Снова состоялась процедура представления. Скорее, дежурная, потому что все в отряде и так уже узнали, что прилетели два тележурналиста, но Батя велел отправить их обратно.

– Ну-с, прошу садиться, – бодро произнес доктор. Офицеры потеснились. Фролов, Мукусеев и Ножкин сели к столу.

– А теперь, – сказал доктор и внимательно всех осмотрел. – А теперь, господа офицеры, сурпрыз…

Жестом фокусника он извлек из чемоданчика бутылку «столичной». Все загудели… потом док извлек вторую, потом третью. Появление каждой бутылки сопровождалось гулом. Только один Фролов молчал.

– На что особо прошу обратить внимание… – сказал доктор и взял в руки одну бутылку. – На что я прошу обратить внимание, господа офицеры?

– А на что, док? – спросил кто-то.

– Холодная, – торжественно произнес док. – Водка-то холодная!

Все стали трогать бутылки, цокать, качать головой и спрашивать: а как тебе это удалось, Гена? А Гена отвечал: секрет фирмы. Запатентую – разбогатею.

Мукусеев и Ножкин вместе со всеми улыбались. Они пробыли в Афгане почти месяц и отлично понимали, что глоток холодной «столичной» в Москве и этот же глоток в афганской пустыне не одно и то же.

– А теперь, – торжественно сказал док, – главное. – Все замолчали, все замерли в ожидании. А доктор запустил руку в свой чемодан и извлек из него… стеклянную банку с маринованными грибами. По палатке прокатился вздох.

Рыжики! Маринованные рыжики на юго-востоке Афгана… это почти фантастика. Этого вообще не может быть. Но стеклянная литровая банка с желтой жестяной крышкой стояла посреди стола и сверкала в ярком свете двух лампочек. На нее смотрели как на чудо… Маринованные рыжики!

– Может, на Новый год оставим? – неуверенно спросил кто-то.

– До Нового года еще дожить надо, – глухо сказал капитан Фролов… и стало очень тихо. Выстрелила и погасла одна из лампочек. Фролов взял бутылку, сорвал золотистую крышечку. – Давайте… помянем Сашку.

Он налил себе водки в алюминиевый колпачок от фляги, выпил, встал и вышел из палатки.

– Джинн, – окликнул его доктор, но Фролов уже исчез, и только брезентовый полог качнулся…

«Столичная» кончилась враз – что такое три бутылки на двадцать мужиков? «Столичная» кончилась, но появился спирт. Пили аккуратно, сдержанно, но все равно захмелели. Доктор рассказывал про свой отпуск, про то, что в Союзе теперь борьба с пьянством и в его родном Брянске уже огромные очереди за водкой. Про то, что сын у него уже вовсю начал говорить и говорит очень смешно. Про то, что новый генсек Горбачев мужик, кажется, стоящий, решительный, не в пример старым пердунам-губошлепам.

– Гена, – сказал Мукусеев, когда уже подзапьянели и общий разговор разбился на отдельные компании. – Гена, а вот Олег… капитан Фролов… почему он Джинн?

– Олежек-то? Дак ведь он переводчик… на пушту и на дари шпарит как мы с тобой по-русски. Золотой мужик! К «Знамени» представляли его, да что-то там не заладилось.

– Переводчика – к ордену Красного Знамени? – удивился Ножкин.

Доктор усмехнулся:

– Разные, Витя, бывают переводчики. Есть, которые в штабах сидят, а есть, которые караваны берут… Джинн с напарником своим, Сашкой Сейфуллиным, в банды вдвоем ходили. Понял?

– Нет, не понял.

– Ну, все тебе сказать-то я не скажу. Только пойми простую вещь: воевать по-разному можно. Можно – автоматом, а можно головой. Джинн с Сашкой чудеса творили… Но для этого нужно не только язык и обычаи знать. Для этого нужно знать, как зовут вождей местных. Всю их родню. Кто за кого дочку замуж выдал. Кто с кем враждует, у кого какие пристрастия, слабости, увлечения. И вот тогда…

– Док, – сказал один из офицеров негромко. – Док, ты закусывай, закусывай.

Доктор запнулся, замолчал, потом произнес:

– В общем, убили Сашку два дня назад… тоскует Джинн…

Когда московские журналисты вернулись в «свою» палатку, капитан Фролов по кличке Джинн спал. На полу стояла полупустая бутылка виски.

Утром они ожидали «депортации» в Кабул. Еще вчера, слушая разговоры офицеров, Мукусеев и Ножкин поняли, что попали в очень непростую часть… Но аббревиатура ГРУ еще не была известна широкой публике. В 1984-м в Лондоне вышла книжка предателя Резуна «Советская военная разведка», но в Союзе ее знали только те, кто и так был осведомлен о существовании и работе Главного разведывательного управления ГШ ВС СССР.

За измену Родине подонка Резуна заочно судила Военная коллегия Верховного Суда. Приговор – смертная казнь. Подонок, однако, живет и процветает в Лондоне, а книжки его клеветнические бродят по всему свету.

Итак, они поняли, что попали в какую-то особенную часть. А еще поняли, что Фаридов снимать им не даст и «депортирует» в Кабул. Но вышло все по-другому – с утра в гарнизоне наметилось вдруг оживление, суета. Забегали бойцы и офицеры, началось авральное «наведение порядка».

Виктор Ножкин почесал в затылке и сказал:

– По-моему, Владимир Викторович, здесь ожидается появление верховного начальства. Портки с лампасами летят… Или я ничего не понимаю в традициях Советской Армии.

Он оказался прав – в гарнизон прилетели проверяющие из министерства обороны. Лампасами, правда, не сверкали – все были в полевой форме, но все равно видно – генералы пожаловали.

…Личный состав построили на плацу. Палило солнце, раскаленный воздух над пустыней дрожал. Генерал-майор Лощенков, перебравший вчера коньяку, покрывался противным липким потом. Он был раздражен. Он вообще не хотел лететь в этот сраный Афган, но тесть – замминистра обороны – сказал: надо авторитет зарабатывать, Костик. Ты туда сгоняй на недельку – зачтется… С тестем спорить бессмысленно, и Лощенков полетел «зарабатывать авторитет». А теперь мучился от жары, похмелья и вялотекущего расстройства желудка… Интернациональный долг, мать его в дышло!

– Здравжлам, товарщгенералйор, – прокатилось над плацем.

– Вольно, – скомандовал Лощенков и… увидел Джинна. И полковник Фаридов увидел Джинна. И вся свита генерала увидела Джинна.

Джинн шел за «спиной» строя. Он был в камуфляжной куртке и штанах, кроссовках, с трофейным «маузером» в деревянной колодке. В левой руке он нес пустую бутылку из-под виски – Джинн шел к доктору попросить спирту.

– Это что за чудо, полковник? – спросил Лощенков у Фаридова. Фаридов молчал… а что тут скажешь?

– Это что еще за анархист? – спросил Лощенков громко, и весь строй невольно обернулся и посмотрел туда, куда смотрели генерал и его свита… А Джинн шел не замечая ничего. Он был пьян.

– Я вам все объясню, товарищ генерал-майор, – негромко сказал Фаридов и скомандовал замполиту:

– Уберите капитана Фролова.

– Отставить, – скомандовал Лощенков. – Пригласите товарища капитана сюда, товарищ майор.

Замполит посмотрел на Фаридова. Фаридов отвернулся. Замполит побежал к Джинну. Все молчали, и тишина была очень нехорошей… Джинн подошел строевым шагом. Деревянным шагом пьяного, который хочет скрыть опьянение.

В двух метрах от генерала он остановился, попытался было отдать честь, но сообразил, что без головного убора. Вид у Джинна был, конечно, карикатурный и определение «анархист», которое дал ему Лощенков, подходило как нельзя кстати. Бутылку замполит у Джинна отобрал, но «маузер» времен гражданской войны висел на ремне через плечо.

Джинн, глядя стеклянными глазами, представился, и Лощенков, ухмыльнувшись, весело спросил:

– Ты откуда такой вылез, капитан?

И все вздохнули с облегчением – стало ясно, что барин не гневается, что облик «анархиста» его позабавил и дело, скорее всего, кончится очередной армейской байкой, которую генерал будет рассказывать за пивом в подмосковной баньке «для белых людей»

Генеральская свита заулыбалась, и даже Фаридов выдавил из себя кривую улыбку. В строю кто-то хохотнул.

– Мы с вами, генерал, на брудершафт не пили, – отчетливо выговаривая слова, произнес Джинн. – И тыкать мне не надо. – Улыбка сползла с лица генерал-майора.

К Ножкину подошел замполит Приходько, хмуро сообщил: