«По обочинам было много трупов… Мертвые лежали и на дороге. Никто не заботился о том, чтобы предать их земле. Танки и легковые машины проезжали по замерзшим трупам и расплющивали их. Водители и пешеходы натыкались на них и бесчувственно, тупо брели, спотыкаясь, дальше… Вокруг все гремело, земля сотрясалась. Сталь градом сыпалась на окруженный город… Таков был ответ вражеской армии на наш отказ капитулировать»**.

Открывшаяся перед внутренним взором картина так страшна и при этом странно, гипнотически притягательна, что я даже не замечаю, как в дом возвращается мой похититель. Приносит из машины два рюкзака — мой и свой. Пока он занят тем, что подбрасывает дрова в печь, осторожно возвращаю книгу на место и сдвигаюсь в сторону стола, на который он водрузил принесенные вещи. Естественно, думаю о телефоне, но он же не дурак, чтобы забыть о такой важной «мелочи». Заметив мои маневры, усмехаясь выуживает аппаратик из собственного нагрудного кармана и демонстрирует его мне. Тьфу ты! Как ни в чем не бывало закрывает дверку топки, немного задвигает заслонку и идет ко мне. Невольно пячусь. Что теперь?

— Ну все, разгорелась. Через час уже будет тепло. Есть хочешь?

— Нет.

— Ну и хорошо. Тогда давай руку.

— З-зачем?

— З-затем.

Вытаскивает из аптечного пакета тюбик с лекарством и бобышку эластичного бинта. Сначала бережно смазывает пострадавшее запястье, потом принимается ловко бинтовать. Движения уже знакомые мне — скупые и выверенные. Может, все-таки врач? Спросить?

— Ты врач?

— Ага. Патологоанатом.

Отвечает как-то так, что у меня сразу пропадает желание развивать тему дальше. И сам молчит, больше ни слова не произносит. Стоит так близко, что слышу его дыхание — сопит тихо и сосредоточенно. И чувствую запах. Его собственный — альфий. И поверх него свежее дыхание хрусткого и яркого мороза, с которого он только что вернулся, и «Иси Мияки»… Откуда я все-таки это помню и знаю?

Комментарий к Глава 1

* Заканчивайте править “костюмный фильм” на “костюмированный”. Это бал костюмированный, потому что на него все надевают костюмы, чтобы кого-то изобразить и подурачиться. А “костюмное кино” - это примерно то же самое, что кино историческое, где костюмы - необходимая составляющая для того, чтобы показать эпоху и воссоздать то или иное историческое событие. Правда, в отличие от исторического фильма, костюмный далеко не всегда претендует на точное соответствие истории - героев лишь погружают в атмосферу той или иной эпохи.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Исторический_фильм

http://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/842150/КОСТЮМНЫЙ

** Адам Вильгельм «Катастрофа на Волге». Мемуары личного адъютанта фельдмаршала Паулюса о Сталинградском котле. Нудно, но очень впечатляюще и заставляет думать… Опять-таки непривычный взгляд с другой стороны…

Прыгун:

http://cdn04.chepkadog.net/5120/940-nemetskaya-ovcharka-v-snegu.jpg

Изба, в которую альфа привез Орри:

http://img0.liveinternet.ru/images/attach/c/0/119/222/119222432_Nochnayaizbushka_andreysakulin.jpg

========== Глава 2 ==========

Пока альфа занят моей рукой, получаю возможность безнаказанно рассматривать его. Здоровенный. На голову выше меня. На мощной шее какая-то цепочка. Но что на ней висит не видно — прячется за воротом колючего серого свитера грубой вязки. Скашиваю глаза, чтобы рассмотреть остальное. Плечи широкие. Наверно, как раз про такие говорят — косая сажень.

Хотя лично меня всегда несколько смущало это определение. Во-первых, потому что плечи в два с половиной метра шириной (а косая сажень, если перевести ее в метрическую систему, именно такова) — это какое-то уродство. А во-вторых, просто потому что она косая… Косенький какой-то красавец-альфа получается-то… А этот ничего, не косенький, а вовсе даже наоборот. Ноги длинные, сильные. Ручищи — как совковые лопаты, но кисти при этом хорошей лепки, породистые. И никакого тебе мягонького вислого пузика и объемистого омежьего седалища… Да и физиономия — ничего. Хотя вроде совсем не в моем вкусе. Нос — горбатый, глаза прищуренные, а потому узкие, недобрые, подбородок и щеки заросли совсем не гламурной слишком длинной черной щетиной, которая уже начала кудлатиться, а потому очень ему не идет, делая каким-то неопрятным. А вот губы… Губы хороши… И брови — четкие, вразлет… Да и в остальном…

— Нравлюсь?

Невольно вздрагиваю, застигнутый врасплох. У него что, дополнительные глаза на макушке с обзором на триста шестьдесят градусов?! Смотрел же только на мое запястье… Из вредности вру:

— Нет.

В ответ только усмехается, и я успеваю заметить, как расширяются его ноздри, вылавливая из воздуха массу всяческой информации. И обо мне, и наверняка о том впечатлении, которое он сам производит на меня. И даже о том бете, с которым я сейчас живу… Бете, который так и не позвал меня замуж и не предложил обменяться метками, хоть и спит со мной в одной постели уже несколько месяцев. Стыдно… Накатывает раздражение и в адрес этого типа, и в адрес его проклятого обоняния. Бедные мы омеги, которые для этих дураков здоровенных — что открытые книги, в которых большинство из них хочет, тем не менее, прочесть лишь то, что на титульном листе…

Он тем временем закрепляет бинт специальными крепежиками, которые были в комплекте, и наконец-то поднимает на меня свои основные, а не дополнительные глаза — очень светлые, то ли серые, то ли голубые. Они привычно прищурены, но сейчас в них нет уже знакомой мне режущей сосредоточенности. Его глаза, как и губы, улыбаются.

— Стоит намотать на ус — врать ты не умеешь. Это полезно. Для меня.

Сволочь.

— Ты просто самовлюбленный болван! С чего взял-то, что я вру?

— С того, что если бы ты говорил правду, у тебя бы не ускорялся пульс от моих прикосновений. И запах бы не усиливался…

— А ты не допускаешь, что я просто тебя боюсь? Вот и сердце выпрыгивает, и потовые железы активнее работать начинают.

Внезапно серьезнеет.

— Ты меня не боишься. Испугался в самом начале, а потом почему-то успокоился. И вот это как раз самое непонятное…

Смотрит в упор. Выдержать его взгляд трудно. А потому отворачиваюсь и, чтобы уйти с линии огня, плюхаюсь на табуретку. И тут же оказываюсь как раз на уровне его бедер, носом практически уткнувшись в ширинку джинсов. Сразу становится дико неловко. И жаром окатывает так, словно меня головой в кипяток сунули. Наверняка щеки стали пунцовыми. К счастью этого он точно заметить не может — макушка в отличие от щек не краснеет. Хотя мне кажется, что покраснела…

Стоит несколько секунд не шевелясь. Наверно, буравит взглядом мою многострадальную маковку, а я вдруг отчетливо представляю себе, как его рука быстрым движением скользит к поясу джинсов, расстегивает болты и… И что я буду в этом случае делать? Если именно то, что хочется, а не то, что положено порядочным омегам, то… Черт, черт, черт! Даже зажмуриваюсь от охватившего внезапного и острого как стрела (Амура, не иначе!) возбуждения. А когда разлепляю глаза, он уже отходит в сторону.

— Ладно. Теперь можем приступить к делу. Интересует меня вот это.

Лезет в рюкзак, достает из него какую-то книгу и бросает ее мне на колени. Что за?.. Да это ж мое последнее творение, ради которого я и приехал в эти благословенные места! Ну да! Моя собственная последняя книжка. Та самая, о которой я недавно думал. Смотрю на него как на идиота. А может, он правда идиот? Безумный поклонник таланта…

Не похож. Такие, как этот, мои книжки не читают. Им вон — истории про войну подавай. Розовые омежьи сопли, рожденные тоской по крепкому плечу, на которое всегда можно опереться, им без надобности. Тогда в чем дело?

— И? Что именно интересует-то?

— Откуда ты меня знаешь, и кто тебя надоумил сделать из моей персоны героя в этой, с позволения сказать, книжонке?

— Я тебя не… Героя? Какого героя?

Морщится. Потом снова лезет в рюкзак, достает из него паспорт и опять-таки швыряет его мне на колени. Раскрываю и, честно сказать, обалдеваю. В паспорте-то черным по белому написано, что его обладателя зовут Стэфеном. Стэфен Вульф. Именно так я назвал своего героя-альфу в книге. Божечки-кошечки! И год рождения, который я ему приписал, совпадает и… Быстро перелистываю странички… И все остальное тоже. Военнообязанный, в браке не состоит, детей нет, прописан, как ни странно, в столице на улице… В этот момент он выхватывает из моих рук книжечку и, злобно сопя, прячет ее обратно в рюкзак.