Первым, но наиболее законным ли - этот предмет и поныне, после коронации Аугусто, вызывал оживлённые споры.

Мой отец и дед служили императору Вильему, прозванному после всего этого скандала Двоеженцем. Сам я застал последний год его правления и стоял в уличном карауле, когда Аугусто помазывали на престол. Всем, чем обладали мои предки, они были обязаны правящей династии в той же мере, в какой и собственной доблести и отваге. Да, я знаю, что Вальена уже не та, что прежде. Могучая империя, созданная императором Рикардо Великим двести лет назад, всё глубже погрязает в склоках, смутах и мятежах. Восстания и сепаратистские настроения в провинциях вспыхивают всё чаще - особенно в Руване, который никогда не удавалось покорить до конца. Все двести лет, прошедшие с того для, как Рикардо Великий объявил о рождении Вальенской Империи, эту империю расшатывали, подтачивали, грызли изнутри. Я без ложной скромности могу сказать, что лишь благодаря таким, как род Сильване, Империя всё ещё стоит на ногах, вопреки проискам врагов. И пока в Сиане сидит человек, которому достаёт мужества и хватки держать поводья в сжатом кулаке - кони не понесут, сколько бы не взбрыкивали. Я успел неплохо узнать императора Аугусто: я уверен, что он как никто близок к тому, чтобы не только успокоить брожение в провинциях, но и вернуть Вальене былое величие.

Граф Зертанский этого сделать не сможет.

Он ещё до коронации оспаривал права Аугусто на престол. Будучи младшим братом императора Вильема, Родриго Агилойя, которому традиционно принадлежала провинция Зертан с прилегающими к ней землями, после смерти императора объявил себя единственным законным претендентом на престол. Хуже всего то, что его поддерживала церковь - та самая церковь, которая много лет не давала Вильему развода с бесплодной женой. Разумеется, он платил епископам, чтобы они вносили беспокойство в народ, а средства для взяток находил в грабежах и смутах, на которые был большой мастак. Большинство волнений, вспыхивавших в последние годы то в одной, то в другой провинции Империи, так или иначе носили отпечаток его руки. Агилойе была выгодна война - она расшатывала положение Аугусто, и без того сомнительное, и мешала ему сделать то, что упрочило бы Вальену как Империю, а с нею и императорский престол. Граф Агилойя был мятежником и смутьяном, предателем, одержимым лишь жаждой личной власти. Он набирал свои армии из наёмников, собирая безродное отребье не только по всей Вальене, но и по всему миру. Говорили, что он хорошо им платит.

Я смотрел на Этьена, сцепившего руки на затылке и с ленивой усмешкой глядящего в моё лицо, на котором, боюсь, не было особенного восторга и одобрения. Счастье, что в "Трёх желудях" сейчас нет соглядатаев тайной канцелярии - всех присутствующих сегодня посетителей я знал если не по имени, то хотя бы в лицо, и потому мог быть более-менее спокоен за безопасность Этьена. Впрочем, если он продолжит в таком духе, то безопасность эта окажется под угрозой очень скоро.

Внезапно я снова, будто впервые обратил внимание на его мундир - и вспомнил, как Этьен ухмыльнулся, когда я спросил про Шимран. Мне наконец всё стало ясно.

- В Шимране ты выступал на стороне Агилойи, - сказал я очень тихо, не привлекая внимания соседей. - Так ведь?

- Ты всегда был смышлёным парнем, Леон, - Этьен подмигнул мне и подёргал лацкан своего мундира. И вправду, в таких тогда ходили и императорские солдаты, и люди графа, поддержавшего вспыхнувший в провинции мятеж. Я помнил этот поход хорошо, слишком хорошо. Агилойя разбил нас в пух и прах. Впрочем, потерь могло быть ещё больше, но об этом мало кто знал.

- Забавно было бы, если бы мы встретились на поле боя, - продолжал Этьен. - Впрочем, это вряд ли. Ты ведь служил в мушкетёрском полку? А я в пехоте. Ты мог пристрелить старого друга, Леон, и даже не узнать об этом. - Он засмеялся своим резким, громким смехом, но теперь этот смех показался мне уже не таким приятным, как прежде. - Что, осуждаешь меня?

- Ты служишь мятежнику, Этьен.

- А ты - узурпатору. Попытаемся переубедить друг друга?

Я покачал головой. Его беспечность и сквозящая сквозь неё презрительность действительно меня тревожили.

- Здесь в любом случае не место для этого разговора. Послушай, приходи ко мне завтра... или... чёрт, сам не знаю. Я надеюсь уехать из Сианы со дня на день.

- Далеко?

- Домой.

Мы замолчали. Этьен молча доел своего поросёнка. Я к еде едва притронулся, отчего-то у меня пропал аппетит. Не то чтобы я был удивлён или особенно расстроен - в конце концов, мы не виделись много лет, и я ничего не знал о причинах, побудивших Этьена сделать такой выбор. Но обсуждать это стоило, если вообще стоило, и впрямь не здесь.

- Предлагаю выпить за императорскую фамилию, - предложил Этьен, поднимая бутылку. - Полагаю, вполне нейтральная формулировка, которая устроит нас обоих, а?

- Прости... я не буду больше пить.

Его лицо окаменело. Казалось, я смертельно его оскорбил. Мне даже почудилось, что сейчас его рука потянется к шпаге.

- Зазорно пить с мятежником, сир лейтенант императорской гвардии? - сухо спросил он, и я быстро покачал головой.

- Не в том дело! Просто...

От необходимости объяснять меня спас Пеппино, торопливо подошедший и тронувший меня за плечо.

- Сир Сильване, простите великодушно, там вас спрашивают... из дворца, - добавил он полушепотом, и я, поднявшись, отставил стул.

- Прости, - повторил я. Этьен, чуть прищурясь, глядел на меня снизу вверх. - Я ждал вызова. Сегодня у меня не самый свободный вечер. Приходи ко мне завтра днём, хорошо? Я живу в квартале Роз, спросишь мой особняк, найдёшь без труда. Тогда и поговорим как следует. Я рад тебя видеть, правда, - улыбнулся я наконец, пытаясь загладить возникшую между нами неловкость, и Этьен, смягчившись, улыбнулся тоже.

- Ладно, беги уж. Казённый человек - себе не хозяин, - отмахнулся он. Я протянул руку, его пальцы - всё такие же сильные - сомкнулись вокруг неё. И он добавил, глядя мне в глаза: - Потому-то я и выбрал хозяина, который не держит меня за цепного пса.

Я удержал улыбку на губах. Не то чтобы это было очень легко, и не то чтобы пожатие Этьена в этот миг доставило мне много приятности. Но когда-то мы в самом деле были дружны, к тому же я всё ещё чувствовал, хотя и совсем смутно, эту странную тревогу вокруг него, в нём, с той самой минуты, как он вошёл в "Три жёлудя" и окликнул меня. Может быть, подумалось мне, ему есть что рассказать.

- Так, значит, до завтра, - сказал я и направился к двери, где дожидался меня посыльный императора.

Я люблю вечера в Сиане даже больше, чем дни, а позднюю осень - больше, чем лето. Суета сменяется деловитостью, спавшая жара перестаёт сгонять людей под тенты, где они ворчат и пихаются локтями, толпа редеет. В прохладе и размеренности осенней Сианы хорошо шагать улицами, ещё не расплывшимися от дождей, пора которых придёт немного позже, вдыхать ветер, уже свежий, но ещё не пронизывающий, улыбаться и свистеть вслед девчонкам, уже набросившим мантильи, но ещё не закутавшимся в них настолько, чтобы нельзя было разглядеть их хорошенькие фигурки. Ранней осенью в Сиане я предпочитаю ходить до старого королевского замка пешком, если только нет никаких срочных дел.

На этот раз, увы, время не терпело. Мне подвели коня, и я помчался вверх по Виноградной улице во весь опор, так, что в ушах свистел ветер и плащ шумно хлопал за спиной, хлеща моего коня по крупу.

Император Аугусто не любит ждать, да я и не хочу причинять ему такое неудобство.

В тот день я был в официальном увольнении, а потому в штатском: рубашка, камзол, узкие брюки, заправленные в сапоги. Это вызвало заминку у ворот, где мне пришлось доказывать караульным свою личность. В конце концов пароль, который мне сообщил посыльный, удовлетворил их, и меня пропустили дальше. Обычно пароль во дворце меняется раз в сутки, но на сегодня это был уже третий. Я не знал, почему, но подозревал, что узнаю с минуты на минуту.