

— Куба, пересядь ближе к середине! Да и бочонок тот малый сюда перекати… Поспеши!

Но Куба, хоть и был устрашен не меньше братьев, даже с места не сдвинулся.

— Да толкни же ты сюда последний бочонок! — прикрикнул на него Павел. — И сам поскорее на середину переходи! Ну!

Ухватил Петр брата младшего за плечо и силком стащил его с сиденья на корме. Хмурый и побледневший, взялся Куба за весла. Однако ладья, будто кто ее силком втягивал в пучину, осела снова. Через корму раз и другой перехлестнула волна…

— Глянь-ка, Петр! — вдруг закричал Павел. — Не одни лишь бочки мы везем… Э, да тут мешок лежит!.. Не наш! Откуда он взялся, а?

Куба опустил голову.

— Это что за мешок? — спросил его Павел.

— Не знаю…

— От кого ты взял этот мешок, Куба? — еще строже спросил Павел.

— Не брал я… Не ведаю, кто его положил сюда… Не мой он… Первый раз вижу…

И только Куба сказал это, как страшно вдруг закачалась ладья, и почувствовал Куба, что кто-то ухватил его сбоку за куртку и сильно потянул за борт. Оглянулся парень и обомлел со страху — увидел руку, опутанную водорослями. Была она темная, почти коричневая, а пальцы ее соединены перепонкой. Рука вцепилась в куртку парня и силилась втащить его в воду. А из-за синей волны, меж белых гребней, выглянуло грозное лицо с глазами в зеленых ресницах, окаймленное заростом из водяных растений…