- А как Игнат? - спросила Наташа о дворецком Винтерштернов. Немногословный Игнатий умел появляться словно из пустоты именно когда был нужен, и предугадывал желания хозяев, ведя управление домом со шпилем твердой рукой.

- Все такой же. Ты бы видела, Ната: тут вся дорога, до самого Пятого километра, усыпана ветками, цветами и обрывками венков, а во дворе дома и вокруг него - ни листочка, ни ленточки! Игнатий точно волшебник: как только он это делает?..

- Спроси у него.

- Ага, так он и ответил. Ну как вы едете?

- Стоим, - ответила Наташа, - техническая стоянка.

- Фима там нормально себя ведет - обостренная интуиция цыганки почти никогда не подводила Беллу. - Ни с кем не воюет?

- Нормально, - Наташа оглянулась в сторону купе. Дверь была открыта. Купе пустовало. "Может, пошел на площадку, сделать селфи? А я увлеклась разговором и не заметила...". Навицкая прислушалась, надеясь услышать баритон Ефима из купе проводников или с площадки, но в вагоне стояла сонная послеобеденная тишина. Оба "уголка задумчивости" оказались свободны.

- Будет шалить - ты ему сразу по рукам, - посоветовала Белла, хихикнув. - А я уж ему на месте добавлю!

- Непременно, - пообещала Наташа, попрощалась и вышла на площадку, где скучала молоденькая проводница.

- А он ушел, - ответила девушка на ее вопрос о Ефиме.

- В ресторан?

- Нет, вон туда, - проводница указала в другую сторону. Туда, где находился пятый вагон.

"Фима, ты сам не лучше этого горлопана! Только бы успеть, пока он полвагона не разнес в пылу гнева!".

Наташа спешно заперла купе, пересекла СВ, два купейных вагона и наконец очутилась в пятом, плацкартном. В межвагонном пространстве мрачно курили две дородные девицы в коротких, на грани приличия, шортиках и долговязый парень, щеголяющий в тех самых "гавайских бриджах", больше всего похожих на мятые ситцевые семейные трусы до колена.

- Вы не видели тут мужчину в джинсах и серой рубашке? - спросила Наташа.

- Минут пять назад прошел здесь, нам навстречу, - ответила одна из кустодиевских нимф, благоухая смесью запахов пота, сигарет, семечек и перченого "Доширака". Похоже, в пути эти дамы не обременяли себя мытьем и чисткой зубов, предпочитая потратить это время на еду.

В вагоне было очень тесно, душно и шумно. Наташе показалось, что в проходах и отсеках резвится не три десятка детей, а несметное множество. Они бегали, лазили по полкам, гомонили, ссорились из-за игрушек, эмоционально обзывая друг друга "туалетными" эпитетами и налетали на взрослых. Под ногами валялись игрушки. Судя по запаху, кто-то уже давно забыл вынести детский горшок. Пышнотелая молодуха кормила грудью младенца на боковом месте, не удосуживаясь даже отвернуться или прикрыться и совершенно не смущаясь скоплением людей вокруг. Другая молодая мать с басовито кричащим годовалым карапузом на руках сварливо ругалась с воспитательницами, требуя унять их воспитанников, чтобы она могла уложить поспать ребенка. Две воспитательницы так же раздраженно отвечали ей, что у них дети не хуже, "и вообще, когда ваш пол-ночи всему вагону уснуть не давал, никто не возмущался, мы же с пониманием, а вы вон как!".

Оба туалета были заняты, но из-за одной двери доносились капризное хныканье ребенка и ласковая воркотня бабушки; за второй дверью кто-то, сопя и фыркая, умывался.

Наташа толкнула тамбурную дверь. И сразу увидела широкую спину Когана, а из-за его плеча виднелась бледная до синевы, мокрая от испуганного пота физиономия скандалиста. Ефим крепко пришпилил его за футболку и прижал спиной к стене, а перед его носом держал крепкий кулак.

- Вот жаль, что таких, как ты, ушлепок, в 45-м не всех размазали, - тихо, но угрожающе рокотал адвокат. - И если ты еще раз раскроешь свой поганый рот насчет моей национальности, или рожу скроишь по поводу курения... Ты меня понял? - кулак угрожающе задвигался перед носом скандалиста, багровея ладонью и белея костяшками. - Не слышу: ты все понял?

- Я в полицию... Вас с поезда снимут, - сипел скандалист.

- Давай, беги, только нос я тебе все равно расквашу. Тебе мой нос не нравится, а меня твой бесит. Ничего меня не снимут, я все подходы знаю! Штраф уплачу, а тебемозги вправлю!

- Фима, прекрати, - Наташа потянула Когана за рукав. - Пошли. Не заводись!

- Я тебя предупредил, - Ефим нехотя выпустил скандалиста.

- А в полиции учтут то, что вы его сами спровоцировали, - обернулась Наташа к присмиревшему пассажиру пятого вагона. - Я, как свидетель, подтвержу!

- Ишь, на СВ катаетесь, ворюги, "новые русские", - донеслось им вслед из-за закрывающейся двери тамбура. Крикун явно хотел оставить последнее слово за собой.

- Завидуй молча! - тренированный долгими годами службы в ВДВ голос Наташи скандалист должен был услышать даже через закрытую дверь.

- Белла звонила, - сообщила Навицкая по дороге в их вагон, - в Севастополе штормовое предупреждение, - она пересказала новости, услышанные от подруги. Над сорванными шариками Ефим от души посмеялся, узнав о рисовании, пригладил холеную шевелюру: "Надо будет посмотреть, что у них получится! Может, не хуже "Девятого вала"!"; об Игнатии сказал: "Респект, наш человек, сразу видно!". Узнав об упавшем дереве, адвокат помрачнел:

- Эх, чует моя чуйка, не избежать нам проблем с этой стихией!

В купе им принесли чай из ресторана, поезд наконец-то отправился дальше, и Ефим указал рукой с бутербродом в окно:

- Ты посмотри, и тут все ходуном ходит! Как бы нам на переправе не зависнуть!

- Может, откроют мост, если пролив сильно заштормит.

- Ага, щас. Работы-то еще не закончены, пока они идут - едва ли по мосту будут пускать транспорт, да и, наверное, из-за погодных условий их притормозят - они же не хотят, чтобы им всех рабочих в пролив сдуло! - Коган поймал падающую с хлеба красную икринку. - Да, похоже, не миновать нам проблем!

*

В Россоши поезд остановился уже вечером, но на ярко освещенной платформе царило оживление. Зазывно выстроились разнообразные посудины с золотящимся при свете фонарей медом в витринах магазинчиков, расставленных так, чтобы двери вагонов открывались как раз напротив них. Толпились коробейники с объемистыми сумками, переносными холодильниками и коробами; сверкали цветные лампочки над палатками с мороженым, водой и прочими товарами, которые могут понадобиться в дороге.

На вышедших из вагонов пассажиров тут же налетели со всех сторон:

- Пирожочки домашние, свеженькие, горячие!

- Фрукты, ягоды! Подходим, пробуем, выбираем!

- Рыба вяленая, копченая!

- Пиво, вода, сигареты! Кому?

- Шали, носочки теплые, шапочки, наколенники!

Торговля шла очень бойко, пассажиры охотно расхватывали горячую еду и местные сувениры; у магазинчиков с медом моментально выстроились очереди. Ефим оказался у окошечка первым и через пару минут уже подошел к Наташе, торжествующе держа две внушительных банки в виде медвежат, одну протянул ей, и тут же протянул коробейнице деньги за пирожки:

- Знай наших, Наташа, со мной не пропадешь!

- Это верно, - пока Ефим покупал мед, Навицкая успела приобрести шаль для мамы, симпатичные шапочки для сестер и носки с уморительными кошачьими мордочками на щиколотках себе и пачку сигарет.

От пятого вагона донеслось знакомое ворчание; Наташа и Ефим обернулись в ту сторону - и прыснули. Скандалист наскакивал на продавщицу пирожков, маленькую круглолицую старушку в белом платочке, и грозился написать жалобу в Роспотребнадзор о незаконной торговле.

- Слышь, мужик! - раздался могучий бас еще кого-то из пассажиров. - Достал, блин, трещишь, как сорока! Нужны пирожки - покупай, нет - так отвали, дай другим купить!

Скандалист опасливо попятился, пропуская двух крепких парней, соседей по вагону, желающих приобрести пирожки.

- Отдохни уже, - посоветовал ему второй крепыш, забирая пакет с пирожками и сдачу, - помолчи хоть малехо, будь другом!