Инженер-пилот сощурил глаза.

— Ведь вы американец, доктор Ли, не правда ли? А раз так, не вижу необходимости ходить вокруг да около на манер кошки около блюдца с горячей кашей. В конце концов, каждый иностранный агент давным-давно знает о Цефалоне. Город слишком велик, чтобы его можно было спрятать, а кроме того, как видите, не сделано ни малейшей попытки хоть сколько-нибудь замаскировать его. Дело в том, что Цефалон и вся его округа, — по-моему, на тысячу квадратных миль по меньшей мере — представляют собой запретную военную зону. Только самих военных не видно. Что тут происходит, мне не известно. Ясно одно: судя по тому, как охраняют эту зону, здесь осуществляется сверхсекретный проект. Что до меня, то я скорее согласился бы выкрасть все золото из форта Нокс, чем попытаться вынести хоть моток проволоки из здешнего Дворца Мозгового треста. Видите здание в самом центре города? А вон, на противоположной стороне площади, — другое здание, в форме черепа; это официальная гостиница для особо важных приезжих. Кстати, в полетном листе вы значитесь именно под такой рубрикой, стало быть, комнату вам оставили.

Басовитое жужжание в репродукторе прервало объяснения пилота.

— Ну, наконец-то надумали дать нам посадку! Еще минута, — а затем душ, бритье, яичница с ветчиной и много, много кофе! Хорошая все-таки штука — опять попасть домой! Держите шляпу, доктор! Пошли вниз!

Постепенно замирал рев могучих реактивных двигателей. Самолет стремительно снижался. Снеговые горы на востоке рванулись вверх, точно их поднимали на лифтах. «Летающее крыло» приземлилось, колеса шасси с хрустом коснулись посадочной дорожки.

«Да, хорошая штука — попасть домой, — думал доктор Ли, — да еще после десятилетнего отсутствия.»

Несмотря на фантастические перемены на родине, он испытывал радостное чувство. Сходя по трапу, он внутренне подобрался, как боксер перед выходом на ринг: столкновение с новейшей цивилизацией сверхнапряжений и сверхскоростей требовало немалых сил!

Ли показалось, что его ожидает несметная человеческая толпа, во всяком случае, он увидел перед собой больше интеллигентных лиц, чем встречал за все годы отсутствия. Эти лица были подняты к нему, на него посыпались предложения и вопросы. Рассыльный вручил ему телеграмму: некий доктор Говард К. Скривен передавал привет, выражал надежду, что гостю понравится в Цефалоне, и обещал по возможности скорее лично встретиться и побеседовать с доктором Ли… Кто он, этот доктор Скривен, и что ему нужно?

Высокий, стройный молодой человек, по всей видимости научный работник, заверив доктора, что он отлично знаком со всеми тонкостями кормления «ант-термес пасификус» и ухода за ними; следовательно, вновь прибывший ученый может не тревожиться за благополучие своих питомцев; постройки термитов будут немедленно переданы на экспериментальную станцию 19Т… Но где же этот молодой ассистент научился уходу за «ант-термес пасификус» и что представляет собой экспериментальная станция 19Т?

Транспортный агент и несколько водителей тяжелых грузовиков обступили приезжего и наперебой совали ему на подпись всевозможные накладные; дубликаты их Ли торопливо распихал по карманам. Как неимоверно сложны стали методы всей этой технической цивилизации, но вместе с тем до чего же они практичны!

Уголком глаза Ли увидел, как в грузовом отсеке самолета распахнулись двери. Тяжелые стальные контейнеры с термитными постройками под скрип электролебедок опускались в кузова грузовиков. Тем временем некто назвавшийся администратором Краниум-отеля пригласил доктора Ли сесть в машину и ехать в отель, где ему забронирована комната.

Какое странное название для отеля — Краниум [2], подумал Ли. И кто забронировал комнату? По карману ли ему этот отель? Едва ли!

У приезжего все усиливалось ощущение, будто он стал чем-то вроде выставочного экспоната: обращение самое заботливое, а поступать по собственной воле нельзя. С этим чувством он и отправился в отель. В ушах еще стоял рев авиадвигателей, в глазах рябило от новых впечатлений. И, как ни старался администратор заинтересовать приезжего местными достопримечательностями, тот не слушал и не понимал ни слова.

В его комнате стояли цветы. Ковры были толще, ванна просторнее, груда полотенец пышнее, завтрак обильнее по сравнению с тем, к чему доктор Ли привык за свою более чем 50-летнюю жизнь. «Так вот она, Америка 1975 года! — думал он. — Здесь все кричит о процветании и прогрессе».

Его смущало, что он совсем отвык от роскоши, разучился ею пользоваться, а вместе с тем он был взволнован и растроган: как встречают его, блудного сына, некогда добровольно удалившегося в изгнание! Да, в свое время, побуждаемый отвращением и отчаянием, он плюнул на этих господ, повернулся к ним спиной и ушел! Но в чем причина такого внимания? Ведь он не сделал ничего такого, что давало бы право на подобное гостеприимство. Энтомолога сажают на ковер-самолет, чтобы перенести в царство Шехерезады, лишь за то, что удалось вывести новый вид насекомых! То, что происходит с ним за последние сутки, остается загадкой. Несмотря на страшную усталость, ученый не мог заставить себя лечь; ему захотелось как можно скорее добраться до разгадки всех этих чудес.

Раздался телефонный звонок. Оказалось, что мягкое певучее контральто принадлежит личному секретарю доктора Говарда К.Скривена. Отрекомендовавшись, обладательница контральто спросила, не будет ли господину доктору Ли угодно в 9 часов 30 минут прибыть во Дворец Мозгового треста, чтобы встретиться там с доктором Скривеном. Ли ответил утвердительно…

…Путь через площадь был недолог. И едва Ли очутился у входа в гигантскую бетонную пирамиду Дворца, как сразу вспомнил здание Пентагона в дни войны. Перед ним с первых же шагов возникло множество препятствий. В вестибюле пришлось стать в очередь к бюро пропусков. По телефону проверили вызов и лишь после этого выписали пропуск. Потом какая-то личность, видимо детектив, привела гостя к лифту-экспрессу, и приезжий был вознесен на сороковой этаж.

Здесь другой детектив проводил доктора Ли по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой. Далее по широкой лестнице они поднялись на один марш и очутились перед стальной дверью. Она открылась автоматически. Навстречу потоками хлынул солнечный свет.

— Входите! — сказал страж, пропуская ученого вперед. Как только доктор Ли последовал указанию, дверь бесшумно закрылась.

От представшего ему зрелища гость из Австралии окончательно оторопел. Он не ожидал ничего подобного. «Вхождение» оказалось скорее «выходом»: будто остались позади своды подземелья, а вышел он навстречу ослепительному солнечному свету. Здесь, на вершине огромного здания, был совсем особый, ни с чем не сравнимый мир.

Просторная терраса, превращенная в висячий сад, была вымощена гранитными плитами.

В центре этой оранжереи, напоминающей зимние сады фешенебельных клубов, находился каменный навес, невысокий, нарочито неправильной формы, словно естественный выступ скалистого утеса. Стен совсем не было видно, так густо оплели их вьющиеся растения. Массивные опорные колонны несли громаду перекрытия. Архитектура этого сооружения была как бы синтезом мегалитических построек глубокой древности с творениями великого зодчего современной Америки Франка Ллойда Райта. Своеобразную монументальную беседку осеняли тенистые деревья. Листочки молодых берез трепетали под дуновением свежего ветерка. Из расселины скалы доносилось умиротворяющее бормотание источника. Маленький ручей, прихотливо извиваясь, несколько раз пересекал усыпанную гравием дорожку. И лишь один звук не гармонировал со всей этой пастушеской идиллией — нервное постукивание пишущей машинки! Шел этот звук от каменного стола, а вид у стола был такой, будто он служил еще египетским фараонам. Когда Ли приблизился, машинка сразу умолкла и знакомое звучное контральто, памятное по телефонному разговору, произнесло несколько приветственных слов:

— Вы, конечно, доктор Ли из университета Канберры? Очень рада с вами познакомиться. Садитесь, пожалуйста! Как вы долетели? Меня зовут Уна Дальборг. Я личный секретарь доктора Скривена.