Посмотрев вниз, я убедилась в том, что он прав. По запястьям стекали струйки крови, окрашивая рукава моей рубашки.

— Мне всё равно, — я потянула ткань вниз, пытаясь прижать материал к порезам, чтобы остановить кровотечение. — Ты знаешь, что сделал со мной? Моя жизнь разрушена из-за тебя.

— О чём ты говоришь?

— Я говорю об этом! — я потянулась к своей сумке и вытащила оттуда визитку, полученную от Калеба. Я стала размахивать ей. — ФБР, Кольт.

Это было большой ошибкой, но мне нравилось смотреть на гнев и замешательство, омрачившие его лицо.

— Да, это так, — сказала я. — Они проверяют "Холостой выстрел". И они сказали, что если я не помогу им, то они придут за мной.

Всё это было настолько нереальным, настолько нелепым, что я начала одновременно смеяться и плакать, а потом снова побежала, бежала и бежала, и Кольт позволил мне спуститься вниз по склону, хотя мне было слышно, что он держался позади меня, чтобы легко поймать меня. Когда же добралась до конца этой улицы, я была уже почти на главном шоссе, почти выбежала на проезжую часть.

И только тогда он обхватил меня сзади за талию и с лёгкостью оторвал от земли, будто я была пушинкой. Я ударила его локтем по рёбрам так сильно, как могла, но он держал меня крепко.

Я снова толкнула его, потом начала бить, но мои удары были неэффективны против него, он был таким сильным и большим, что ему было просто наплевать.

— Оливия, — продолжал повторять Кольт. — Оливия. Оливия, пожалуйста, Оливия.

Он позволил мне бороться и молотить себя ещё минуту или около того, а потом, когда истерический смех прекратился, я просто плакала, плакала так, что уже практически не могла остановиться. Кольт отпустил меня, и я, повернувшись к нему лицом, положила голову на его грудь, а он гладил меня по волосам.

— Шшш, детка, ты в порядке. Всё в порядке.

Но я была не в порядке.

Я уже никогда не буду в порядке.

— Кольт, — сказала я, и мои колени слабели. — Кольт, он был… Он не был…

— Шшш, — прошептал он успокаивающе, его руки продолжали гладить мои волосы.

— Всё было ложью, — пробормотала я. — Всё, о чём я думала, было одной большой ложью.

Затем большими пальцами рук он вытер мои слёзы, наклонился ближе, и вдруг каким-то образом его губы оказались на моей коже, целуя лоб, подбородок, слёзы на щеках.

Я по-прежнему была печальной и опустошённой и не могла поверить в произошедшее с Декланом, не могла поверить, что всё то, что, как я думала, спасёт меня, было ненастоящим.

Но из-под этого сокрушительного разочарования вырывалось и накатывало одно чувство: облегчение.

Облегчение и счастье.

Счастье от того, что Кольт был здесь.

Я всем телом прижалась к нему, он отстранился и, заглянув мне в глаза, поцеловал меня снова — на этот раз в губы — его поцелуй становился всё жарче и настойчивее, и мне захотелось утонуть в его прикосновениях.

Мои ногти впились в его спину, я прильнула к нему и почувствовала, как моё тело охватило пламя, настолько сильно я желала потеряться в нём.

Он оторвался от меня, его грудь вздымалась.

— Кольт, — прошептала я. — Что мне делать?

Его ответ не заставил себя ждать:

— Ты поедешь со мной домой.

Эпизод 3.

Поездка на машине прошла спокойно, тихо.

Я смотрела в окно, не плакала и не смеялась, не расстраивалась и не радовалась — ничего.

Я оцепенела.

Как только мы оказались в квартире Кольта, он закрыл за собой дверь и бросил ключи на кухонную стойку.

Его глаза скользнули по моему телу вниз, к запястьям. Порезы перестали кровоточить, но бинты клочьями свисали с моих рук. Кольт исчез из прихожей и вернулся с полотенцем. Смочив его тёплой водой, он стёр засохшую кровь с моей кожи, снял порванные повязки и выбросил их в мусор.

Мои раны были всё ещё свежими, но уже затягивались, на них даже начала образовываться новая кожа.

— Тебе нужно что-нибудь поесть.

Я покачала головой:

— Нет, не хочу.

— Ты многое пережила сегодня.

— Мне не нужна еда, — прошептала я и, подняв на него взгляд, почувствовала, как падаю в его глазах, падаю снова и снова, не беспокоясь ни о чём, кроме него.

Он знал, чего я хотела.

По выражению его лица я могла сказать, что внутри него идёт борьба с самим собой.

Я хотела трахаться. Я хотела, чтобы он был внутри меня, хотела, чтобы он ворвался в меня, взял, помог мне забыться.

Но Кольт боролся c возможными последствиями того, что он мог дать, что мог пообещать. Он не хотел сделать мне больнее, чем уже сделал.

Он не осознавал, что если не возьмёт меня, не поцелует и не оттрахает, не завладеет всем моим телом, то причинит мне ещё больше боли.

Мне не нужны были его обещания.

Я нуждалась в освобождении.

И он был единственным, кто мог мне его дать.

— Блядь, Оливия, — произнёс он, потом пересёк комнату и прижался ко мне, подтолкнув к стойке так же, как сделал это утром, но на этот раз он не дразнил, не притворялся, не делал это лишь для того, чтобы помучить меня.

Сейчас я могла точно сказать, что он доведёт начатое до конца.

Он накрыл мой подбородок рукой и провёл подушечкой большого пальца по нижней губе.

— Ты хочешь трахнуться, детка? — промурлыкал Кольт, и мне нравилось это, нравилось, как сексуально он говорил это мне, нравились пошлые словечки от него.

Они пульсировали внутри меня — его прикосновения, его слова — обжигали мне вены, благодаря им я чувствовала себя живой как никогда раньше.

Я кивнула.

— Тогда скажи это.

— Я хочу трахнуться.

Облизнув нижнюю губу, он сглотнул, и я увидела, как напряглись его адамово яблоко и линия подбородка, затем он снова прижался к моему телу, на этот раз наваливаясь на меня, его член был уже твёрдым, что чувствовалось даже сквозь штаны.

Он поцеловал меня, его язык был у меня во рту, руки оказались в моих волосах — мы сплелись воедино.

Когда он отстранился, в его тёмных глазах бушевал шторм, и там больше не было нерешительности, больше не было борьбы по поводу правильности того, что он делал.

Вместо этого Кольт привёл меня в свою спальню.

Как только мы оказались там, он снова поцеловал меня; его руки скользнули к моей заднице, затем он приподнял меня и бросил на кровать.

Он снял футболку, и моё тело наполнилось непреодолимым желанием, стоило мне взглянуть на него: каждый мускул был точно вылеплен, кубики пресса совершенны.

Потом он подошёл ко мне, руками скользнул ладонями по моей рубашке и стянул её, расстегнул мои джинсы и тоже снял их, оставляя меня лишь в лифчике и трусиках.

— Господи, детка, ты чертовски сексуальна, — выдохнул Кольт.

Теперь, оказавшись полностью на мне, он захватил мою талию между широко расставленными ногами, пригвождая меня сильными бёдрами. Он тянул чашечки лифчика вниз, пока моя грудь из них не выскочила, а после провёл указательным пальцем по твёрдым пикам, заставляя меня задыхаться.

— Вытащи мой член, малышка.

Приподнявшись, я расстегнула его джинсы, опустила вниз резинку боксёров и освободила его твёрдый член.

— Хорошая девочка.

Он взял мою руку в свою и направил её к члену, показывая мне, как ласкать его, как сделать ему приятно. Мне нравилось, как его ствол чувствовался под моей ладонью, твёрдый и толстый.

— Вот так? — прошептала я.

В комнате было не совсем темно, но свет был выключен, и я была благодарна, что он не мог видеть румянец на моих щеках.

— Вот так, Оливия. Хорошая девочка, малышка, ласкай мой член, да, вот так.

Его слова и ощущение члена в моей руке разжигали во мне огонь, бросая меня в такой жар, будто я сгорала изнутри.

Кольт притянул меня к себе и целовал, пока я дрочила ему; его язык брал меня, овладевал мной, успокаивал, помогая забыть о том, что существовало что-то ещё, кроме него и этого момента.

Он потянулся, расстегнул мой лифчик, позволив моей груди полностью выскользнуть из чашечек, и начал посасывать соски, пока я продолжала ласкать его член. Я ахнула, стоило его губам и языку втянуть меня в рот, — бушующее пламя, разгоревшееся в моём теле, вспыхивало там, где Кольт касался, посасывал, толкался.