- Виделись раз, - не стал особо распространяться на эту тему Антон, и я удивилась, потому как Кирилл упоминал, что лично с ним не знаком. Однако ничего говорить не стала. - И да, детка, я не ревную, - самодовольно добавил мой парень.

Лицо у меня разочарованно вытянулось.

 - Совсем, что ли?

Он усмехнулся и приподнял указательным пальцем мой подбородок для поцелуя.

В этот вечер Антон смеялся, обнимал меня, видя, как я злюсь, даже пытался сделать массаж. Казалось, он был счастлив. И я - тоже.

А про клубнику, мороженое и даже сливки мы совершенно забыли, поглощенные друг другом.

И уже потом, спустя несколько часов, лежа на кровати, с разметавшимися по подушке волосами и слушая его едва слышное дыхание, я поняла, что с любимым человеком романтика - везде.

Впереди нас ждал рассвет.

Эти дни мы почти не спали, боясь, что можем потерять драгоценные минуты нашей встречи, но время все же неумолимо двигалось вперед, приближая часы расставания. Вечность оказалась мигом.

В третью, последнюю нашу ночь, после которой мы оба должны были сесть на самолеты, я словно пришла в себя, поняв, как мало нам осталось, и, к своему стыду, запаниковала.

Я лежала в постели, положив голову Антону на грудь, и от нахлынувших чувств в глазах появились непрошенные слезы.

 - Что с тобой, Катя? - чуть приподнялся на локтях он. Тропинин очень четко ловил эмоции, и если к большинству людей был неприлично холоден, то ко мне был чуток. Даже признался как - то, что когда я заплакала в парке - еще во время игры - он чуть с ума не сошел.

 - Если я заплачу, не пугайся, - попросила я тихо, вставая и садясь в кровати. - Просто... грустно стало.

 - Не думай об этом, - сказал Антон, явно поняв причину моей грусти. - Я приеду еще. Ты можешь приехать ко мне.

 - Все так сложно, - выдохнула я, уже ненавидя расставание.

 - Все просто, - возразил он, сев рядом. - Катя, это ненадолго. И решаемо.

Он говорил спокойным мягким тоном профессионального психотерапевта, приводя вполне логичные доводы: расставание наше временное, мы имеем возможность общаться каждый день, и встретимся снова - еще много раз.

Почему именно мы? Почему именно нас разделяет пространство?

Хорошо, что не время.

 - У каждого свои испытания, - словно прочтя мои мысли - в очередной раз! - сказал Антон, обнимая меня за плечи. - А счастлив тот, кто проходит их, девочка моя.

 - Я знаю. Но... Как я раньше жила без тебя, - прошептала я, прижимаясь к нему.

 - Думаю, плохо, - все также не страдал от недостатка самооценки Кейтон.

Наше прощание после столь бурной встречи казалось настоящей пыткой. С утра у меня жутко болела голова, говорить не хотелось, есть тоже не хотелось, вообще ничего не хотелось. Но нужно было собирать вещи и ехать в аэропорт. У Антона настрой было ничуть не лучше, но мы оба старались делать вид, что все хорошо, дабы не портить один другому настроение - это удавалось с трудом. Я улыбалась, он шутил. Однако из номера гостиницы, в которую мы больше никогда не вернемся, мы выходили молча, лишь изредка перекидываясь короткими фразами.

Больше всего было жалко оставлять букет роз, подаренных Антоном. Они так и остались стоять на журнальном столике - шикарные, алые, как кровь, одинокие. У меня не поднялась рука выкинуть их и я малодушно предпочла, чтобы от роз избавилась горничная.

Улетали мы из одного аэропорта - рейс Антона был на четыре часа позже моего. После регистрации он проводил меня до паспортного контроля, и мы долго стояли в обнимку, ничего не говоря и просто держась друг за друга.

Казалось, совсем недавно в душе пела весна, а теперь роняла свои золотые листья багряная, как разбитое сердце, осень. Прощанье - всегда боль. Поначалу - тяжелая, ноющая где - то глубоко в душе, а затем, когда уже приходит понимание неизбежности расставания, - острая, колющая, добивающая до конца.

Антон необыкновенно нежно и неспешно, словно наслаждаясь каждым мгновением, поцеловал меня в последний раз. Коснулся губами носа - как будто бы я была ребенком. Улыбнулся, держа мое лицо в своих ладонях.

 - Все хорошо, - сказал он уверенным тоном Кея, в котором слышалась мягкость Антона.

 - Конечно, все хорошо, - повторила я за ним, обманывая и его, и себя.

Что было хорошего в прощании?

Но верно говорят - перед смертью не надышишься. Нам все же пришлось сказать: «До свидания», и я одной из последних прошла паспортный контроль.

Во мне нашлись силы, чтобы улыбнуться Антону, обернувшись. И даже послать воздушный поцелуй. А он стоял и смотрел на меня, и я видела, как руки его сжимаются в кулаки.

В самолете я беззвучно плакала - не хотела этого, но слезы сами собой текли по щекам, и мне оставалось только утирать их, не реагируя на удивленные и сочувствующие взгляды людей, сидящих рядом.

Успокоилась я не сразу.

За иллюминатором безмолвно плыли обманчиво легкие облака - куски небесного мороженого, а на душе было тяжело, как будто к ней ржавыми гвоздями прибили железную пластину. Потом мы попали в зону турбулентности. Небо посерело, тучи потемнели, набухли, и самолет стало потряхивать. Загорелся значок, предупреждающий, что нужно пристегнуть ремни, что мне и пришлось сделать.

За этими мыслями, под шум далекой грозы, которую мы облетали, я и уснула.

Приземлились мы без проблем, мягко, и я вместе со всеми вяло аплодировала пилотам, а после, получив багаж, села на рейсовый автобус и доехала до города. Настроение было хуже некуда. Хотелось бродить по шуршащей листве безлюдного парка, воткнув в уши наушники, слушать голос Антона, но из - за сумки я не могла этого сделать, а потому направилась сразу домой. Сообщения ни до Ниночки, ни до Кея не доходили.

Около подъезда меня окликнули, и я, обернувшись, увидела торчащего из окна своего крутого внедорожника Валерия. Он улыбался и махал рукой. Рядом с ним на переднем сидении сидела Настя. Отношения их день ото дня становились все крепче и крепче, хотя эта парочка все время переругивалась и ссорилась по пустякам. И, подозреваю, потом точно также бурно мирилась. Настя все время жаловалась, что Валерий не признается ни ей, ни ее родственникам, среди которых самой яркой фигурой была лучшая подруга Фроловны - Семеновна, что является наследником очень и очень богатого папы, причем наследником единственным. Валерий искренне считал, что Настя ни о чем не догадывается, притворяясь водителем обеспеченного босса. Та же, естественно, была в курсе всего финансового положения Валерия, однако делала вид, что ничего не знает и только жаловалась мне. А Валерий столь нехитрым образом проверял Настю на чувства - что ей нужно: его деньги и положение или же он сам. На Кея насмотрелся, не иначе. Нинка, которая была в курсе, что за отношения завел ее бывший настырный поклонник, ухохатывалась и твердила, что «Бабе Яге пора в дурку на комплексное обследование и квалифицированную помощь специалистов». А Настю просто называла дурой - очень уж не любила с детства.

Судя по всему, сейчас парочка куда - то собралась - оба были пристегнуты. Однако, увидев меня, они вылезли из машины.

 - Катька! Привет! - Обняла меня Настя. Она загорела, что здорово оттеняло ее светлые глаза - они казались ярко - голубыми. Кажется, подруга как - то говорила, что они с Валерием полетят в Тайланд. - А мы только с моря вчера прилетели.

 - Здравствуй, Катенька, - благосклонно приветствовал меня и Валерий. - Как там твой псих? - явно имел он в виду Антона. С ним у него сложились весьма непростые отношения.

 - У вас все хорошо? А то ты бледненькая какая - то, - всмотрелась в мое лицо Настя.

 - Все хорошо, ребята, - улыбнулась я. - Я только с самолета. Устала немного.

Мы разговорились - хоть и жили дверь в дверь, но давно не виделись. Валерию понадобилась вода, и он пошел в магазин за углом, оставив нас вдвоем, и Настя, едва парень отошел от нас на приличное расстояние, заговорила взволнованно: