Держаться за каждый клочок земли было бы глупо в этой ситуации. Ведь резервов не было, чтобы разменивать людей на территорию. Поэтому Берлин решил применить тактику конфедерации в годы Гражданской Америки в США, разменивая территорию на людей. То есть, «боши» начали изматывать противника оборонительными боями и отходить, выигрывая время для подготовки мощных оборонительных рубежей на непреодолимой для французов преграде – Рейне…. А французы, пытаясь догнать супостатов и навязать им генеральное сражение, раз за разом умывались кровью, натыкаясь на ожесточенное, но непродолжительное сопротивление на новых рубежах. Натолкнулись. Попытались сковырнуть. Подтянули тяжелую артиллерию. Начали «утюжить» позиции. А толку нет. Немцы оттуда уже снялись, оттянув последний заслон с началом артподготовки. И так раз за разом. Однако французы продвигались, освобождая свою территорию и стремясь принести войну на земли врага. Тем более, что, не заняв вражеской территории, довольно глупо и жалко будет пытаться просить ее во время мирных переговоров. А французы жаждали платы за свою кровь, страх и страдания. Большую плату. В частности, по всей Франции стал невероятно популярным лозунг отъема у Германии Рейнского промышленного района. Чтобы лишить этого агрессора фабрик и заводов, защитив мир от его новых посягательств. И было бы справедливо, если бы французы, как наиболее пострадавшие в этой войне, получили этот район. Так что, несмотря на все усилия немцев, боевой дух французов был на высоте, и они продолжали давить и наступать. В то время как сами немцы, и, прежде всего пехотные части, этот самый боевой дух теряли с каждым днем боев. Отступления – не мотивируют, знаете ли. Тем более, что в целом обстановка на фронтах складывалась мрачная.

Максим нервно жевал соломку и смотрел на карту. Значки и пометки на ней, складывались в его голове в целые образы и даже кинематографические композиции. Вот – маршевые колонны стремятся как можно скорее достигнуть назначенных им рубежей, надрываясь на марше. Вот корпусные склады и толпы мужчин, решающих весьма нетривиальные задачи снабжения. Вот редкие, жидкие перестрелки немногочисленных сил, время от времени происходящих в горах…

Общая обстановка и успехи Меншикова при Флоренции и Вероне убедили правительство Рима в правильности сделанного выбора. И на Меншикова увеличили ставку. Как в казино. То есть, временное правительство Римской Империи присвоило нашему герою звание генерала, нарезало участок фронта и начало усиливать его, вводя в подчинение самые боеспособные роты и батальоны. Все-таки сражение на французской границе с австро-венграми немало потрепало итальянскую армию и далеко не все ее подразделения были способны продолжать войну.

Собственных наград у новообразованной Римской Империи не было. Поэтому для придания пущего веса в глазах окружающих это дело хоть как-то компенсировал Папа Римский. За битву при Флоренции он наградил Максима орденом Золотой шпоры, а за Верону – военным орденом Христа. То есть, высшими наградами Святого престола. Что было само по себе довольно уникально, ведь Меншиков не был католиком. Впрочем, эффект это дало весьма немалый, так как католиков хватало в самой Италии, и они оценили отношение Папы к этому иноземцу.

Когда Максим понял, что ему придется руководить столь сложной операцией, то пришел в шок близкий к ужасу. Он и во время сражения под Вероной едва справлялся. А это было оборона и войск под его началом находилось куда как меньше. Но, поняв, что это единственный шанс прорваться в Великое княжество Вендское с верными ему людьми без каких-либо значимых потерь – взялся за дело с особым энтузиазмом.

Прежде всего, он начал загружать на грузовики полка людей и отправлять маршевыми колоннами к наиболее опасным участкам. Прежде всего – перевалам и высоткам, контроль над которыми мог бы привести к доминированию на наиболее ключевых направлениях. Само собой – при поддержке бронеавтомобилей, которые обеспечивали необходимую устойчивость маршевых колонн.

Грузовики разгружались и возвращались. Но только для того, чтобы снова оказаться забитыми людьми под завязку и снова двинуться вперед – на рубежи австрийской обороны. А иной раз не просто загружались, а еще и прицепы захватывали с полезными грузами. Водители падали от усталости. Однако времени на отдых не было. Каждая секунда повышала шанс фиаско. Поэтому им скармливали «бодрящий белый порошок», чтобы поднять работоспособность и свежесть хотя бы еще на несколько часов. И снова отправляли в рейс.

Жестокий и безнравственный поступок… на первый взгляд. Однако именно он позволил итальянским войскам под руководством Меншикова опередить в развертывании на поле боя своих противников. Из-за чего «макаронники» смогли занять оборону прежде, чем австро-венгры подойти. А следовательно – успели окопаться и приняли «австрияков» плотным огнем с укрепленных позиций. Решительного перевеса сил у Двуединой монархии на данном участке не было, да и взяться им было неоткуда. Поэтому Вены начались проблемы и их план по закрытию границы начал стремительно буксовать.

Максим же ждал. Нутром чуял – надо давить, прессовать и наступать. Но его полк был пуст. Боеприпасов практически не осталось. Да и с запчастями имелись проблемы из-за чего уходить в продолжительный рейд было бы очень рискованной затеей.

Еще 5 июня, поняв, что завис в Вероне надолго, он заказал доставку всего необходимого своим доверенным людям. Из России через Швецию. Из Соединенных Штатов – по Атлантике. Заказал. И ждал, держа невозмутимый вид. Отчаянно боялся упустить момент. Чуть не стонал в голос от обуревающих его волнений, но держался и сохранялся внешнее спокойствие.

И вот, наконец, пришел железнодорожный состав из Франции. Хоботов загрузил шведский корабль и рискнул, отправив его сначала к берегам Швеции, а потом бочком-бочком и через датские проливы. Присутствие германского флота в Балтике было минимальным из-за потери практически всех баз. Русские ведь уже находились в Померании, контролируя и Кёнигсберг, и Дацинг, и Штеттин. Однако определенные риски все же оставались. Дальше было Северное море, но там безраздельно господствовал Британский флот, так что прорыв транспорта в один из портов Франции был делом в целом безопасным.

Флот… да… В 1915 году Германия решила объединить свой ударный кулак с итальянским, чтобы гарантированно блокировать силы Антанты в Средиземном море. То есть, Ютландского сражения не произошло. На какое-то время это дало свой эффект. Однако выходка Меншикова и переход Италии на сторону Антанты, вынудило германский флот спешно покидать свои итальянские базы. А куда дальше? Прорываться на север мимо берегов Франции и через Ла-Манш? Прямо в объятия решительного генерального сражения с превосходящими силами англичан? Или отходить на восток – к османам, с риском оказаться запертыми там в смертельной ловушке? Ведь если они туда отойдут, Антанта сможет потихоньку накопить силы, сосредотачивая их на театре боевых действий. Как итог – Кайзермарине будут вынуждены иметь дело с еще более превосходящими силами англичан, подпертыми их союзниками, нежели в Ла-Манше. И отступать или прорываться им окажется по сути – некуда.

Поэтому плюнув через левое плечо, прямо в лицо старшему помощнику капитана, адмирал Франц фон Хиппер повел свои корабли в Гибралтар с тем, чтобы дать бой англичанам здесь и сейчас. Надеясь на то, что они не успеют подготовиться.

Все члены экипажей – от капитанов до матросов знали, что идут, скорее всего, на верную смерть. И понимали, что альтернатива – хуже. То есть, либо смерть после долгого и мучительного ожидания, либо позор капитуляции. Что и определило многое в развернувшимся у берегов Бретани сражении.

Англичане, имея преимущество в числе, водоизмещении и бортовом залпе – осторожничали. А вот немцы шли на прорыв с совершенно самоубийственной дерзостью и наглостью. Оказавшись в ситуации, близкой к той, в котором оказались русские при Цусиме, они смогли выйти из нее достойно и в целом – успешно.