Лечить нельзя, калечить… Или может быть так: лечить, нельзя калечить? Велик и могуч все-таки родной язык. Всего одна запятая легко решает даже вопросы жизни и смерти…

Возвращается и наконец-то садится за руль. Захлопывает свою дверцу, потом наклоняется и, дотянувшись до моей, закрывает и ее. Опять чувствую его запах — свежесть утра, одеколон… Надо же! А он эстет — это «Иси Мияки»… Мой любимый… Вообще меня по-прежнему, несмотря ни на что, почему-то не оставляет чувство, что я этого альфу знаю. Мне знаком его запах и даже, кажется, голос… Откуда? Быть может, мы когда-то общались? В детстве, например… Правда, в детстве он одеколоном вряд ли пользовался и уж совершенно точно не говорил глубоким, довольно низким баритоном…

Мистика какая-то… И что теперь с этим всем делать? Или вернее, что он теперь будет делать со мной? Завел мотор и тронулся. Неторопливо. Словно размышляя — куда же меня теперь деть…

— Ты кто?

— Конь в пальто, — огрызается беззлобно и даже как-то рассеянно, а после вдруг улыбается мне. — Не узнал, что ли?

— Что ты ко мне прицепился, а?

— Сказал же, поговорить с тобой надо.

— Ну так говори! Кто ж мешает-то? Для того, чтобы просто поговорить, совершенно не обязательно меня похищать.

— Никто тебя не похищал. Просто… Разозлился я.

— А теперь?

— Теперь по мордам этим идиотам надавал и успокоился.

— А если бы они не подвернулись, мне бы надавал?

Пытается хмуриться сурово, но вместо этого, явно не справившись с собой, начинает смеяться.

— Тебе если только опять по заднице.

Ну здорово… То есть получается, что я тому кретину, который мне чуть руку не оторвал, еще и спасибо сказать должен…

Мой странный альфа внезапно сворачивает на обочину. Что еще-то? Испытующе смотрит на меня, вздыхает, потом лезет в бардачок, опять-таки перегнувшись через меня и обдавая своим ароматом, чем-то там гремит, а после, вынырнув наружу, глушит мотор и выходит. Слежу за ним с подозрением — что задумал теперь? Огибает машину, распахивает дверцу с моей стороны и, ни слова не говоря, очень ловко пристегивает меня за здоровую руку к своему запястью самыми настоящими наручниками. О как! Какие интересные приспособы мой новый знакомец у себя в бардачке, оказывается, возит!

— Теперь пошли.

— Ку-куда?

— Ту-туда, — передразнив, показывает подбородком на здание напротив.

Аптека…

— Согревающий гель и эластичный бинт. Забыл?

— Нет.

— Тогда пошли.

— А это зачем? — встряхиваю рукой в наручнике.

— Затем.

Содержательный ответ…

Идем в аптеку. Действительно покупает какую-то согревающую мазь, которую ему советует серьезный бета за стойкой, и бинт. А еще зачем-то несколько одноразовых шприцев и упаковку обычных стерильных бинтов. Может, он не маньяк, а наркоман? Глюк его посетил, вот он и начал коленца выписывать?..

Возвращает меня в машину, отстегивает наручник со своей руки и тут же защелкивает его на ручке, которая в этом проклятом джипе приделана на торпеде. Видимо, во избежание дальнейших попыток с моей стороны покинуть его общество. Садится за руль и как ни в чем не бывало отправляется в путь. Ну, и куда на этот раз? Из города мы, кажется, уже выехали. Темнота и здоровенные сугробы по сторонам дороги.

— Мы не заблудимся?

— Нет. Там тупик. Дальше только зоны.

Замеча-ательно. Скашиваю глаза на заднее сиденье, где валяется мой рюкзак. В нем телефон… Прикидываю… Нет, далеко. Не дотянуться. Тем более что тянуться сподручнее левой рукой, а я именно за нее и пристегнут… Да и пустое все это — позвонить он мне все равно вряд ли даст.

— А этот тупик — он где?

Молчит, рулит. Крупная рука двигается рядом, переключая скорости. Исцарапанная мной рука… Мало я его, надо было еще и покусать… Скотина. И что ему все-таки от меня надо? Снова принимаюсь задавать переполняющие меня вопросы вслух:

— А что, уточнять детали только там можно? Рядом с зонами?

— Там нам никто не помешает.

— Закопаешь там же?

— Ты фантазию-то свою буйную попридержи. Никто тебя убивать не собирается.

— А что собирается делать?

— Сказал же… — машет рукой и снова замолкает, уткнувшись взглядом в дорогу.

Узкая… Интересно, что будет, если нам навстречу машина попадется? Они ведь тут не разойдутся… Пустые размышления. Едем уже довольно долго, а никто нам так и не встретился. Еще через полчаса темноты и молчания мой похититель неожиданно сворачивает с торной дороги на какой-то, по всей видимости, проселок. Трактор здесь снег прочищал, но довольно давно. Так что только на такой машине, как у этого типа — мощной и со здоровенными шипастыми колесами — проехать, наверно, и можно.

Пытаюсь разобраться в собственных чувствах. По идее, давно пора начать биться в истерике. Какой-то непонятный альфа тащит меня, как лис петушка в сказке — за темные леса, за высокие горы… Должно быть страшно… Но почему-то не боюсь ни капельки. Ну и как понять причины такой реакции на происходящее? Не нахожу никакого другого объяснения, кроме его невероятного, обволакивающего меня запаха, который сейчас в закрытой машине стал совсем крышесносным. А еще то самое чувство узнавания, которое появилось у меня при первом же взгляде на этого альфу… Откуда же я его все-таки знаю? Кажется, произношу это вслух, потому как он тут же уставляет на меня прищуренные и очень внимательные глаза и отвечает:

— А вот это самый главный и самый интересный вопрос из числа тех, что я собираюсь задать. И тебе придется на него ответить честно и в развернутой форме. Потерпи. Уже совсем немного осталось. Почти приехали.

— А если я не смогу на него ответить?

Усмехается нехорошо:

— У меня есть способ помочь тебе.

Конечной целью нашего пути через сугробы и темноту оказывается большой деревенский пятистенок, срубленный из толстых, уже поседевших от времени бревен. Вокруг настоящий частокол. Как в костюмном* кино про Древний мир. Когда он загоняет машину в ворота, внутри обнаруживается еще и будка с собакой. Здоровый клыкастый зверь лохматой наружности. Овчарка? Я в собачьих породах не очень разбираюсь, но эта похожа на ту, что я как-то видел в кино… Только она больше и как-то лохматей.

Такая собака должна бы сидеть на цепи, но нет — свободно бегает по территории. Кидается моему похитителю в ноги, виляет хвостом, от счастья поскуливает и топочет тяжеленными лапищами, норовя лизнуть в руку. Надо же. Любит она его… Ей, наверно, есть за что.

Альфа оставляет меня в машине с включенным двигателем. Правда, в очередной раз смерив меня прищуренными глазами, закидывает мой рюкзак со спасительным мобильником внутри подальше от меня — в багажник. После чего идет в дом. Вскоре выходит уже без куртки, но с топором в руках. Он меня, что ли, топором?.. Невольно хихикаю. Уж больно дикая картина получается. Наблюдаю дальше, выворачивая шею. Нет. Это он просто дров наколоть собрался. Видно, в доме холодно, и нужно протопить печь. Действует с привычной ловкостью. Движения такие же скупые и выверенные, как во время той драки у книжного…

Наколов достаточно и ловко сложив стопку себе на согнутую руку, уходит в дом, и вскоре я вижу, как из печной трубы начинает куриться дымок. Растопил. Сейчас за мной придет. Однако какой заботливый. Оставил меня в теплой машине, бензину не пожалел… Точно. Идет. Глушит мотор, отстегивает мои наручники и даже предлагает руку, чтобы помочь мне спуститься с высокого сиденья джипа. С ума сойти!

Направляемся в дом. Собачища — здоровенная-то какая! — идет следом. Молча принюхивается и так же молча щерит верхнюю губу, показывая свои белые острые зубы. Боюсь ее. Знаю, что это плохо, что чувствует она мой страх, а с животным можно справиться, только доказав свое превосходство, но ничего сделать с собой не могу. Серьезный зверь. Играть не будет. Сразу голову откусит. Весь в хозяина…

В доме действительно холодно. Даже пар изо рта идет.

— Меня не было почти двое суток. Выстыло все… Посиди у топки, там теплее. А я схожу Прыгуна покормлю. На улицу высовываться и не думай. Он у меня чужих не любит.