Старый лорд Тедеску и в хорошем настроении терпеливостью не отличался. Микаш опорожнил в себя несколько черпаков воды, чтобы промочить ссохшееся горло, и поспешил на встречу с хозяином.

Микаш нашел его в малом каминном зале на втором этаже. Лорд Тедеску стоял у круглого дубового ствола, на котором лежали распечатанные письма, и беседовал о чем-то на повышенных тонах с собственным сыном. Микаш замер на пороге и прислушался.

— Маршал Комри пишет, что может взять тебя командиром звена, — лорд Тедеску вручил сыну одно из писем.

Тот пробежался глазами по письму, лицо раскраснелось от возмущения, во взгляде плескалось бешенство.

— То есть как нет опыта? — возмущался Йорден, широко раздувая ноздри. — А гыргалицы и эти, как его? Палески! Не стану я рядовым служить, прямо как какой-то босяк! Почему маршал Комри не может никого подвинуть ради меня? Я же высокородный, а не абы что!

От досады Йорден скомкал письмо и швырнул в камин.

— Да, авалорский выскочка тот еще самодур. Некоронованным королем себя возомнил. Забудь и наплюй: я же говорил — дурная затея. Хоть в его армии и герои все как на подбор, а живут очень недолго. Не для тебя такая служба. — Лорд протянул ему серебряный медальон, в котором обычно хранились миниатюрные портреты: — Вот, это гораздо интересней. За тебя посватали дочь лорда Веломри.

Йорден рассвирепел еще больше:

— Жениться? Ни за что!

По лицу лорда Тедеску было заметно, что он стремительно теряет терпение.

— Ну уж извини, это приказ совета ордена. Уж не знаю, кого они решили таким образом приструнить, меня или белоземского гордеца, но тут уж ничего не поделаешь. Воля совета — закон.

— Ох ты ж, какая немочь бледная, — покривился тот, разглядывая изображение внутри медальона. — Небось даже ухватиться не за что.

— Хвататься за шлюх в борделе будешь, а это высокородная леди. Обидишь — ее папаша тебя в порошок сотрет. Про крутой нрав белоземцев легенды слагают. И скажи спасибо, что она молоденькая совсем. Такие обычно кроткие и непритязательные, а с возрастом, глядишь, поправится и похорошеет.

— Но я не хочу! Дражен с Фанником старше меня, а о женитьбе не помышляют.

— Они не наследники высокого рода. Сделаешь ей ребенка, и тебя не то что во главе звена поставят, целый отряд выхлопочут. Я прослежу.

— Но…

— Не смей прекословить. Ступай собираться, завтра же поедешь в Белоземье на помолвку.

Йорден недовольно закатил глаза и, шаркая ногами, потянулся к выходу.

— И почему всего приходится добиваться таким несуразным способом? — вопрошал он в пустоту, пока не столкнулся нос к носу с Микашем: — Чего пялишься, пентюх?!

Тот посторонился. Йорден удалился, а вместо него в зал забежала старая серая борзая. Колыхались ее обвислые от бесконечных выводков щенят соски. Любимица лорда.

— Эх, Моржана-Моржана, что с нашей молодежью стало? Совсем жить разучились, ни ума, ни силы нет, — он подозвал собаку и потрепал ее по ушам.

Налил в кубок вина из оставленного слугами на столе кувшина и, присев на колени, протянул любимице. Она самозабвенно лакала, разбрызгивая вокруг бордовые капли.

— Чего в углу жмешься, как тать какой, выходи на свет! — позвал лорд, выпрямляясь в полный рост. Пьяная собака распласталась у его ног.

Микаш вошел в зал и встал перед ним. Если Йорден был пухлым и мягкотелым, то его отец был скорее грузным, с одутловатым лицом и руками. Из растительности на голове сохранились только пышные развесистые усы.

— Что за вид?! — придирчиво оглядел он Микаша с ног до головы, подмечая грязную и драную одежду, взъерошенные и слипшиеся в сосульки волосы и помятое со сна лицо с залегшими над высокими скулами тенями. — Можно вытащить дворнягу с помойки, но помойку с дворняги не вытащишь, а Моржана? — он снова склонился к собаке. Та заискивающе заглянула ему в глаза.

— Я хочу уйти, — решительно объявил Микаш. — Меня обещали посвятить в орден за хорошую службу, но я хожу в оруженосцах уже шестой год и прекрасно понимаю, что к рыцарству меня никогда не допустят. Я ничего не требую и ни в чем никого не упрекаю. Отпустите меня с миром.

— Ах ты, неблагодарный щенок!

Собака подорвалась и злобно гавкнула.

Мясистая ладонь лорда Тедеску со свистом врезалась в щеку Микаша, аж из глаз искры посыпались. Голова загудела еще сильнее, потекла кровь из разбитой губы. Но он стоял, ни одним движением не выдавая слабость.

Собака продолжала рычать, а ее хозяин разразился гневной тирадой:

— Э то после того, как я нашел тебя полудохлого посреди пепелища, выходил и выкормил? Я выучил тебя как собственного сына!

Хотелось добавить, что только потому, что его сын оказался к учебе неспособным, но Микаш прикусил язык.

— А сколько раз я тебя с того берега вытаскивал? Сколько раз латал и выхаживал, когда твои кишки наружу вываливались?

В двенадцать лет патетичные речи может и производили на Микаша впечатление, но теперь становилось противно от собственной глупости.

— Я отплатил за ваши милости сполна. Я проходил за вашего сына и других высокородных испытания, пока их родители отваливали вам за это свое золотишко. Я прикрывал их грудью, когда они искали славы в бесполезных схватках. Моими стараниями, моим потом и кровью вы заполнили весь этот зал трофеями.

Микаш обвел рукой выставленные повсюду чучела, рога, зубы и когти, шкуры на стенах и полу, огромные круглые панцири.

Лорд Тедеску скривился и сложил руки на груди:

— Потерпи чуток, и получишь свое рыцарство. Будешь у моего сына помощником в отряде. Думаешь, где-то теплее местечко найдется?

— Мне не нужно теплое местечко. Я хочу защищать людей от демонов и искупить свою вину, а не тратить время на ваши утехи.

— Бешеных псов убивают, мой мальчик, как только они пытаются откусить руку, которая их кормит, — старый шакал сменил тактику: говорил тихо и нарочито ласково, что совершенно не вязалось со смыслом слов.

Впрочем, даже это уже не пугало. Пора детства безвозвратно ушла.

— Вы перепутали собаку с волком. Убивайте, коли хочется. Терять мне нечего.

Молчание затягивалось, становилось густым и будто искрило от напряжения. Микаш отвернулся и зашагал к выходу. Ударят в спину — так тому и быть.

— Стой! — окликнул лорд Тедеску, когда Микаш уже ступал за порог. — Последнее поручение исполни, и можешь проваливать.

Микаш с трудом сдержал торжествующую ухмылку. Что ж, стремительно матереющий молодой волк оказался старому шакалу не по зубам.